Машина выбралась на загородное шоссе, обсаженное деревьями, и увеличила скорость. Дорога некоторое время стлалась вдоль широкого арыка, повторяла его изгибы, затем перебежала через мост и подалась влево.
Керлинг вел машину спокойно, свободно откинувшись на спинку сиденья. Руки его, слишком белые для мужчины, с отполированными ногтями, покрытые веснушками, не держали баранку, как обычно держат ее профессионалы-водители, а лежали на ней. Точными, едва приметными и небрежными движениями ладоней Керлинг манипулировал рулем.
Еще издали он заметил, что его загородный дом ярко освещен. Керлинг сбавил ход, сделал плавный поворот и въехал в настежь распахнутые ворота, Они тотчас закрылись за ним.
Едва Керлинг успел выйти из машины, как к нему подбежал Гуссейн и взволнованным голосом доложил:
— Вор пробрался в дом через балкон по веревке, сделать ничего не успел. Его стережет Радж.
— Где?
— В вашем кабинете, господин.
Керлинг вынул пистолет, освободил предохранитель.
— Пошли!
На веранде они застали жену и дочь Гуссейна. Женщины поклонились хозяину и пропустили его в дом.
В холле Гуссейн доложил:
— Я не решился без вас позвонить в полицию. Быть может, позвонить сейчас?
— Подожди…
Войдя в ярко освещенный верхним светом кабинет, Керлинг увидел в углу скрюченного в неестественной позе человека. Возле него царственно сидел неподвижный дог. Он даже не повернул головы, когда вошел хозяин.
— Радж, ко мне! — позвал Керлинг.
Собака нехотя подошла к нему и встала с левой стороны.
— Хенде ап! Руки вверх! — скомандовал Керлинг и наставил пистолет на вора.
Наруз Ахмед с застывшим взглядом и окаменевшим лицом приподнялся, выпрямился и поднял руки кверху.
Керлинг осмотрел его спокойно, насмешливо и приказал Гуссейну:
— Ну-ка, выверни у него карманы!
В карманах, кроме красного носового платка, небольшой суммы денег и засаленных документов, ничего не оказалось. Керлинг приказал деньги и платок вернуть вору, а документы бросил на письменный стол. Гуссейну он сказал:
— Ступай! Я поговорю с ним сам.
Оставшись наедине с ночным гостем, Керлинг сел в кресло и, нацелившись черным пистолетом в переносицу Наруза Ахмеда, спросил:
— Это еще что за фокусы? Кто ты? Зачем сюда пожаловал?
Наруз Ахмед молчал.
— Ну, отвечай! Я буду считать до двенадцати, а потом спущу курок. Раз… два… три… четыре… пять…
Наруз сообразил, что с ним не шутят. Нельзя ждать той секунды, когда из круглого отверстия ствола вырвется злобный огонек. Эту секунду надо перехватить.
— Я скажу… Я на все отвечу… — вырвалось у него. — Разрешите мне сесть… Меня не держат ноги…
Керлинг рассмеялся мелким шипящим смехом, толкнул ногой стоявшее напротив кресло и показал на него пистолетом.
— Садись!
Шатающейся походкой, с поднятыми руками Наруз Ахмед подошел к креслу, упал в него и вздохнул с облегчением.
— Опусти лапы, — разрешил Керлинг и позвал дога: — Ко мне, Радж. Ложись!
Дог расположился между хозяином и Нарузом Ахмедом и снова вперил свой дьявольский взгляд в ночного гостя.
Керлинг положил пистолет на стол, под правую руку, и сказал:
— Говори, я слушаю.
— Я пришел сюда… — начал Наруз срывающимся голосом, — чтобы взять отцовский клинок… Я думал… Мне сказали… Да… Мне сказали, что клинок отца попал сюда, и я хотел, ну… как бы сказать… забрать его…
Он проговорил это торопливо, несвязно, облизывая пересохшие губы. Слова наскакивали одно на другое.
— Маловразумительно, — коротко заметил Керлинг и провел рукой по своим гладко зачесанным волосам.
— Я не вор… Поверьте мне, я не вор, — вновь забормотал Наруз Ахмед. — Единственно, что привело меня сюда, так это клинок…
— Какой клинок, черт тебя побери?! — с раздражением воскликнул Керлинг.
— Отцовский клинок… Да, клинок, который раньше принадлежал моему отцу.
— Ты аферист! Что ты морочишь мне голову? Я не ребенок!
— Господин… поверьте, что я говорю правду, — приходя мало-помалу в себя, убеждал Наруз Ахмед. — Конечно, вам непонятно. Но я объясню вам все, все… Я пришел сюда за тем клинком, который вы три года назад купили на "Эмире" в магазине Исмаили… Да, я хотел украсть у вас этот клинок… В этом моя вина… Но клинка не оказалось среди вашего оружия. Клинка нет. Значит, все напрасно, и я погиб, ничего не достигнув…
Керлинг прищурился, что-то припоминая, и спросил:
— У Исмаили, ты сказал?
— Да, да, у Исмаили… Это совершенно точно. Вы не можете этого не помнить, раз об этом помнит Исмаили. Вы оставили ему свой адрес. Теперь вы понимаете меня?
— Ничего пока не понимаю.
— Этот клинок я продал Исмаили в сорок шестом году, а он продал его вам. Клинок мне оставил мой покойный отец Ахмедбек, а ему подарил его последний эмир бухарский Саид Алимхан… И поверьте, что я не вор. Что угодно, только не вор. Это случилось со мной впервые.
Керлинг внимательно всмотрелся в лицо Наруза Ахмеда и сказал:
— Что ты не обычный вор, могу поверить. Воры так глупо не поступают. Но скажи, зачем тебе понадобился клинок, который ты сам же несколько лет назад продал? Зачем?
Наруз Ахмед молчал. Он сидел, ссутулившись, точно пришитый к креслу, и не знал, как ответить. Вот это вопрос! Действительно, зачем? Придется, видимо, сказать правду. Другого выхода нет.
— Ну? — напомнил Керлинг. — Зачем?
— В клинке заключена большая тайна.
Керлинг расхохотался. Этого еще не хватало! Начинаются восточные штучки!
Он вынул из бокового кармана сигару, откусил ее кончик, достал зажигалку и закурил. Дым слоистыми волнами поплыл по комнате.
— Ты, может быть, думаешь, что имеешь дело с местным жителем? проговорил Керлинг, разглядывая зажигалку с таким видом, будто она впервые попала к нему в руки. — Ошибаешься! Я не настолько наивен…
Мысли Наруза Ахмеда мчались, разбегались на ручейки, и ни на одной он не мог сосредоточиться. Что же делать? Господин Керлинг и этому не верит! Как убедить его?
— Ты понял меня, жалкий аферист? — твердо спросил Керлинг.
— Да, господин.
— Что же ты еще можешь сказать?
— Я говорю правду…
Керлинг усмехнулся, брезгливо взял документы Наруза Ахмеда, просмотрел их и сказал:
— Кто ты? Только говорить правду, иначе я прекращу беседу.
Наруз Ахмед объяснил, что он родом из Бухары, сын видного человека при эмире бухарском, что отец его после революции боролся с советской властью и был курбаши, да и сам он состоял в басмаческом отряде Мавлана. После разгрома отряда он бежал в Афганистан, а затем перебрался в Иран.
