я чуть честь не отдала незнакомцу и, возможно, впервые с ним согласна. Не понимаю, чем я думала, когда поступала так.
Я просто хотела… его. На мгновение мне показалось что то, что между нами – настоящее, а не всего лишь игра.
Он же враг, Любава! Очнись!
Хватаюсь руками за голову, взъерошиваю мокрые волосы и громко чихаю. Так и простудиться снова можно и на самом деле помереть. Замираю от осознания, что Настасья могла слышать мой чих. Чёрт, как эту связь выключить? Лучше, пока я не выберусь отсюда, чтоб никто не знал, что жива и что провалила задание. Зажимаю нос ладонью, чувствуя, как боль в запястье постепенно исчезает. Мне надо немного подождать и помолчать, чтобы они решили, что я и на самом деле мертва. Моя и монстра мнимые смерти – это все, что я сейчас могу сделать для своей семьи. Надо чуть-чуть потерпеть боль и тихо здесь посидеть.
Закрываю глаза и сосредоточиваюсь на дыхании, а не на боли. Можно было бы из детства считалку посчитать, но боюсь, что невольно скажу что-то в голос. Замечаю, что раскачиваюсь вперед-назад, прижав руки к груди, только когда на плечи ложится что-то теплое. Вздрагиваю всем телом, от чего невольно вырывается всхлип. Уже хочу подняться или хотя бы осмотреться, как слышу шорох за спиной. Он обнимает меня, поверх шкуры, сжимает руки в замок, заставляя чувствовать себя в ловушке.
– Так я не касаюсь тебя, как ты и хотела, – слышу его шепот где-то над самым ухом.
Сердце бешено бьется в груди, уже не говоря о румянце, что опалил щеки. Радуюсь только тому, что уже темно, и он не видит моей постыдной реакции на эти странные объятия. Он не касается моего тела, но я все равно чувствую себя в его ловушке. Почему монстр просто не оставит меня в покое? Я даже сказать не могу, чтобы ушёл, да и вряд ли он будет слушаться. Прижимаю руки к груди сильнее, закрываю глаза, ожидая, когда боль пройдет, или он уйдет.
Проходит, кажется, целая вечность, прежде чем он начинает говорить, но не на моем языке. Тихий, почти змеиный язык, от интонации его идут мурашки, хотя я даже не понимаю, что он говорит. Хочу напомнить ему, что не понимаю его, пока не касаюсь, но не могу, да и он об этом знает. Он специально говорит на своем языке, чтобы я сама его коснулась? Какой он хитрый, у меня от любопытства уже руки зудят больше, чем болит запястье. И главное: он все говорит и говорит, словно пытается вывести меня из себя. От мысли, что он очень важное что-то болтает, уже сдают нервы. Он говорит с такой интонацией, будто в любви мне признается и раскрывает все самые страшные тайны сереньких? Так нечестно! Я же сгораю от любопытства! Именно любопытство – причина всех моих приключений, я не умею останавливаться.
– Ми Му Ре, порфе Ире Кэс суримэм, – говорит он на ухо шепотом, так что у меня в конец сдают нервы.
Резко поворачиваюсь в его объятиях и закрываю ему рот рукой.
– Заткнись! – кричу на него, забыв обо всем на свете.
Понимаю, что натворила, когда в голове раздаётся радостный крик Настасьи:
– Любава, ты жива!!!
– Твою же мать! – вырывается у меня.
Брови монстра сначала взлетают вверх от удивления, а затем сходятся к переносице. Похоже, жива я ненадолго.
– Я тоже тебя рада слышать, подруга! – кричит радостно Настасья в моей голове, пока реальность волнует меня куда больше.
Мне ведь надо было банально молчать, молчать и ничего не делать! Почему я даже на это не способна?! Хочу треснуть себя по голове, но лишь прижимаю ладонь к его рту сильнее. Его брови сдвинуты, судя по мимике, он что-то понял, но пока не понятно, что именно.
Его кожа мокрая и прохладная, моя рука слабое препятствие, но все равно останавливает его от дальнейших действий. Сам главнокомандующий стоит со мной на коленях, кто в такое сможет поверить? Где он, а где я, простая деревенская девушка? Он всегда вел себя странно, то называл рабой, то легко признавал меня равной себе в разговоре. Сейчас мне даже кажется, что готовку мою он оскорблял намеренно. Хотя это глупые бредни влюбленной дурочки, мне просто хочется видеть в нем исключительно хорошее.
Быстро отдергиваю свою руку, испугавшись собственных мыслей. Я бы отпрыгнула от него, но он все ещё удерживает меня в клетке своих специфических объятий.
– Любава, только не молчи! Ответь мне! Что с тобой случилось? – эхом раздаётся в голове голос Настасьи, но я не могу и не хочу ей отвечать.
Его руки проходятся по моим рукам к запястьям, резко сжимают их и дергают на себя. С криком падаю на него, пытаюсь вырваться, но его руки, словно кандалы, не дают.
– Любава? – обеспокоенно зовет Настасья, а к горлу подступают слёзы.
Он догадался? Упираюсь лбом ему в плечо, чувствуя, как под его рукой боль в запястье ослабевает. Слегка поворачивает голову, его дыхание обжигает ухо, но куда меньше, чем следующие за ним слова.
– Почему ты молчишь? – его голос обманчиво сладкий, точно сироп. – Ответь ей.
Я держалась, до этого момента, до этих слов, до этого дня. О чем я только думала, целуя его? Он враг, что жестоко бьет прямо в моё сердце. По щекам невольно стекает несколько капель, но я не обращаю на них внимания. Делаю над собой усилие, отклоняюсь назад, даже заставляю себя улыбнуться.
– Чего тебе надо, Настасья? – спрашиваю у нее, смотря в его такие черные и холодные глаза.
– Ты все ещё злишься на меня? – слышу обеспокоенный голос бывшей подруги по несчастью. – У меня не было выбора, ты же знаешь!
Поджимаю губы. Не могу на него смотреть, приказываю себе быть стойкой.
– Выбор есть всегда, – говорит монстр то, что я хочу ответить ей.
Эти слова для меня, холод и красные искры в бездонной черноте его глаз – тоже. Уголки моих
