Бородянский ожидал увидеть в своем кабинете кого угодно, но только не Чеботарева. На лицо старого номенклатурного волка накатило облачко, когда гости рассаживались. Сергей Степанович держался уверенно, а Бородянскому было не по себе: он привык видеть Чеботарева услужливым подчиненным, а не партнером в каких-либо делах. Он не знал, что и спокойствие Сергея Степановича тоже было в какой-то мере напускным. Вообще за столом совершенно естественно держалась только Марина. Чаботарев представил своих спутников.
— Интересная у вас фамилия… Не эстонская…
— Да кто их, немцев этих, разберет, — попытался отшутиться Бородянский, но лишь на поролся на строгий взгляд экс-шефа.
— Баскетболом не увлекаетесь? — поинтересовался Бородянский у Витька. Тот отрицательно затряс головой.
— С детства ненавижу.
— Ну и ладно. Я вижу, у вас грамотный консультант, — Бородянский покосился на Чеботарева и добавил, примешав к голосу порцию яда. — Рад видеть, Сергей Степанович, что вы снова встали на ноги.
— Спасибо на добром слове, — ответил с теми же интонациями Чеботарев.
— Итак — что же мы здесь имеем?
"Скорее, кого имеем", — подумал Чеботарев, но сам лишь молча передал папку с бумагами. Бородянский бегло пробежал тексты сертификатов, авторских свидетельств, лицензий, вернул все назад и спросил:
— Ну и что?
— То есть, не понял… — смешался Чеботарев. — Мы бы хотели получить разрешение вашего треста на утилизацию завода. В этом случае деньги будут перечислены, и мы приступим…
— Какие деньги?
— На утилизацию. Требуется построить на месте бывшего завода несколько цехов со спецоборудованием.
— А кто вам сказал, что завод бывший?
— Полноте, Лев Семенович, — Чеботарев только руками развел, — там уже даже стен не осталось!
— Правда? У меня нет такой информации, — лик Бородянского был совершенно непроницаем. — По моим данным, завод функционирует и складирует продукцию, а кое-что даже направляет заказчикам. Не так ли, Михаил Юрьевич.
— Так… — Тщедушный сидел белый, как снег.
— Ну, вот видите…
— Мы подготовили технико-экономическое обоснование проекта, которое позволяет получить прибыль большую, чем даже если завод на самом деле работает и продает продукцию без остатка, — попробовала применить свои чары Марина. Но Бородянский оставался глух и слеп к испускаемым ею флюидам.
— Хорошо. Оставьте ТЭО. Я почитаю.
Повисла пауза. Никто не ожидал, что разговор будет таким коротким. Потом Сергей Степанович робко, совсем, как в прежние времена, спросил:
— А когда можно будет получить ответ?
— Оставьте телефон. Вам сообщат, — холодно ответил начальник треста.
Вечером Бородянский поделился дома о своих нынешних визиторах с Еленой. Он резонно думал, что ей будет небезинтересно узнать, чем занимается ее бывший муж.
— Говоришь, с прибалтами пришел? — удивилась Елена.
— Ну да, с эстонцами, еще девица с ними. Высокая, видная такая. Глазки мне строила, — прихвастнул он.
— Девица? С ним крутилась одна, когда он в опере был. Блондиночка в платьице из секонд-хэнда…
— Ну, во первых, это брюнетка. Во вторых, из Таллинна. В третьих, костюмчик на ней был — будь здоров, я разбираюсь в таких вещах, ты же знаешь. Так что это не она.
— И все равно, гнал бы ты этого Чеботарева. У него что, хватает наглости просить у тебя денег после того, что он сделал с твоей дочерью?
— Да он не денег просит, а разрешение на проведение работ. Заводик, который его прибалты присмотрели, к моему тресту относится.
— Вот и гони его взашей! Пусть сам убирается в прибалтику!
— Кажется, это не он тебя бросил, а ты его… — напомнил Бородянский, но увидев, что дочь собирается закатить истерику, сразу проявил готовность сдаться: только скандала после трудового дня ему недоставало.
— Он меня обокрал, погоди, и тебя кинет, — начала, судя по всему, длинную тираду Елена, — а я то смотрю на него в опере — приодетый весь такой, девочку себе завел, мерзавец! Я ему всю душу отдала, а он и в ус теперь не дует! Нашел себе придурков за бугром, теперь на их денежки снова голову поднять хочет? Дудки!..
Бородянский почувствовал, что у него начинает болеть голова, и оборвал дочь на полуслове:
— Кончай верещать! Не собираюсь я давать ему своего согласия, успокойся.
— Я ему покажу прибалтов, он у меня еще милостыню просить будет, — продолжала шипеть, как рассерженная кобра, Елена. Бородянский знал нрав дочери, понял, что разогревать ужин ему теперь некому — у Елены настроение явно не то, еще отравит по ошибке, а домработницу он всегда предупреждал, чтобы уходила до его возвращения — не терпел посторонних в момент вечернего отдыха. Он бы и дочь сплавил, благо у нее была вторая квартира, но пока молчал, стремясь, чтобы ее душевная травма скорей затянулась. "Похоже, ждать этого придется долго", — подумал Бородянский, до слуха которого по прежнему доносился голос Елены — она уже делилась по телефону с кем-то из подруг своими новыми впечатлениями о мерзавце-муже.
Он мысленно обругал сам себя за длинный язык, переоделся и прошел в кухню. В кармане пиджака осталась визитка, оставленная ему Мариной под занавес встречи. А тон, которым она сказала "с нетерпением буду ждать вашего решения"! Ее явно интересовало не только решение о судьбе их проекта.
Бородянский на своем веку повидал немало, и тот факт, что в компании новоявленных бизнесменов оказалась юная, видимо, не очень смыслящая в делах, но зато весьма привлекательная дама, его не удивлял. Так делали часто. "Если они думают, что меня можно провести на такой мякине, то они идиоты, — рассудил Бородянский. Он таких цыпочек при желании мог купить себе вагон и маленькую тележку, еще и прибалтам подарить. И это — не считая почти официальной любовницы, которая у него, как у всякого уважающего себя крупного московского коммерсанта, была давно — надо же было с кем-то показываться на официальных и полуофициальных приемах и тусовках! Хотя, впрочем…
"Что я теряю, если мой отказ передам через нее? — рассудил Бородянский. — Хотят меня поймать, а попадутся сами: я сначала девицу трахну, а потом скажу, что проект не подходит".
Настроение его стало получше, и он в гордом одиночестве уселся за кухонный стол — ужинать.
Примерно в то же время акционеры компании "Золотой Крюк" сидели в кабинете Витька в офисе и пили пакетиковый кофе. Настроение у них было ничуть не лучших, чем в квартире Бородянских. Сотрудники уже разошлись, только Пашку было не оторвать от компьютера.
— Обломчик вышел, — признал нехотя Витек. — Не согласится он. По роже видно было.
— Это из-за меня, — покаялся Чеботарев. — Я ведь на его дочери женат был. Как она меня бросила, он меня и уволил. Не надо было мне к нему идти. Ну кто мог подумать, что он меня ненавидит сильнее, чем любит деньги!
— Он бы все равно узнал, что вы в деле. Ни Виктор, ни я разобраться в тонкостях ТЭО не сможем, — успокоила его Марина. Сергей Степанович улыбкой поблагодарил ее за поддержку, Витек со стороны поглядел на эту пастораль и плюнул с досады.
— Что теперь делать будем?
— Не все еще потеряно, — заверила Марина. — Если Бородянский клюнул на мою приманку, завтра он постарается увидеться со мной тет-а-тет.
— Я категорически против, — сказал Чеботарев, — это же мерзавец, он может начать приставать.
— На это и весь расчет.
— Лучше я заранее набью ему морду.
— Да он же ревнует, Марина, ты не понимаешь, что ли? — вмешался и Витек. — ты лучше не говори при нем такие вещи, а то он инфаркт схватит, и пропустит все самое интересное.
— Между прочим, я могу не только Бородянскому синяков понарисовать, — предупредил Витька побагровевший от смущения и возмущения Сергей Степанович. Тот сделал вид, что испугался, и спрятал лицо руками.
— Мальчики, не ссорьтесь, — сказала Марина. — давайте лучше узнаем, как обстоят дела с деньгами.
Вызвали Пашку, который отчитался: взносов пока немного, тысяч на пятнадцать долларов. Зато проблемы уже появились.
— Ну, во первых, выполнить требование Сергея Степановича о невзимании средств с малообеспеченных слоев населения практически невозможно, — пояснял Пашка. — Поскольку эти самые слои в первую очередь сбережения и несут, а орут при этом так, что хоть святых из офиса выноси. Правда, у нас здесь святых нет, но все равно неприятно. Но мы, как и было велено, принимали не более тысячи с человека, пока не пришла одна бабулька… Я сначала подумал — бомж дверью ошибся, когда мусорку искал. Но оказалось, что дама принесла восемь тысяч долларов, и когда я заикнулся о том, что принять могу только тысячу, она пообещала, что будет жаловаться в нашу профсоюзную организацию. У нас, кстати, в фирме есть профсоюз?
— Нет.
