– Чего он лыбится? – Маккласки бросила окурок в камин и, промахиваясь, потянулась к стакану. – Нет, правда, чему он радуется, этот непробиваемый идиот? В целях безопасности он изменяет маршрут кортежа, но забывает сообщить об этом водителю королевской машины. В известность поставлены все шоферы, кроме водителя эрцгерцога! Ничего себе! Вот так «Черная рука» получила седьмую попытку, которую, как ни странно, не испохабила, и Великая война началась. Мать твою за ногу! – Маккласки чуть не рвала на себе волосы. – Принцип свой шанс профукал. И он это знает. То есть на сегодня он завязывает с покушением и отправляется за сэндвичем. За сэндвичем! Это что такое? Комедия? Принцип тащится в… эту, как ее?
– В «Кулинарию Шиллера».
– Во-во. Типа кафе «У Джо». Этакая предтеча «Макдоналдса». Наверняка Принцип думает о предстоящем объяснении с Аписом, который королевских особ шпигует свинцом, саблей разделывает и вышвыривает в окно…
– Принцип никогда не встречался с Аписом, – перебил Стэнтон. – В «Черной руке» действовала система ячеек.
– Пусть так, это неважно. Молодой дурак, упустивший шанс стать национальным сербским героем, решает утешиться бутербродом с сыром. В это время шофер эрцгерцога понимает, что отбился от кортежа, поскольку он один не знал, куда надо ехать. Пытаясь вернуться на маршрут, водила сворачивает в какую-то улицу, и надо же такому случиться, что из всех чертовых сараевских улиц он выбирает именно ту, где стоит харчевня Шиллера. Ты можешь в это поверить? Просто, блин, невероятно! Речь о начале Великой войны, а все упирается в ошибочный поворот и бутерброд с сыром!
От собственной яростной вспышки Маккласки обессилела. Из кармана шинели она достала шмат табаку и попыталась свернуть самокрутку, но поняла, что слишком пьяна для такой задачи. Тогда она пошла на упрощенный вариант и набила табаком трубку, торчавшую из забрала средневекового шлема.
– Еще не забудьте возню с передачей, – подбросил Стэнтон.
Его забавляла горячность Маккласки, напоминавшая о давних студенческих посиделках. Сэлли в гневе – это что-то, и студенты нарочно старались ее раззадорить. Но сейчас ей помощники не требовались.
– Уж лучше молчи про эту чертову передачу! Дубина водитель не только не знает дороги, в чем, может быть, и не сильно виноват, но он не способен элементарно дважды выжать сцепление. Олухов и так уже перебор, но до кучи появляется еще один. История затаила дыхание, когда этот придурок попытался сдать задом и машина заглохла. Заглохла! Профессиональный шофер не может сдать задом! – Лицо Маккласки стало багровым, на шее и лбу вздулись вены. – А тут из харчевни выперся Принцип со жрачкой в руке и в полутора метрах от себя видит малого, которого должен грохнуть. Нет, это просто немыслимо. Весь день он с бездарными подельниками гонялся за человеком, который сейчас сидит в машине, заглохшей на узкой улице. Ничего себе расклад? Просто безумие какое-то.
От бешенства Маккласки уже чуть не приплясывала, однако выдохлась и рухнула в кресло. Она освежилась вином и хотела пыхнуть трубкой, но, к несчастью, перевернула ее чашкой вниз и просыпала горящий табак себе на колени. Смахнула искры на ковер, затоптала и вроде как немного успокоилась.
– Ведь я всегда говорила, что историю изменяют отдельные безрукие остолопы. Скажи, говорила?
– Говорили, профессор. – Стэнтон отломил кусочек шоколада. – Историю творят люди.
– Большинство из которых кретины.
– Наверное, оттого почти вся история – сплошное бедствие.
– Но только не в этот раз! – Маккласки осушила стакан и победоносно проткнула кулаком воздух. – Не теперь! Сейчас в городе окажется совсем иной человек. Не какой-нибудь косорукий болван, но отлично обученный и отменно подготовленный британский офицер, который спасет мир. Вдумайся, Хью. Ты спасешь мир. – Она отхлебнула прямо из графина. – Счастливой Пасхи!
22
В уличной путанице прибрежного района Стэнтон отыскал «Кулинарию Шиллера». Заходить в нее еще было рано, и он прошагал дальше к Латинскому мосту.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вспомнился пасхальный тост Маккласки.
Пора спасать мир.
Подошла цветочница. Девушка лет семнадцати-восемнадцати, в руках корзинка с примулой. Стэнтон не понял ни слова, но все и так было ясно: она голодна и предлагает купить цветок.
Болезненно худенькая. Взгляд словно не от мира сего, как будто нужда и голод почти превратили ее в привидение. Острые скулы и огромные глаза придавали ей сходство с девочками-женщинами из японских мультиков, столь популярных в том веке, откуда прибыл Стэнтон.
Завороженный, он рассматривал ее. Девушка молча пошла прочь, не желая тратить время на человека, который только пялится и ничего не покупает.
– Стойте. Погодите… – окликнул ее Стэнтон по-английски, но опять все и так было ясно. Девушка обернулась, на странно призрачном лице ее читался вопрос. – Прощу прощенья, – сказал Стэнтон и повторил по-немецки: – Es tut mir leid.
Девушка улыбнулась и протянула ему корзинку.
Обаятельная улыбка открыла неровные зубы, что нисколько не портило бледное милое лицо, но даже как будто добавляло ему неуловимой прелести. Щеки чуть порозовели, когда Стэнтон улыбнулся в ответ.
Наверное, девушка тоже была совсем одна и этим располагала к себе. Такая же одиночка, сражающаяся с холодным равнодушным миром.
Стэнтон достал бумажник. Купюры мельче двух крон не нашлось, но это было слишком много, на целый букет. Из поясного кошелька девушка выгребла горсть мелочи и стала считать, хватит ли на сдачу. Стэнтон опять улыбнулся и махнул рукой – мол, не надо, оставьте себе. Девушка обрадовалась. Взяла деньги, подала цветок и ушла.
Стэнтон смотрел ей вслед. Хорошо, что он дал ей больше. Эти деньги получены от сволочей, убивших его семью. Так пусть голодная девочка, обитающая в жестоком мире, станет немного счастливее.
Хью вставил цветок в петлицу и повернулся к реке. «Кулинария Шиллера» в двух шагах, еще есть несколько минут.
Опершись на перила Латинского моста, Стэнтон смотрел на реку и вспоминал, как месяц назад глядел в мутные воды Босфора. Покончить с собой уже не хотелось. Он полностью проникся важностью своей миссии и потихоньку начинал ценить жизнь, в которой встречаются маленькие цветочницы. Кэсси ушла из этого мира, но красота в нем осталась. Пусть не для Стэнтона, но она существует, и это прекрасно.
Хью глянул на часы. Уже скоро.
Часы эти были из прошлой жизни. Маленький компьютер на кварцевой батарейке. Пройдет не меньше полувека, прежде чем техническая мысль создаст первую вычислительную машину размером с небольшой дом. И до компьютера размером с крышку от молочной бутылки будет целая вечность. Может быть, теперь первый компьютер появится еще позже. Что ни говори, но главные технологические прорывы двадцатого века были результатом военных исследований. И если веку завещано мирное начало, компьютеры могут вообще не появиться. Еще одна веская причина предотвратить Великую войну. Совсем неплохо на десятилетия задержать изобретение игровых приставок и смартфонов.
И тут Стэнтон увидел невысокого парня, с набережной свернувшего на улочку, где располагалась «Кулинария Шиллера». Печальные глаза, изможденное лицо, ровесник давешней цветочницы. Стэнтона охватил легкий озноб, пульс участился. Он узнал Гаврило Принципа. Человека, ради которого он преодолел пространство и время. Человека, которому больше не суждено творить историю.
Стэнтон выжидал, глядя на часы, отсчитывавшие секунды двадцатого века.
Вот теперь пора. Через минуту появится машина эрцгерцога. Уже слышен рокот мотора.
Стэнтон покинул мост и, прошагав по улочке, вошел в кулинарию. План его был прост: занять позицию между витриной и Принципом и отвлечь внимание последнего, изобразив растерянного иностранца. Чужеземец заблудился и, размахивая большой картой, громогласно просит помощи на английском и немецком – тарабарщине для юного серба. Скорее всего, Принцип даже не увидит эрцгерцога. Заглохшая машина – обычное явление даже для 1914 года, шофер быстро запустит мотор. Если вдруг инсценировка не сработает и Принцип захочет выйти из кулинарии, Стэнтон просто вцепится в него.
