ещё немного поговорили о том о сём, и она ушла. В целом, я была рада её визиту, но отчего-то всё равно после ухода Альки на душе остался неприятный осадок. Неужто из-за Шаламова? Вряд ли. И что ещё примечательно, о Петрове она больше не обмолвилась ни разу. Давала понять, что откровенным отношениям пришёл конец?
Ну а в пятницу ко мне устроили настоящее паломничество. Явились и девчонки из класса, и даже Лёшка Назаров с Потаповым.
— У-у, — протянул Назаров разочарованно, вглядываясь в моё лицо. — А говорили-то говорили: вся избитая-изувеченная. Отец твой такого шороху навёл, что всем было страшно. А с тобой, гляжу, полный порядок.
— А тебе хотелось бы, чтоб меня изувечили? Ну спасибо.
— Так я б тебя пожалел! — широко улыбнулся Назаров.
Потом он в красках рассказывал, какая грандиозная битва развернулась на пустыре ровно неделю назад, как затем приехали откуда ни возьмись милицейские уазики, народ дал деру, но кого успели — того поймали. Сам Лёшка, по его словам, был так увлечён дракой, кстати, с тем рыжим, что не заметил ничего. Даже когда его схватили под белы рученьки, отчаянно выкручивался и вырывался. Собственно, из всей толпы огромной поймали лишь человек шесть-семь, в том числе и Лёшку.
— Одно радует, — криво улыбнулся он, — этого рыжего кабана тоже скрутили.
Потом парни ушли, и девчонки сообщили главную новость — в следующую пятницу будет осенний бал. Признаться, я очень удивилась тому, что отец сподобился на такой щедрый жест. Он вообще ненавидел все эти массовые мероприятия и соглашался на них с большим скрипом. В основном — благодаря уговорам мамы, которую, конечно же, науськивала я, потому что школьные дискотеки — это практически единственное место, где я могла довольно долго находиться рядом с Борей. Пусть не совсем рядом, но всё же. Так что все эти балы я вечно ждала с нетерпением, а в этот раз боялась, что последняя бойня поставила жирную точку в этом вопросе.
— Уже афишу в вестибюле повесили. Для шестых, седьмых, восьмых — в четверг, для девятых, десятых, одиннадцатых — в пятницу. Начало в пять тридцать. Даже последние уроки по такому случаю отменили, — доложила Куклина. — Но есть одно «но». Перед дискотекой будет концерт самодеятельности. От каждого класса нужен один номер.
Настя выдержала паузу и с многозначительным видом добавила:
— Мочалка заявила, что если от какого-нибудь класса номера не будет, то и дискотека отменяется. Представляешь, что за бред придумали?
Мочалкой у нас звали Мочалову Нину Карповну. Именно она, как завуч-организатор, устраивала все подобные мероприятия. Не сама, конечно — назначала ответственных, контролировала и проверяла.
— Ну и что? Какой номер будет от нашего класса? — поинтересовалась я.
Девчонки смущённо переглянулись.
— Мы подумали, что может, вы со Светкой выступите?
Я округлила глаза. Вот так неожиданное заявление! Здорово они придумали, нечего сказать. И главное, за моей спиной.
— Ну вы ведь раньше всегда выступали, — засуетились, оправдываясь, девчонки. — Ты пела, Светка играла. Здорово же у вас получалось. А больше у нас никто не поёт. Во всяком случае так, как ты.
— Вспомнили! Когда я пела! Сто лет назад…
— Черникова сказала, что недавно пела песенку из этого, как его? Из «Маленького Мука»!
Да, было дело. Это когда они с Алькой здесь встретились, и мне пришлось хоть как-то разрядить обстановку.
— То просто баловство.
— Всё равно! Твоё баловство в сто раз круче, чем наше пение, — воскликнула Капитонова.
— Это вы ещё меня не слышали, — встряла Куклина, — если запою, нас всех сразу помидорами закидают.
В общем, с полчаса они меня уламывали, пока я наконец не сдалась. Честно говоря, петь на вечере мне совсем не хотелось. В детстве пела, да. Чаще всего под Светкин аккомпанемент. Но тогда я знать не знала, что можно так смущаться, что можно краснеть и неметь, что можно бояться одного-единственного человека больше целой толпы. А если на меня опять что-нибудь подобное найдёт? Ведь Шаламов наверняка придёт на вечер. Ему стоит только посмотреть на меня этим своим взглядом, и всё, приехали. И как я буду выкручиваться? Даже не знаю, почему согласилась в итоге. Наверное, просто устала спорить.
Когда ушли девчонки — заявилась Светка. Оказывается, она не только знала, что нас «назначили» выступать, но даже и не думала отказываться. Наоборот!
— Ты что! Это ж круто! Вот увидишь, снова будем звёздами школьного бала, как когда-то. Всё внимание на нас и вообще…
— Вот этого мне как раз и не надо, — поморщилась я.
— Что-то я тебя не узнаю! С каких это пор ты вдруг стала скромницей? К тому же, кто если не мы? А Мочалка заявила, что никакого бала не будет, если хоть один класс откажется выступить с номером.
— Да ерунда это. Конечно, будет. Она просто стращает, вот и всё.
— Ну и что! Все, между прочим, готовятся, а мы что, лысые? Даже вон в 11 «В» … Знаешь, кто будет от них выступать? Шаламов! Мне Юлька Пантелеева сказала.
Я и впрямь удивилась.
— Тоже петь?
— Нет, танцевать. Очень интересно посмотреть, правда?
Ещё бы! А я ведь подозревала, что он чем-то вроде акробатики или лёгкой атлетики занимается, а он оказывается танцор. Забавно!
— Мочалова сказала, чтобы в понедельник те, кто готовит номера, явились к ней в кабинет после уроков. Совещаться…
— Ах, вот почему ты так рвёшься выступать, — усмехнулась я.
— Ну а что? — Светка и не думала отнекиваться. — С Шестаковой у него всё равно что-то там не клеится. Юлька говорит, они поссорились.
— Так помирятся. Кто не ссорился?
— Юлька говорит, он её избегает.
Я, конечно, делала невозмутимый вид, выслушивая сплетни про Шаламова, но, будем честны, сама обрадовалась не меньше Светки. Даже не знаю, почему. Ведь это действительно ничего такого не значит. Подумаешь — ссора. Но факт есть факт — настроение у меня заметно улучшилось, и я ещё больше стала ждать понедельника, изнывая от нетерпеливого волнения.
* * *
С таким тщанием как в эти выходные я ещё ни разу не готовилась
