— Нет.
— Надо создать. Так я продолжу… Короче, бабульку уполномочил ее сынишка, который владеет профилакторием и сам с работы выбраться не имеет времени. Так что деньги мы приняли.
— Надеюсь, вы записываете все паспортные данные, сведения о жилье в том числе?
— Мы ничего не записываем, мы все заносим в компьютер. Да, приходил еще один умник, принес какие-то непонятные картинки, нарисованные, кажется, фломастером на обоях, и утверждал, что это австралийские доллары старого образца. Пришлось вытащить из интернета фотографии настоящих австралийских денег и продемонстрировать. Когда он ушел, несолоно хлебавши, я составил его фоторобот: вдруг он снова появится, будет псевдокитайские юани нам сбагривать, так что имейте в виду…
Пашку поблагодарили за добросовестную службу и прогнали домой. Когда они и сами уже хотели уходить, в дверь позвонили.
— Кто там? — поинтересовался в селектор Витек.
— Это я, Тщедушный Михаил Юрьевич, — произнес человек за дверью. — А я боялся, что уже не застану вас…
Тщедушного впустили. Михаил Юрьевич, несмотря на стоявшую на улице теплую погоду, трясся, как лист, и по прежнему был бледен, как смерть, попробовавшая на вкус советскую карамельку. Марина налила ему кофе, и он с жадностью схватил чашку.
— Бородянский настроен весьма решительно, — доверительно сообщил он, предварительно убедившись, что в офисе больше никого нет.
— Мы заметили.
— Ему на меня наплевать, — жалобно сказал Тщедушный. — Ему бы только деньги тянуть. Но вы не думайте, я всеми фибрами души за ваше начинание. Я-то заметил, у вас и реклама уже вышла… Что ж теперь будет, если проект не одобрят? Люди деньги вложили, они шуметь начнут…
Марина и Витек переглянулись, зато Чеботарев догадался: директор пуще Бородянского боится, что их вкладчики из-за провала проекта лишатся инвестированных средств и начнут требовать их обратно, как уже бывало. Такой скандал наверняка привлечет внимание прессы, и тогда всплывет и факт отсутствия в Москве руководимого им завода.
— Да мы уже тысяч на триста оборудования купили, оно сейчас из Финляндии к нам направляется, — вздохнул Чеботарев, а Марина и Витек вновь обменялись непонимающими взглядами. — Придется возвращать, наверное. Но мы этого так не оставим. Для господина Витаса Жальгириса 300 тысяч — деньги небольшие. Но тут важен принцип!
— Вашен, ошень вашен, — подтвердил господин Витас, — Наш престиж подорван вашим недолгоглядством. Окончательно. Мы будем прессную конференцию звать.
— Подождите пока, — взмолился Тщедушный. И надо же было ему брякнуть на том ужине, что на заводе уже можно начинать работы! Да еще подписать договор! Напился так, что сам этого не помнит. Он вообще зарекся на будущее пить с малознакомыми людьми, в особенности приезжающими из-за рубежа. — Вы пока работайте, пусть все идет, а потом Бородянского можно будет перед фактом поставить: нет, дескать, уже завода! Переработали весь! И ему ничего не останется, как только согласиться на ваш проект. Не будет же он строить завод заново?
— А вы заодно и заводик спишете, — закивал Чеботарев. — Хитро придумано, нечего сказать. К тому же у вас там наверное по документам проходит, что на складе гора продукции готовой покупателей ждет.
— Может, вы и ее на бетон переработаете? — робко спросил Тщедушный, — если конечно технология позволяет.
— Технологию ведь и доработать можно… При наличии определенных средств, — задумался Чеботарев.
— Так давайте дорабатывать! — воодушевился Тщедушный, — а много денег надо?
— Сто тысяч, — в один голос произнесли Чеботарев и Марина. Сдиссонировал только Витек, который в тот же момент выкрикнул:
— Триста тысяч!
— Так я не понял, сто или триста? — осторожно спросил Тщедушный.
— Начнем со ста, — побоялся спугнуть клиента Сергей Степанович. — Если вдруг не уложимся — скажем.
Тщедушный вздохнул. Сто тысяч — это было почти все, что он успел приварить к зарплате за время своей работы директором. Львиную долю, как уже было сказано, забирал Бородянский. Но события принимали дурной оборот, и лучше было не жадничать. Нет, правда все равно оставались машина, небедная обстановка и какая-никакая дачка, так что грех жаловаться…
— Деньги переведут завтра же, — пообещал Тщедушный, — или, если хотите наличными?
Витек кивнул. Он хотел наличными.
— Один есть, — щелкнула пальцами Марина, когда Михаил Юрьевич исчез из их офиса.
На какое-то время в работе "Золотого Крюка" не происходило ничего необычного. На территории завода экскаваторщик продолжал рыть ковшом землю, крановщик болтал над землей полуржавым цилиндром, Палыч смотрел на этот индустриальный пейзаж и ворчал на шум, который стихал только к ночи. Граждане исправно несли деньги в офис фирмы, получали в обмен сертификаты, размножаемые Пашкой на ксероксе. Сумма взносов скоро приблизилась к миллиону. Из взносов новых клиентов выплачивались проценты тем, кто сдал средства ранее, некоторые предпочитали оставлять и проценты тоже.
Марина не расставалась с сотовым телефоном ни на секунду, ожидая звонка Бородянского. Других телефонов во время посещения они ему попросту не оставили. Но он не звонил ни к ней, ни в офис "Золотого Крюка". Он и в самом деле не был легкой добычей для корыстных соблазнительниц. Он был не прочь провести переговоры с Мариной, причем с глазу на глаз, и желательно лежа. Но спокойно ждал, появится она сама или нет. Если появится — его победа будет куда слаще.
Телефон Марины молчал неделю. Чеботарев между тем нервничал тем сильнее, чем солиднее становился их банковский счет. Однажды, просмотрев бумаги, он сказал:
— Все. Рубикон перейден.
— Что это значит? — потребовали уточнений его компаньоны.
— То, что мы прошли предел суммы, подстрахованной нашим личным капиталом, плюс взносом Тщедушного. Теперь, если мы решим закрыться, нам придется выбирать — возвращать взносы простым людям, которых жалко, или всевозможным крутым, которых попросту страшно обманывать.
— А много у нас крутых клиентов?
— Немало, — подтвердил Пашка. — Вот, например, на днях заглянул один авторитет, принес сто кусков, сказал, что это так, для разбега и проверки нашей дееспособности. Если ему денег не вернуть, он нас самих на куски расчленит.
— Так не надо было брать!
— Ага, легко сказать. С ним еще двое братков зашли, таких, знаете ли, помесь носорога с холодильником. Таким ребятам лучше "нет" не говорить, а то можно не успеть слово закончить.
— Приплыли, — подпал под общее гнетущее настроение и Витек, — А может, все-таки на Гавайи махнем?.. ну, нет, и ладно. Пойду завтра с Палычем прощаться.
Но Марина не собиралась сдаваться так легко.
На следующий день после сообщения секретарши Бородянский мог праздновать победу: в его приемной сидела темноволосая красавица. Он пригласил ее в кабинет. Он знал, что она предложит ему обсудить их проблемы в одиночестве, и пытался угадать, как девушка будет выводить его на мысль пригласить ее в какой-нибудь уютный ресторан. Случилось немного иначе.
— Пригласите меня в ресторан, — почти потребовала она.
"Привыкла брать быка за рога", — подумал Бородянский, — "Ну что же, ладно…" Он чувствовал себя котом, играющим с мышью, которой уже некуда было деваться. Но мышь сама была заманить кота поближе к своим товарищам, чтобы те вышибли из него дух. Игроки в человеческие инстинкты разыгрывали интересную партию. Один был более опытен, зато другой — зол и агрессивен.
Рестораны он обычно выбирал на свой вкус — немноголюдные, дорогие, с отдельными кабинетами и спокойной музыкой. Они сидели за столиком и ждали, когда официант принесет заказанные блюда. Говорили о чем-то незначительном.
— Хотите потанцевать? — предложил Лев Семенович. Девушка кивнула.
Медленно покачиваясь под живое звучание скрипок и рояля, они молчали. Бородянский вдыхал запах ее духов, постепенно возбуждаясь от близости. Девушка молчала. Ее внутреннее внимание было сосредоточено на его руке, обнимающей ее талию. Она ждала момента, в который ладонь должна была скользнуть с талии ниже. Такое, наконец, произошло. Марина чуть отстранилась от партнера, поправила его руку и сказала:
— Не надо.
— Почему же, Мариночка, — искренне спросил Лев Семенович, — когда вы предложили посидеть в ресторане, я подумал, что немного импонирую вам.
— Так и есть. А хотите, я признаюсь, что меня привлекло в вас?
— Я уже заинтригован. Неужели вы скажете про глаза? Хотя, в моем возрасте странно надеяться, что юная девушка начнет расхваливать бицепсы и трицепсы.
— Настоящего мужчину — я имею в виду, мужчину с большой буквы, а не просто самца, научившегося носить брюки — отличают не мышцы. Меня привлекла ваша проницательность. — Марина подняла на него безупречно честные глаза. — Удивлены?
