Такое впечатление, что его никто не уведомил о прежних провалах Мехмедбашича. «Черная рука» поручила тому убить боснийского губернатора, Мехмедбашич поездом отправился на задание, но запаниковал, когда в вагон вошли полицейские, гнавшиеся за вором, и выбросил орудия убийства в окно.
Нож и пузырек с ядом.
Поразительно, как этакие комические злодеи умудрились изменить ход истории. Они же просто дилетанты.
Кортеж медленно двигался по почти безлюдной улице. Решительный человек вполне успел бы бросить бомбу. Мехмедбашич ничего не сделал. Только дернулся и замер.
Второй боевик стоял чуть дальше. Молодой серб Васо Чубрилович, вооруженный бомбой и пистолетом. Он тоже окоченел. Двухместное ландо «Граф и Штифт» с открытым верхом, в котором сидела высокопоставленная чета, спокойно проехало мимо.
Безмозглые никчемные мальчишки с бомбами повели себя как трусливые дураки. Вот вам надежда и опора терроризма.
Кортеж эрцгерцога направился к реке Миляцка. Стэнтон мог срезать путь через проулки и опередить его, но в этом не было нужды. Пока он только зритель, в этой пьесе его выход позже.
Как и рассчитывал, на место он прибыл вовремя. Тут снова собралась порядочная толпа. Близость реки располагала к прогулкам, народ пребывал в праздничном настроении. В Сараево жили не только радикалы, но и верноподданные австрийской короны. Впрочем, один зевака, настроенный на убийство, докажет, что он единственный из группы, кто способен действовать решительно и по намеченному плану.
Его звали Неделько Чабринович. Старший группы. Он всегда отличался неуместной бравадой, и сейчас Стэнтон легко его вычислил – Чабринович стоял навытяжку, словно самой позой хотел подчеркнуть благородство поставленной цели.
Наступал мучительный момент. Сейчас Чабринович бросит бомбу, которая отскочит от сложенного верха королевского автомобиля и взорвется под идущей следом машиной. От взрыва серьезно пострадают двадцать человек. Стэнтону доводилось видеть, что может натворить такая бомба в толпе, и сейчас все его инстинкты вопили, требуя предотвратить взрыв. Он мог броситься к боевику, схватить его в охапку и не выпускать, пока не проедет кортеж.
Но Стэнтон этого не сделал.
Нельзя. Неудавшееся покушение заставит эрцгерцога изменить послеобеденные планы. Делегация откажется от заявленного маршрута и поедет навестить раненых в госпитале. Водитель ошибется с поворотом, мотор заглохнет, и все это сведет эрцгерцога и герцогиню с их убийцей. Стэнтон знал, где и когда произойдет убийство. Но если предотвратить взрыв, все события дня бесповоротно изменятся и он станет беспомощен, как давешние телохранители. Принцип как-нибудь иначе воспользуется своим шансом, и он не сможет его остановить.
И оттого Стэнтон, чувствуя себя гадко, только смотрел, как Чабринович делает свой ход. Кортеж подъехал к реке, Франц Фердинанд и герцогиня широко улыбались. Им было лестно и приятно встретить столь теплый прием. Народ выкрикивал здравицы, в руках детей трепетали имперские флажки, – детей, которых через секунду подбросит в воздух и разметает по земле.
Чабринович бросил бомбу. Та отскочила от королевской машины и взорвалась под следующей. Утешало одно: все происходившее точно соответствовало учебнику, а значит, никаких существенных изменений в истории пока что не произошло. Стэнтон отвернулся. На своем веку он повидал в клочья разорванные тела. Его интересовал Чабринович. Все дальнейшее в вызубренных им материалах выглядело настолько абсурдным, что, казалось, историки крепко приврали.
Разъяренная толпа ринулась на убийцу. Чабринович что-то выхватил из кармана и сунул в рот. Стэнтон знал, что Апис приказал снабдить заговорщиков пилюлями с цианидом. Однако и в этом, как во всем другом, «Черная рука» оплошала. Яд оказался слишком слабым. Чабринович перегнулся пополам и сблевал. Потом, брызжа рвотой, кинулся к набережной и прыгнул в реку, рассчитывая утопиться. Но в беспримерно жаркое и сухое лето обмелевшая река была всего тринадцать сантиметров глубиной.
Замочив ноги, полицейские выволокли несостоявшегося национального героя с мелководья на берег и отдали взбешенной толпе. И лишь потом его, зверски избитого, облеванного и мокрого, отвезли в тюрьму.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Историки не соврали. Именно такая дурь и была. Стэнтон представил, как возликовала бы Маккласки. «Пусть диалектические материалисты попробуют сказать, что это было исторически неизбежно! – орала бы она. – Такое нарочно не придумаешь!»
Хью отогнал мысль о Маккласки. Воспоминание слишком болезненно. Надо было разбить рожу суке, а уж потом сбросить с поезда.
Стэнтон пошел прочь от разгневанной толпы. Неудавшаяся попытка на время приостановила охоту «Черной руки». Прибавив скорость, ощетинившийся оружием кортеж промчался мимо трех других боевиков (включая Принципа), расставленных по его маршруту. Королевский автомобиль ехал слишком быстро, и заговорщики ничего не смогли бы сделать, даже если б им хватило духу.
Если б не судьба, этим и закончилось бы одно из самых бездарных покушений на члена королевской семьи. Шесть боевиков, все вооружены бомбой или пистолетом – или и тем и другим, – но только один попытался выполнить задачу. И промазал.
Но Стэнтон знал, что будет дальше. Вернее, что было в прошлую встречу времени и пространства. Возможно, самую злосчастную встречу за всю историю человечества. Полная случайностей и совершенно невероятных совпадений, она изменила мир.
21
– Нет, правда! – возмущенно выкрикнула Маккласки. Как обычно, она занимала свою любимую позицию перед камином. Погода немного исправилась, но вечера стояли холодные. Запустив пухлые красные руки под полы шинели, профессорша яростно растирала припеченные пламенем ягодицы. – Такое нарочно не придумаешь!
Это был вечер пасхального воскресенья 2025 года. Стэнтон и Маккласки вернулись из «оперативного штаба», где с Дэвисом обсуждали детали сараевского убийства, и только что закончили холодный ужин. И теперь профессор, хорошо подогретая спиртным, не на шутку завелась:
– Просто в голове не укладывается! Не будь это правдой, в жизни никто бы не поверил! Шесть боевиков! – Жирной рукой она смахнула крошки «чеддера», прилипшие к усам. – Шесть вооруженных мужиков! В определенный момент каждый из них был не дальше пяти метров от жертвы, и ни один не сумел ее прикончить. Ай, молодцы! Заговор ляпнулся, финито! Здравствуй, жопа, Новый год! Апис и его банда психов могут сваливать, поджав хвост. Жалкие недотепы угрохали кучу времени, чтобы проникнуть в страну. Даже вырыли подземный ход, а потом всё так лихо изгадили.
Маккласки плеснула вина в стакан, половину разлив по столу, цапнула здоровенный кусок сыра и, обложив его галетами, сунула в рот, из которого торчала самокрутка.
– Эрцгерцог цел и невредим. Его день задался, – разливалась профессорша, роняя крошки и пыхая дымом. – И что потом? Боснийский губернатор, головой отвечающий за безопасность эрцгерцога, буквально своими руками сварганивает убийство. Что не удалось Апису и его полоумной банде фанатичных говнюков-неумех, за них сделала королевская охрана. Это ж одуреть можно!
Возразить было нечего. Чем больше Стэнтон изучал хронологию сараевского убийства, тем невероятнее выглядели все случайности и промашки.
– Вы правы, – сказал он. – По сути, эрцгерцога и его жену убил не Принцип. Их убил генерал Оскар Потиорек.
– Генерал! – презрительно фыркнула Маккласки. – Я бы его дневальным не поставила. Исторически небывалый говнюк!
Из папки с материалами Стэнтон достал фотографию:
– Вот кто реально начал Великую войну.
Маккласки и Хью разглядывали старый снимок. Если б Голливуд искал актера на роль спесивого, зашоренного и упрямого как осел австрийского генерала старой закалки, лучше всего было бы пригласить самого прототипа: череп пулей, очень высоко подбритые виски, идеально ухоженные усы; грудь в орденах, голова чуть откинута назад, холодный презрительный взгляд устремлен в камеру, губы кривятся в усмешке.
