— Единственный способ сдать — поехать на море заниматься. Запереться в спокойном месте, — он перевел дух и продолжил: — На море, одному — это классно. Можно оторваться.
И на фига он это ляпнул?
Чем ехать на море в одиночку, он лучше бы себе позволил два пальца на руке отрезать. Но он ляпнул это так, наудачу, как рыбак закидывает крючок с хлебом и сыром для тунца.
Никогда не знаешь, вдруг повезет.
И правда, тунец клюнул.
— А можно с тобой? Я не помешаю? Я поругалась со своими, не могу больше… — непринужденно спросила Мартина.
Макс онемел, а потом, еле сдерживая восторг, милостиво согласился:
— Конечно, нет проблем. Если тебе удобно, поедем сегодня вечером.
— Чудно. Хоть позанимаемся.
— Ясное дело, позанимаемся.
Они встретились ровно в семь на станции метро «Ребиббья», недалеко от дома Мартины.
Макс психовал, словно ехал на первое свидание. В некотором смысле так и было. У Мартины не было почти ничего общего с теми девушками, с которым он встречался. Двумя разными. Те бы не поехали на море с незнакомым парнем даже за два миллиона долларов. Жили обе между Париоли, историческим центром, и Флемингом и, наверное, даже не знали, где это — Ребиббья. Да Макс и сам, хотя носил хвост, пять серег в одном ухе, штаны на три размера больше, чем надо, да к тому же побывал в социальных центрах, искал Ребиббью при помощи программы «Весь Город».
Квадрат 12 С2. Окраина. Класс!
Макс считал, что у него может получиться с Мартиной. И пусть он был испорченный богатенький мальчик, жил в Париоли и приехал за ней на «мерседесе», стоившем пару сотен миллионов, и собирался везти ее в трехэтажный дом с сауной, спортзалом и холодильником, похожим на сейф швейцарского банка, его все эти глупости не напрягали. Он хочет быть ударником в группе, а не пахать на дурацкой работе, как папаша.
Они с Мартиной существовали на одной волне, он одевался так же небрежно, как она, они были похожи, хотя и из разных миров, и вскоре обнаружили, что им обоим нравятся «ХТС», «Jesus and Mary Chain» и «Husker Du».
Он не виноват, что родился в Париоли.
И вот они, Макс и Мартина, едут со скоростью сто восемьдесят километров в час на «мерседесе» профессора Мариано Францини, который в эту минуту мирно спит под боком у жены в отеле «Хилтон» в Стамбуле, куда приехал на международный конгресс по проблемам протезирования тазобедренного сустава, уверенный в том, что его новая машина стоит в гараже на улице Монти Париоли, а не попала в руки его злополучного сына.
Ночь, светящаяся цепочками цветных огней. Жара. Рыбаки, жарящие рыбу прямо на лодках. Кальмары в полночь. Прогулки по тропическому лесу. Четырехзвездный отель. Бассейн. Двухдневная остановка в Коломбо, самом красочном городе Востока. Солнце. Пляжный отдых…
Такие картины проносились, как кадры фильма, в голове агента полиции Антонио Баччи, пока он стоял, продрогший, под холодным дождем, в промокшей форме, с жезлом в руках. Он был на взводе.
Проверил время. Сейчас он должен был уже два часа как быть на Мальдивах.
Он все еще не мог поверить. Он стоял под дождем и не мог осознать, что его поездка в тропики накрылась из-за каких-то бездельников.
«Я все устроил».
Он выбил себе отпуск. Антонелла, жена, тоже взяла десять дней. Андреа, сын, отправлен к бабушке. Он даже купил себе силиконовую маску для подводного плавания, ласты и дыхательную трубку. Сто восемьдесят тысяч лир псу под хвост.
Если он не сможет с этим смириться, он сойдет с ума. Отпуск, о котором он мечтал пять лет, накрылся в пять минут — столько длился телефонный разговор.
«Синьор Баччи, добрый день, это Кристина Пиччино из „Франкороссо“. Я звоню, чтобы сообщить, что нам очень жаль, но ваша поездка на Мальдивы отменяется по форс-мажорным обстоятельствам».
Форс-мажорные обстоятельства?
Пришлось повторить три раза, чтобы до него дошло, что он никуда не едет.
Форс-мажорные обстоятельства — забастовка пилотов и авиадиспетчеров.
— Ненавижу, гады! — отчаянно завыл он во тьму.
Таких людей он ненавидел сильнее всего. Больше, чем арабских экстремистов. Чем юристов. Чем тех, которые за легализацию. Он возненавидел их твердо и окончательно еще в детстве, когда начал смотреть по телевизору новости и понял, что миром распоряжаются мерзавцы.
«Забастовка на рабочей неделе. Да чего вам бастовать-то?»
У них же все есть. У них зарплата, за которую он все что угодно бы отдал, у них возможность путешествовать, трахать стюардесс и управлять самолетом. У них есть все, а они еще и бастуют.
«И что я могу сказать?»
Что тут мог сказать агент Антонио Баччи, который проводил полжизни на обочине трассы, морозя задницу и выписывая штрафы дальнобойщикам, а вторую половину — в ссорах с женой? Голодовку ему, что ли, объявлять? И помереть с голоду? Нет, лучше уж сразу застрелиться, и дело с концом.
«Пшли нах!»
В конце концов, не в нем дело. Он уж как-нибудь проживет и без этих долбаных Мальдив. С разбитым сердцем, но он протянет. А вот жена нет. Антонелла этого так не оставила. С ее-то характером! Он перед ней за это будет еще тысячу лет в долгу. Она устроила ему сущий ад, словно это из-за него пилоты бастуют. Она с ним больше не разговаривала, обращалась как с чужим, швыряла перед ним тарелку и просиживала целый вечер перед телевизором.
«Почему мне так не везет? Что я такого сделал, за что мне это?
Хватит. Брось. Не думай».
Напрасное самобичевание.
Он поплотнее запахнул куртку и шагнул поближе к дороге. Из-за поворота показались огни фар, Антонио поднял жезл и взмолился, чтобы в этом «мерседесе» сидел пилот или авиадиспетчер, а еще лучше оба сразу.
— Если ты не заметил, тебя полицейский тормознул, — сообщила, затягиваясь, Мартина.
— Где? — Макс резко нажал на тормоз.
Машина завихляла по скользкой дороге.
Макс тщетно пытался справиться с управлением. В конце концов он дернул ручной тормоз (никогда не используй ручной тормоз на ходу!), и «мерседес», вильнув еще два раза, остановился в паре метров от придорожной канавы.
— Ффу-х, вот жопа… — выдохнул Макс из последних сил. — Мы чуть не свалились. — Он был белым как полотно.
— Ты его не видел? — совершенно спокойно спросила Мартина. Словно они на машинках в луна-парке катались, а не неслись по шоссе на ста восьмидесяти, рискуя свернуть шею.
— Да нет…. — Он видел голубой огонек, но принял его за вывеску пиццерии. — Что делать? — Через заднее стекло огонек полицейской машины смотрелся как маяк в бурном море. — Вернуться? — Он не мог говорить. В горле пересохло.
— А я почем знаю… Если ты не знаешь.
— Я б уехал. В такой ливень они не разглядели номер. Я б уехал. Что думаешь?
— Думаю, это полный идиотизм. Они поедут за тобой и обдерут тебя по полной.
— Тогда вернуться, что ли? — Он выключил музыку и подал назад. — Тем более что у нас все в порядке. Пристегнись. И выкинь косяк.
Даже не притормозил.
Выехал из-за поворота как минимум на ста семидесяти и спокойненько поехал дальше.
Агент Антонио Баччи не успел даже номер записать.
CRF 3… Хм. Не запомнил.
О том, чтобы начать преследование, и речи не шло. Этого ему сейчас хотелось меньше всего.
«Сяду в машину, заставлю этого придурка Мьеле подвинуть свою задницу с водительского места, переругаемся, потому что он не захочет, наконец поедем, я как чокнутый помчусь их преследовать, догоню в Орбано, не раньше, а то и в дерево впилюсь. А все для чего? Потому что какой-то недоделанный не заметил поста».
— Ааа. Ну и ночка.
«Через час закруглюсь, вернусь домой, приму душ, приготовлю деревенский суп и пойду спать, а если моя склочная женушка со мной не разговаривает, так и прекрасно. Когда молчит, она хотя бы не ноет».
Он проверил время. Пришла очередь Мьеле дежурить. Он подошел к машине, протер рукой окно и посмотрел, что там поделывает коллега.
Спит! Он дрыхнет!
Он тут торчит полчаса под дождем, а этот засранец сладко посапывает. По правилам тот, кто в машине, должен слушать радио. Если вдруг несчастный случай, а они не отзовутся, у них будут неприятности. И из-за этого придурка ему тоже достанется. Безответственность. Год в полиции работает и считает, что может дрыхнуть, пока за него работают.
И не в первый раз. И вообще Мьеле ему не нравился. Вызывал инстинктивную неприязнь. Когда Баччи ему рассказал, что никуда не едет из-за забастовки пилотов и что его жена взбеленилась, тот ни слова доброго ему не сказал, никак не поддержал, заявил только, что его никогда не наебут туристические агентства и что в отпуск он ездит на машине. Ну и молодец! И рожа у него тупая. Нос картошкой, жабьи глазки. Белобрысые патлы, намазанные гелем. И улыбается во сне.
«Я тут торчу под дождем как дурак, а он дрыхнет…»
