Он снял с себя мою ногу.
— Потому что мы причиним боль тем, кого любим.
Я слезла с кровати и отошла к окну. Посмотрела в беспробудную тьму. Фонари, что освещали сад, и подсветка бассейна не справлялись. Темнота наползала, и я чувствовала, что ко мне подбирается та беспросветная грусть, после которой я ничего не помню. Я очень боялась упасть в это состояние, утратить пятно света в моей голове и перестать осознавать себя. Я хотела только одного: отстегнуться от спинки кровати и уйти из этой комнаты, из этого дома.
Я видела, что глаза Эла закрываются, и мне нужно было просто выждать. Он никогда не умел пить, и даже тот глоток, что Гиг заставил его сделать, сказывался. Я ощущала, что мысли мои путаются, но близость ключа побуждала меня не раскисать. Я присела к Элу и по-матерински начала гладить его по голове. Он улыбнулся. Прилег, как котенок, и подставил мне свои волосы.
— Расскажи о вашем детстве, Джесс. Труди не хочет об этом рассказывать, — сказал он, зевая.
— Мы были очень разными девочками, — начала я.
Когда Эл заснул, я аккуратно придвинулась к Гигу. Легонько прощупала карманы его шорт и нашла ключ. Сумка, которую я собрала несколько дней назад, валялась в углу. Я закинула ее себе на плечо, тихо открыла дверь и хотела уже идти, но потом оглянулась. Гиг и Эл лежали рядом, раскинувшись на большой кровати. Лица их выглядели блаженными и умиротворенными. Совсем как у Тома и Теда когда-то.
Глава 7
Рамзи. Клэр и Уго Карбоне
Есть теория, что пока не усвоишь жизненный урок, он будет повторяться. Я не верю в провидение. Думаю, рука судьбы испытаний людям не подкидывает. Мы это делаем сами. Никто не заставлял меня с отпавшей челюстью таскаться за Джесс. Так же, как никто не толкал меня в объятия Клэр. Хрупкая и невесомая Клэр — ее кожа напоминала обезжиренное молоко, а глаза походили на рассветное небо, не такое яркое, как знаменитая савойская синева, а бледно-серебристое. Полная противоположность Джесс. Тихая, нежная. Даже странно, что она стала женой такого беспринципного мерзавца, как Уго Карбоне. Точно так же непонятно, почему Джесс вышла за Гига — клинического эгоиста.
Ах, Клэр, Клэр. Если говорить начистоту, я взял академку и уехал в Азию не просто так. На то были причины.
В местности Асти, где я вырос, виноделие возведено в ранг искусства, а красота ландшафтов Ланге, Роэро и Монферрата настолько поражает, что кажется смоделированной специалистами геймдева. С ранних лет я разочаровывал отца и радовал деда интересом к брожению вин. Холодный и загадочный погреб был главным местом моих юношеских опытов. Обстоятельства располагали к тому, чтобы стать достойным продолжателем семейного дела. Я поступил на факультет анализа и химии вин в Институт виноделия и винодельческой промышленности Асти, и когда закончил бакалавриат и перешел в магистратуру, в наших стенах появилась Клэр. Пришла из академического отпуска. Она выделялась из общего гомонящего потока возрастом (на пару-тройку лет старше), белокожестью и печально умудренным взглядом. Она никогда не тусовалась со всеми. Убегала сразу после пар и прыгала в блестящую черную машину, похожую на начищенные туфли итальянской вдовушки на мужниных похоронах. Раз мы столкнулись у выхода из кабинета, и я заметил, что сквозь ее тонкую светлую блузку в области груди проступило молоко. Это было небольшое пятнышко, но оно расплылось по ткани несколькими ареолами, напоминая остров на спутниковых снимках. Один надводный контур и второй, побольше, скрытый водой. Я неприлично уставился на грудь Клэр и, честное слово, не поверил бы сам себе, если бы попытался объяснить, что думаю сейчас о географических картах.
— Что-то потерял? — спросила она с улыбкой. И я тогда впервые увидел, как Клэр улыбается.
— Нет, просто тут… — Я указал пальцем на ее блузку, и она, опустив глаза, тут же покраснела и прикрыла пятнышко тетрадью, которую держала в руках.
— Это ничего. Это трогательно, — сказал я.
Она неуверенно покачала головой:
— Никак не закончим грудное вскармливание. Думала, пойду учиться, и само собой получится.
— И как это он тебя отпустил? — спросил я без задней мысли.
— Кто? — ответила Клэр с испуганным выражением. И я понял, что сказал что-то не то.
— Ребенок, — пояснил я.
— А, — успокоилась она. — Он еще не умеет говорить, и потому я с ним не советовалась. — Клэр сияла. — А ты похож на девочку с обложки National Geographic, — добавила она. — Я давно это заметила.
— Ничего себе комплимент. Какую такую девочку? — улыбнулся я.
— Нет-нет, правда. У нее тоже глаза светлые, а кожа смуглая. Я сейчас найду. — Не отнимая тетради от груди, она стала стучать пальчиком по экрану смартфона. — Вот. — Клэр развернула его ко мне, и я увидел старый довольно популярный снимок голубоглазой девочки лет двенадцати в то ли платке, то ли хиджабе бордового цвета.
— «Стив Маккарри сделал фотографию Гулы Шарбат, когда она жила на территории Пакистана в лагере беженцев в 1985 году», — прочел я сопроводительный текст. — И правда, есть что-то общее. Никогда об этом не думал. Непохожесть на других — клеймо или бренд. Тут как повезет! Ты тоже не выглядишь как коренная итальянка.
— Может, потому мы и нашли общий язык? — отозвалась Клэр, и наши языки с того дня действительно стали немножечко «общими». Так часто мы целовались.
Я не заметил, как мы оказались на грани страшной ошибки. Я не заметил. Клэр не заметила. Но заметил водитель черной машины, похожей на лаковые туфельки вдовы. Вскоре Уго Карбоне заявился в фамильную усадьбу моего деда для разговора. Только из уважения к старику Уго пообещал ничего со мной не делать, но настойчиво порекомендовал убрать с глаз подальше. Я быстро оформил академку и отправился на Шри-Ланку к бабушке по маминой линии. Мне было тяжело оставлять учебу, семью и Клэр. Оставлять ее с Уго, зная, какой он. Но, может, и хорошо, что я уехал, а то ведь точно наделал бы глупостей или стал бы расходным материалом.
Но в Азии я не сильно изменился. Как видите, сохранил пристрастие к любовным треугольникам и алкоголю (в профессиональном смысле слова). Посетителям пляжного бара не было дела до того, чем отличается Barbera d’Asti, которое характеризуется интенсивными фруктовыми ароматами черной вишни и ежевики с мягкими танинами и живым послевкусием, от Asti Spumante, который также имеет яркие фруктовые ароматы, но уже персика и груши. Но я не жаловался. Поговаривали, что вторая жена Уго пропала без вести, по совпадению — вместе с семейным бухгалтером, а первая сорвалась на кабриолете со скалы еще в 90-х. Потому я не особенно хотел проверять широту фантазии Уго на себе. Клэр застыла в памяти нежным образом, который с каждым днем становился менее четким. Я уже не мог вспомнить черты ее лица, и самым ярким воспоминанием о ней остался молочный островок в океане на ее блузке.
В бар зашли Гиг и Эл, помятые и хмурые, с такими выражениями лиц, будто всю дорогу до бара их клевали в макушки местные птицы. Оба сели за столик и вяло уставились в меню. Я протирал барную стойку и точно проделал бы там дыру, если бы не заказ. Одна шумная семейка благодаря обширным аппетитам давала работу бару и кухне уже полтора часа кряду. Я немного отвлекся, делая им милкшейк. Аккуратно взял блендер, налил свежее молоко, добавил мороженое. Влил туда манговый сок. Закрыл чашу блендера крышкой и включил среднюю скорость. Когда консистенция меня устроила, перелил коктейль в стеклянный стакан, украсил топингом из ломтика лайма. Механическая работа здорово протирает стекла на лобовом стекле разума. Друзья Джесс наконец сделали заказ, отпустили официанта, и тогда только я поймал на себе тяжелый гиговский взгляд. Он буравил меня издали, так, чтобы я обратил на него внимание.
— Эй, Ромео! Не у тебя ли моя жена? — закричал он через весь зал, не стесняясь посетителей. Я только тогда поднял глаза от стойки, которую снова принялся натирать, дабы не глядеть по сторонам. Шумная семейка вмиг замолчала и покосилась сначала на меня, потом на Гига, видимо, пытаясь выстроить в голове наш любовный треугольник. Эл выглядел смущенным, в то время как Гиг, развалившись на скрипучем плетеном стуле, вероятно, казался сам себе Александром Македонским, только что захватившим персов.