Через пять минут Стэнтон был в отеле «Европа».
В номере скинул одежду и постарался отыскать в рюкзаке совершенно иной наряд. Проездом в Лондоне он кое-что прикупил и сейчас облачился в белые спортивные брюки и синий пиджак с медными пуговицами. Наверное, выглядит пугалом, зато добился разительного контраста с прежним одеянием. Стэнтон затолкал старый костюм в наволочку и спрятал в рюкзак, чтобы позже выбросить.
Теперь надо срочно принять решение: остаться или бежать?
Первая мысль – бежать. Вещи в охапку и делать ноги, прежде чем полиция начнет прочесывать отели в поисках англичанина. Самый быстрый способ покинуть город – уехать поездом, но пока доберешься до вокзала, полицейские его уже оцепят.
Стэнтон знал, что в городе есть единственная контора по прокату автомобилей. Но там потребуют кучу бумаг. Кроме того, на обоих сносных шоссе уже наверняка выставлены блок-посты.
Бежать сломя голову слишком рискованно. Лучше затихнуть и надеяться, что герцогиня София обладает не особо острым слухом.
Опыт учил: лучше всего прятаться, оставаясь на людях. Мышки-норушки привлекают внимание. Наглость – второе счастье, и если уж решил сыграть роль рубахи-парня, нечего тянуть.
Спустившись в бар, он заказал скотч и во всеуслышание провозгласил на английском:
– За здоровье его королевского высочества эрцгерцога Фердинанда и герцогини Софии. Да хранит их Господь и будь прокляты их недруги!
– Хорошо сказано, сэр! – подняв стаканы, откликнулись англичане за столиками.
Следующие два часа Стэнтон изображал из себя путешествующего британца – ярого монархиста, преданного империи, и полного идиота.
– Обычно я не пью до обеда, – сообщал он всем, кто соглашался его слушать, – но после того, что пережили королевские особы, нельзя не выпить за их здоровье. Ура!
Все вокруг говорили об эрцгерцоге, чудом избежавшем смерти. В отеле было много англичан и американцев, и Стэнтон легко находил собеседника. Свое знание немецкого и французского он оставил при себе. Лучше выглядеть туповатым британцем.
– Невероятное везение.
– Возмутительная подлость.
– Эти сербы зашли слишком далеко.
– Храни Господь эрцгерцога и герцогиню Софию!
Стэнтон не преминул сообщить, что сам тянул военную лямку и частенько попадал под огонь:
– Главным образом, в Афганистане. Там эти горные племена…
Это было правдой, но только в ином измерении пространства и времени.
Он упомянул, что недавно оказался совсем рядом с местом взрыва.
– Только последний трус кинет бомбу, когда вокруг невинные люди! Конечно, я делал что мог. Поднял упавших дам, собрал малышей и отыскал их родителей. Кое-кого здорово посекло осколками. Но тут я бессилен, я не врач.
То и дело в бар просачивались свежие новости о происшествии, в основном слухи и домыслы. Их живо обсуждали, и каждая история тотчас обрастала невероятными деталями:
– Едва убийца вынул пистолет, как некий человек его пристрелил.
– Да нет, этот трус сам застрелился.
– Говорят, стрелял переодетый полицейский.
– Стреляли солдаты. Там была жуткая перестрелка.
– Девица, видать, тоже замешана.
– Бессовестный злодей прикрылся ею, как щитом.
– Нет, она сама террористка. Эти скоты вербуют и женщин.
Судачили о бородатых анархистах в плащах, зловещих оттоманах и роковых женщинах под вуалью. Вовсю курсировали всевозможные версии подноготной нынешнего покушения. Наибольшей популярностью пользовалась такая гипотеза: террористов подослал австрийский император, которому не терпелось избавиться от наследника, вступившего в возмутительный брак. К громадному облегчению Стэнтона, англичанин не фигурировал ни в одной из версий.
Хью чуть-чуть расслабился. Если б по трем словам, которые он имел глупость прошептать, герцогиня распознала английскую речь, эту новость давно бы обмусолили.
Выпуски вечерних газет развеяли последние сомнения. Он вне подозрений. С немецкой газетой Стэнтон укрылся в туалете. Хорошо информированный репортер излагал толково: второе покушение на эрцгерцога совершили два террориста – неизвестный в твидовой куртке и девятнадцатилетний серб Гаврило Принцип. Неизвестный хотел убить эрцгерцога, но промахнулся и смертельно ранил напарника, изготовившегося к стрельбе с противоположного тротуара. К несчастью, под перекрестный огонь боевиков попала юная цветочница: ее сразила та же пуля, что убила Принципа. Газета цитировала герцогиню, находившуюся близко от неизвестного: перед выстрелом тот что-то прошептал. Как будто на сербском. Что-то вроде «Да здравствует Сербия».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Сославшись на дела, Стэнтон покинул бар. Ему снова повезло, он вышел сухим из воды. Но огромные серые глаза маленькой цветочницы будут его преследовать вечно.
24
Утром Стэнтон уехал с того самого вокзала, на который сутки назад прибыл эрцгерцог со свитой.
В газетном киоске Хью купил местную немецкую газету и «Нью-Йорк геральд». Под шапкой «Геральда» значилась дата: понедельник, 29 июня.
Стэнтон уже видел этот номер – оцифрованный, он хранился в памяти компьютера. В 1914-м всё делали обстоятельно, о чем свидетельствовали длинные газетные заголовки:
ЭРЦГЕРЦОГ ФРАНЦ ФЕРДИНАНД И ЕГО СУПРУГА, ГЕРЦОГИНЯ ГОГЕНБЕРГСКАЯ, УБИТЫ В БОСНИИ ВО ВРЕМЯ ПРОЕЗДА ПО УЛИЦАМ САРАЕВО.
Этой новости тогдашний «Геральд» отдал всю первую полосу и лишь в правом нижнем углу поместил маленькую заметку о пароходной аварии. Схожим образом на событие откликнулись все европейские газеты. Даже в изоляционистской Америке «Нью-Йорк таймс» посвятила ему половину первой страницы. Всякий, у кого было хоть какое-то чутье истории, понимал, что убийство наследника австро-венгерского трона грозит большой бедой. Но вряд ли кто-нибудь представлял, насколько большой.
А сейчас в газетах, вышедших в судьбоносный день, не было ничего существенного. «КАЛИФОРНИЯ» ПРИСТАЛА К БЕРЕГУ НЕПОДАЛЕКУ ОТ ОСТРОВА ТОРИ, сообщала первая страница «Геральда», а подзаголовок уточнял: У лайнера поврежден нос, два трюма залиты водой. Это была та самая заметка, которую в прежнем варианте газеты тиснули в уголке. В аварии, случившейся у берегов Ирландии, никто не погиб и даже не пострадал. Шторма не ожидалось, шесть британских эсминцев, прибывших к месту происшествия, в случае необходимости были готовы благополучно эвакуировать команду и пассажиров.
Вот что было центральной темой газет в день завершения визита эрцгерцога – морское происшествие без единой жертвы. В новом двадцатом столетии, сотворенном Стэнтоном, понедельник 29 июня 1914 года оказался чрезвычайно бедным на сенсации.
Безусловно, поломка парохода попала на первые страницы лишь потому, что еще очень свежа была память о гибели «Титаника» два года назад. Умопомрачительная морская катастрофа пока что оставалась крупнейшим событием века. Даже во времени Стэнтона история «Титаника» откликалась в сердцах. Несмотря на прошедшие десятилетия, беспрецедентные войны и геноцид, та страшная беда все еще будоражила людей. И вот теперь вполне могло статься, что благодаря Стэнтону гибель холодной ночью полутора тысяч душ так и останется крупнейшим событием века, ибо в последующие сотню лет ничто не сможет соответствовать этому мерилу человеческой трагедии.
Благодаря Стэнтону.
Это из-за него во всем мире журналисты барабанили пальцами по столам, а не пытались передать масштаб убийства, искалечившего целый век.
Стэнтон собой гордился.
Смерть девушки еще саднила душу, но он понимал, что вообще-то не виноват. Просто он оказался там, где раньше его не было. Дай он чаевые или нет, все равно произошло бы что-нибудь, чего не случилось в прежней версии века. Любой его поступок имел бы непредсказуемые последствия.
Надо двигаться дальше.
По крайней мере, теперь он избавлен от жуткого беспокойства по поводу «эффекта бабочки». История пошла новым курсом, и он наравне со всеми пребывает в полном неведении о будущем.
