Родриго Грубиан. – Это они! Я узнаю герб короля! Они явились по мою душу!
– Что? Как? Кто явился? – дрожащим голосом спрашивал папа Дик, сорвав с головы ночной колпак.
Мама Дик стояла посреди вагончика в ночной рубашке и не знала, куда деваться.
Только Сократ знал, что делать.
– Быстрее, разбойник! – крикнул он. – Снимай свои доспехи, чтобы в тебе никто не опознал рыцаря-разбойника!
Но это легко было сказать, куда труднее сделать. Настоящие рыцарские доспехи так же трудно снять, как и надеть, особенно когда они маловаты и жмут. Родриго Грубиан сорвал с себя нижние ножные латы и закинул их под кровать, едва не задев маму Дик, и сам едва не потерял равновесие, стоя на одной ноге. За ними последовал левый наколенник, а вот правый застрял вместе с верхними латами, и как раз в тот момент, когда Сократ у окна возвестил о прибытии рыцарей короля, Родриго Грубиан всё-таки потерял равновесие и с грохотом рухнул у ног стонущей мамы Дик. И теперь он лежал словно черепаха на спине, а при попытке подняться опрокинул и бедного папу Дика, который как раз в это время попытался встать с кровати.
– Нет, не может быть! – простонал Сократ со своего наблюдательного пункта. – Скорее, Дики! Поднимите же его! Или вы хотите отправиться в тюрьму за то, что укрывали у себя в вагончике похитителя принцессы?
Дики не могли так быстро соображать в столь ранний час. Они начали нещадно тянуть Родриго Грубиана за конечности. Мама Дик сорвала с него заклинивший наколенник и верхние латы, а папе Дику удалось стащить один лат с предплечья, и он принялся за налокотник. Родриго Грубиан вскрикнул от боли. Как же он проклинал себя в этот момент за то, что в крепости Гробург очертя голову надел на себя что придётся! Лучше бы он как следует запер ворота! Лучше бы он ещё раз взглянул на свои кактусы, которые ему, быть может, уже не суждено будет увидеть снова, если он не успеет снять с себя эти проклятые латы!
«Туснельда!» – только и успел подумать Родриго Грубиан, когда папа Дик с ни с чем не сравнимым напряжением сил сумел разом стянуть с рыцаря-разбойника наплечные латы. Сам при этом, правда, упал со снятыми латами в руках, сбив кухонные стулья словно кегли. Из-за всего этого грохота и кавардака Сократ чуть не прослушал, что в дверь вагончика уже постучались и строгий голос потребовал впустить их именем короля.
– Откройте! – кричали из-за двери. – Генерал короля Килиана Последнего требует, чтобы его впустили!
Что делать? Хотя Родриго и освободил конечности от лат, грудные латы всё ещё оставались на нём.
– Быстро! – крикнул Сократ, не теряя присутствия духа. – Накиньте на него одеяло!
Большое одеяло в красную клетку накрыло Родриго Грубиана мягким облаком, и в следующее мгновение мама Дик открыла дверь кукольного вагончика.
– Да, простите? – сказала она, будто только что очнулась ото сна, а не путалась под ногами при освобождении от лат рыцаря-разбойника.
Генералу короля Килиана предстало странное зрелище. Позади толстой женщины в ночной рубашке он увидел пёстрого попугая, рослого мужчину в исподнем, закутанного в одеяло, и ещё одного мужчину, низенького и кругленького, посреди опрокинутых стульев.
Однако генерал не стал задумываться об этом. Он понимал, что имеет дело, согласно наружной надписи на вагончике, с артистами кукольного театра, а они, как известно, люди со странностями.
Кроме того, он был безумно рад, что вообще их нашёл. Придворный медик Падрубель послал его найти каких-нибудь комедиантов, способных рассмешить короля Килиана, а ведь в окрестностях Страхопущи комедианты были скорее редкостью. Генерал считал большим везением, что они наткнулись на этот кукольный театр. И если они представляли собой такое комическое зрелище – валяясь под столом, завернувшись в одеяло или окутавшись ярким оперением, – так тем лучше. У самого генерала чувство юмора было не очень развито, но эта труппа казалась ему поистине смешной.
– Доброе утро! – гаркнул он командным басом.
Поскольку Родриго Грубиан никогда не покидал своей крепости Гробург, генерал и понятия не имел, кто стоял перед ним на самом деле.
– Чем можем служить, благородный рыцарь? – прохрипел Сократ, единственный из всех присутствующих осмелившийся подать голос.
Всё же это было чересчур для генерала. Он хотел говорить не с наглой птицей, а с владельцем кукольного театра – папой Диком, и его взгляд поневоле упал на почти двухметрового мужчину в клетчатом одеяле.
– Вы папа Дик, я полагаю? – спросил он.
Родриго Грубиана бросало то в жар, то в холод от одного только взгляда генерала. Будучи от природы пугливым, он рассчитывал на худшее, то есть на обнаружение его нагрудных лат под покровом одеяла. Он открыл рот и тут же закрыл его, лишившись дара речи.
– Я папа Дик, – донеслось из-под кухонного стола, и маленький круглый человечек стал выбираться из-за опрокинутых стульев. На нём была длинная ночная рубашка, и, когда он предстал перед генералом в дверях вагончика, лицо у него было бледное. – С вашего позволения, Эфраим Эмануэль Дик, – назвался он по полной форме и неловко поклонился.
– Мастер Дик! – строгим, приказным тоном воскликнул генерал. – Король Килиан Последний нуждается в ваших услугах! Приказываю вам следовать за мной в королевский замок, где вы без промедления должны будете насмешить короля вашим кукольным театром!
Сократу слышать это было вовсе не в радость. Он приблизительно представлял себе, о чём идёт речь. Он ведь знал, что король Килиан подвержен меланхолии, и своими глазами видел, как король упал в обморок со своего коня у кареты похищенной принцессы. Но он знал также, как трудно заставить кого-то смеяться по приказу. Это только родители Малыша Дики послушно следовали любому приказу – в отличие от их сына, которому приказывать
