— Странно все это, — задумчиво проговорил великий китаевед и сплюнул в темноту. — Я про то, старик, что мы до сих пор живы и даже относительно целы. И что тебя сегодня не зарубили, — Сумкин потер ссадину от веревки, ободравшей его нежное запястье. — Ну ты дал, старик, ты конкретно дал! Как это… А! Вот: «В пыль голова покатилась, еще бормотать продолжая»! Тебя же запросто могли убить, а потом выбросить в какие-нибудь колючие кусты! Ты о чем вообще думал?
— Да ни о чем я не думал, — признался Котя. — Просто, знаешь, я вдруг понял, что если ничего не сделаю, то может случиться что-то гораздо более ужасное.
— Ты про Нику? — с пониманием кивнул Сумкин. — Точно, старик, могло. А я… я как-то растерялся. Ты знаешь, я парень башковитый, с мозгами, но совершенно неспортивный.
— Да брось, — махнул рукой Чижиков. — Все уже позади.
Он видел, что приятель мучается собственным бессилием и тем, что не по-мужски повел себя в виду откровенной угрозы. Чижиков Федора очень хорошо понимал: если бы на него не нашло боевое безумие, он бы тоже застыл, не зная, что предпринять.
— Ну… — Сумкин вздохнул, потом посмотрел на Чижикова и легонько ткнул его в бок. Федор не умел долго огорчаться. — Слушай, как вернемся, покажешь мне немного своего волшебного искусства? Нет, правда, старик! Я честно буду на тренировки ходить, отжиматься, сколько скажешь, бегать по утрам, даже иногда подтягиваться. Что ты смеешься? Ничего смешного тут нет! Может, я на старости лет решил немного физически подразвиться и познать, наконец, на собственной шкуре преимущества школы Ян над школой Мэн?
— Да ну тебя, Федор Михайлович! Тоже мне, нарождающийся богатырь земли русской!
Сумкин хихикнул, вынул из пачки новую сигарету и с сомнением на нее уставился.
— А вот у меня еще один вопрос возник, — все так же разглядывая сигарету, начал он. — Почему наша милая Ника не воспользовалась своей хреновиной из будущего, ну той, которая во времени перемещает? Нажала бы на кнопочку, мы бы раз — и переместились назад, и разбойники бы нас не схватили. А?
— Наверное, просто не успела, — пожал плечами Чижиков. — Но, скорее всего, это было бесполезно. Кун-то, который с секирой, уже давно нас в лесу вел, так что пара минут проблемы не решили бы.
— Может, спросим ее саму? — деловито щелкнул зажигалкой великий китаевед.
— Э-э-э… Давай не сейчас, ладно?
— Да чего тянуть-то? Чего тянуть? — Сумкин взъерошил ладонью волосы. — Уж если кто что-то и знает, так это она, Ника! Вот ты, помнится мне, сказал, что сюда тебя перенесла она, так?
— Ну, вроде.
Думая о Нике, Чижиков испытывал противоречивые чувства: с одной стороны, он не мог не злиться на девушку за то, что она втравила его в эту безнадежную историю, а с другой, Котя не мог не признать, что, несмотря ни на что, Ника ему симпатична. Кроме того, Чижиков смутно ощущал в Нике некую странность: она как будто примеряла на свое лицо улыбки, слезы, обиду, гнев, не умея эти чувства выразить свободно и естественно. Что, в сущности, Котя про Нику знал? Да практически ничего. И как со всем этим быть, Чижиков не мог пока разобраться.
— Что-то я не слышу уверенности в твоем голосе, старик! Совсем не слышу. Но, заметь себе на манжетах, я этому не удивляюсь. Черт, да я уже вообще удивляться разучился за эту пару дней! Когда кругом такое, такое! — Сумкин сделал руками фигурный жест. — Ну ладно, ладно… И как Ника это перемещение произвела?
— Понятия не имею.
— Вот! Так давай пойдем и спросим.
— Мне кажется, не стоит.
— Отчего это не стоит? Почему, я тебя спрашиваю? Да каждая клеточка моего высокоученого организма буквально вопиет о чистом и незамутненном ложью знании: что вообще происходит? Почему? Отчего именно так? И кто виноват в том, что мы оказались по самые уши во всем этом древнекитайском дерьме? Я хочу знать, понимаешь? И вижу только один толковый источник информации. И называется он — Ника.
— С ней вообще странная история, Федор Михайлович, — произнес Чижиков и замолчал, прикидывая, стоит ли говорить.
— Еще бы не странная! — воскликнул Сумкин. — Она же у нас из будущего. Ты находишь это нормальным? Или в твоей системе координат вполне естественно скакать во времени и при этом прихватывать с собой совершенно невинных людей, которые только-только раскатали губу поесть курицы?
— Мне кажется, она к твоему перемещению никакого отношения не имеет, Федор Михайлович, — возразил Котя. — Она не врет: когда ты вдруг появился прямо у нас перед носом, Ника удивилась не меньше меня.
— И что это доказывает, что? — напористо заговорил Сумкин. — Это ровным счетом ничего не доказывает. Кто она такая вообще? Может, знатная артистка больших и малых театров. Она с тобой летела? Ты давно с ней знаком?
— Тут такое дело, — Котя решился: будь что будет. Все же Сумкина он знает далеко не первый год. — Понимаешь…
И Чижиков коротко рассказал приятелю, как нашел у себя под дверью тринадцатилетнюю Нику, девочку из будущего; как он не придал значения этому ее утверждению и усиленно от навязчивой Ники отделывался — и таки отделался, а она потом все равно обнаружилась в летящем в Пекин самолете, но уже в возрасте двадцати трех лет. Рассказал и о том, как Ника велела держаться рядом, когда самолет начал падать, о том, как их окутало белое сияние и как позднее они пришли в себя на берегу древнекитайского озера.
— Я пытался от нее удрать и пытался заставить отвечать на вопросы. Все бесполезно: Ника так ничего мне толком и не объяснила и никуда не делась, — закончил Чижиков. — Ну не пытать же ее, в самом деле?
— Да, пытать как-то неловко, — согласился Сумкин задумчиво. И вновь оживился. — Кстати, а ты умеешь? Ну, там иголки под ногти загонять и все такое? А то китайцы, доложу я тебе, в этом смысле очень далеко продвинулись, и мы могли бы…
— Федор Михайлович!
— Ладно, ладно! Пошутил я, пошутил. И все равно — я не вижу, отчего бы не задать Нике пару-тройку хороших, берущих за душу вопросов.
— Да она от любого вопроса отговорится! Пробовал я по всякому, только голову вдрызг заморочила, — махнул рукой Котя. — Бесполезно это. К тому же только она знает, куда нам идти, чтобы выбраться отсюда.
Он кивнул в сторону разбойничьего лагеря.
— Ты меня просто поражаешь, старик, — сокрушенно покачал головой Сумкин. — Просто поражаешь… Ну откуда, скажи мне на милость, тебе известно, что там, куда стремится Ника, действительно будет некая фигулина, которая благополучно доставит нас домой? А? Может, она воспользуется нашими многочисленными талантами для достижения собственных це лей, свалит в свое светлое будущее, а нас бросит на произвол судьбины лютой здесь? Тебе такое в голову не приходило?
— Приходило, — кивнул Чижиков. — Но я старательно игнорировал эту мысль. Да и что мы можем поделать?
— Ну, например, никуда больше не идти, — предложил Федор. — А что? Мы теперь сподвижники благовещего Шпунтика, нас практически на руках носят, мы везде желанные гости. Не пропадем. В принципе, можно и у Ляна остаться, пожить немного на халяву. А что? Воздух тут свежий, с мясом проблем нет, Шпунтику тоже, вроде, нравится. Надо только решить вопрос с табаком и все. Ты удивишься, старик, насколько я неприхотлив в повседневной жизни!
— Интересная мысль.
— О чем я тебе и толкую! — торжествующе стряхнул пепел на штаны Сумкин. — Откажемся идти дальше в столицу, скажем: благовещий зверь дал такой знак. И посмотрим, что Ника предпримет…
— …а предпринять ей нечего! — подхватил, воодушевляясь, Котя, — и мы вынудим ее все-все-все нам рассказать. Толково придумано.
— Точно! — хлопнул его по плечу Сумкин. — Давай еще по одной?
И предложил, вытаскивая пачку:
— Да бери мою, у тебя уж и не осталось, поди.
Чижиков взял предложенную сигарету, наклонился к огоньку зажигалки прикурить, засмотрелся на огонь и…
Второй сон Константина Чижикова
Едет автобус — широкие окна, парные сидения и между ними проход к кабине водителя. В окна бьет солнце, ощутимо холодно: зима? Пассажиров в автобусе немного — с десяток, все в пальто и шапках; сидят свободно и оживленно переговариваются, а один из них, невысокий мужчина в зеленом, военного покроя, длинном стеганом пальто и без шапки стоит в проходе. Держась за поручень у потолка, свободной рукой указывает в окно и что-то громко говорит остальным. Котя вглядывается: стоящий в проходе — китаец, на груди у него алеет большой круглый значок с Председателем Мао. Остальные пассажиры — европейцы: русские, точнее советские, Котя знает это твердо. А еще он знает, что автобус, люди, едущие в нем, — все они из прошлого, из пятидесятых годов двадцатого века. Местное средство передвижения ползет по тогдашнему Китаю, петляет по горной дороге, упорно стремится вверх, а за окном сменяются один другого краше живописные пейзажи. У всех пассажиров прекрасное настроение, какое и должно быть в погожий зимний день, они едут в горы насладиться заслуженным отдыхом после тяжелой трудовой недели на великих народных стройках. Они — советские специалисты, помогающие братскому китайскому народу создавать лучшее будущее.
