- Бесплатная выпивка, - благоговейно произнес Джик, подставляя бокал под нежную золотистую струю и глядя, как подпрыгивают вырвавшиеся из бутылки обильные пузырьки. - Совсем неплохо, - оценил он, попробовав, и поднял бокал. - За искусство, боже, сохрани его Душу.
- Жизнь коротка, искусство бесконечно, - сказал я.
- Мне это не нравится. - Сара окинула меня тяжелым взглядом.
- Это любимые слова Альфреда Маннингса. И не беспокойся, любовь моя, он прожил больше восьмидесяти лет.
- Надеюсь, ты тоже проживешь.
Я допил свой бокал. На Саре было кремовое платье с золотыми пуговицами, хорошо сшитое и немного строгое. Выражение лица воинственное, как и подобает бойцу на передовой линии фронта.
- Не забудьте, - напомнил я, - если увидите Уэксфорда или Зеленна, убедитесь, что они тоже вас видят.
- Дайте мне еще раз взглянуть на их лица, - попросила Сара.
Я вынул из кармана маленький блокнот для набросков и передал ей, хотя она вчера весь вечер за ужином изучала их лица.
- Если они похожи на эти портреты, - вздохнула она, - наверно, я узнаю их. Можно, я возьму рисунки с собой? - Она положила блокнот в сумочку.
- Отдай Тодду должное, - засмеялся Джик. - Он умеет схватить сходство. Конечно, у него нет воображения. Он рисует только то, что видит. - Как обычно, в его голосе звучало искреннее презрение.
- Вы не сердитесь, Тодд, что Джик говорит такие ужасные вещи о вашей работе? - спросила Сара.
- Зато я точно знаю, что он думает о ней, - улыбнулся я.
- Если тебе от этого станет легче, - обратился Джик к жене, - я скажу, ведь Тодд был звездой нашего курса. Конечно, в художественной школе ничего не понимали в искусстве.
- Вы оба сумасшедшие.
Я посмотрел на часы. Мы допили шампанское и поставили бокалы.
- Поставьте за меня на победителя, - попросил я Сару, целуя в щеку.
- Удача может изменить вам.
- Поставьте на номер одиннадцать, - усмехнулся я.
Глаза у Сары потемнели от плохих предчувствий. Борода Джика торчала под углом «плохая погода», он тоже предвидел шторм.
- Ну, пора, - весело сказал я. - Увидимся позже.
Я проводил их глазами до двери. Хорошо бы нам всем оказаться подальше от Мельбурнского Кубка, и чтобы день был самый обыкновенный. Больше всего на свете я хотел бы не делать работу, которая предстояла. Интересно, другие тоже дрожат перед выполнением задачи, которую сами себе поставили, тоже мечтают о том, чтобы она никогда не приходила им в голову? По-моему, начало всегда хуже всего. Когда человек уже включился, он вынужден продолжать. Но если есть время отступить, отменить, переиграть, то искушение отказаться от задуманного деморализует.
Зачем карабкаться на Эверест, когда можно полежать на солнце, выставив пятки к небу?
Вздохнув, я направился к окошку кассы и поменял аккредитивы на наличные. Лучше бы не злоупотреблять щедростью Мэйзи, но к тому времени, когда я вернусь домой, вряд ли много останется от выделенных ею денег.
Ждать четыре часа. Я поднялся к себе в номер и, чтобы успокоить нервы, нарисовал вид, открывавшийся из окна. Темные облака словно паутиной опутали небо, сгущаясь в направлении ипподрома «Флемингтон». Хорошо бы заезд на Кубок прошел без дождя, подумал я.
За полчаса до заезда на Кубок я спустился вниз и не торопясь направился к Свенстон-стрит, к торговому центру. Магазины, конечно, были закрыты. День Мельбурнского Кубка - общенациональный праздник. Вся деловая жизнь замирает.
Вынув левую руку из повязки, я осторожно всунул ее в рукав рубашки и пиджака. Человек в пиджаке, накинутом на одно плечо, слишком отпечатывается в памяти. Если держаться большим пальцем за петлю для ремня на брюках, это будет хорошей поддержкой для руки, решил я.
Улица Свенстон выглядела необычно спокойной. Люди по-прежнему с головокружительной скоростью, что вообще характерно для мельбурнских пешеходов, мчались по тротуарам, но не тысячами, а десятками. Трамваи спешили в центр, но свободных мест в них было больше, чем пассажиров. Машины сновали в обоих направлениях, но их водители, рискуя, смотрели не на дорогу, а вниз, настраивая радиоприемники. Пятнадцатиминутный заезд ежегодно останавливает все движение на дорогах Австралии,.
Джик прибыл точно вовремя, ловко завернув специально нанятую серую машину на углу, где я стоял. Он затормозил возле галереи изящных искусств «Ярра-Ривер», вышел, открыл багажник и надел коричневый комбинезон, какие носят складские рабочие.
Я пошел ему навстречу. Он достал маленький приемник, включил его и поставил на крышу машины. Высокий голос комментатора рассказывал о скакунах, которых в этот момент проводили по парадному кругу ипподрома «Флемингтон».
- Привет, - равнодушно бросил он. - Все устроено? - Я кивнул и направился к дверям галереи. Толкнул их. Они были прочно заперты. Джик снова покопался в багажнике и достал очередные плоды своего путешествия по магазинам Элайс-Спрингс.
- Перчатки, - сказал он и протянул мне одни, надевая другие сам. Белые хлопчатобумажные перчатки завязывались шнурками на запястьях и выглядели слишком новыми и чистыми. Я провел перчатками по крылу машины, Джик взглянул на меня и сделал то же самое.
- Шпатели и клей.
Джик протянул мне два шпателя. Обыкновенные хромированные шпатели с плоскими лопаточками на обоих концах, в которых просверлены отверстия для фиксации. Прочные шпатели и довольно большие, чтобы обхватить всей рукой. Я крепко держал один, а Джик намазывал каждую сторону лопаточки со ста двумя отверстиями клеем. Мы не могли с помощью отверстий закрепить шпатель, где хотели, поэтому пришлось воспользоваться клеем.
- Давай другой. А этот можешь держать в левой руке?
Я кивнул. Джик принялся за лопаточку второго шпателя. Один за другим прошли двое мужчин, не обратив на нас ни малейшего внимания. В этом месте нельзя останавливать машину, но никто не сказал нам, чтобы мы отъехали.
По тротуару мы подошли к галерее. Ее фасад не представлял собой одну непрерывную линию во всю ширину здания. Справа от нас в большой нише был главный вход. Его стеклянные двери и витрину, тоже в нише, соединяло окно.
К этой полоске стекла мы, а вернее, Джик на уровне груди прикрепил шпатели. Потом подергал их, они не отрывались. Мы вернулись к машине.
Еще несколько человек прошли мимо нас, повернув голову к машине и слушая голос комментатора из приемника. Они дружески улыбались нам, понимая и разделяя такой общенациональный интерес. С приближением времени главного заезда улица заметно пустела.
«…Хорошие шансы у Винери, который несет цвета мистера Хадсона Тейлора из Аделаиды. Совсем недавно он пришел четвертым в Кубке Колфилда и в Рэндуике вторым после Брейн-Тисера, который победил…»
- Перестань слушать про эти проклятые скачки! - резко приказал Джик.
- Прости.
- Готов?
- Да.
Мы опять направились ко входу в галерею. Джик нес алмаз, который используют, когда вставляют картину в раму. Не глядя по сторонам на возможных прохожих, он с профессиональным мастерством и силой провел острым концом алмаза по стеклу. Я стоял сзади, загораживая его от случайных любопытных взглядов.
- Держи правый шпатель, - скомандовал Джик, когда начал резать стекло полевой, последней вертикали. Никто из нескольких оставшихся на улице людей не обращал на нас внимания.
- Когда стекло пойдет, ради бога, не урони.
- Не уроню.
- Нажми коленом на стекло. Ради бога, осторожнее. Я осторожно нажал на стекло. Джик довел алмаз до
конца второй вертикали.
- Дави мягко.
Я надавил. Джик тоже с силой упирался коленом в стекло. Левой рукой он держал шпатель, а ладонью правой бил вверху по периметру оконной рамы.
В свое время Джик нарезал много стекла, правда, не в таких обстоятельствах. Большая пластина треснула под нашим давлением и резко отделилась от рамы. Теперь весь вес стекла пришелся на шпатель, который я держал правой рукой. Джик подхватил руками отделившийся край и поддерживал его еще коленом.
- Господи, не выпусти.
- Не выпущу.
Когда все стекло отделилось от рамы, оно перестало вибрировать, и Джик перехватил у меня правый шпатель. Без видимого напряжения он вырезал такой кусок стекла, что перед нами открылся проем размером с дверь. Джик шагнул в него, поднял за два шпателя стекло, пронес его несколько шагов и прислонил к стене справа, чтобы нам было удобно пройти.
Он вышел, и мы снова вернулись к машине. Оттуда, в десяти шагах от входа, уже нельзя было заметить, что в галерее вырезано стекло. Но, по правде сказать, на улице и замечать было некому.
«…Большинство жокеев уже в седле, через несколько минут старт…»
Я взял приемник. Джик поменял алмаз на пилу для металла, молоток и долото, потом закрыл багажник, и мы вошли в совсем не ортодоксальную дверь с таким видом, будто это наша ежедневная работа. Часто грабителей выдает желание остаться незамеченными. Если вы ведете себя так, словно имеете право на такое поведение, нужно много времени, чтобы у кого-то закралось подозрение в законности вашего права.
