Н.И. Черняев в статье «Мистика, идеалы и поэзия русского Самодержавия» (1904), приведя эти стихи, предпослал им такое суждение:
«Идеалы русского Самодержавия, идеалы всего того, что оно творит в области внутренней и внешней политики, сводятся к созданию истинно христианской монархии и к утверждению христианских начал в жизни государственной, общественной и семейной, в духе Вселенской Правды, мира и любви».
Ясно, что речь идет о высших идеалах. Но кто из русских царей хотя бы приближался к ним? Разве в «христианской монархии» допустимо щедро одаривать своих близких при бедственном положении большинства народа? Разве допустимо казнить людей только за то, что они посягнули на жизнь самодержца?..
Риторических вопросов возникает немало. Отвечая на них, можно смиренно посетовать на извечный роковой разрыв между идеалами и реальностью. Революционеры рассуждали иначе: долой царя, не способного нести свою высокую миссию! Долой власть, основанную на лицемерии, на эксплуатации покорности и невежества народа! Долой мистику самодержавия, не выдержавшую испытание временем и судьбой!
НА РОКОВОМ РУБЕЖЕ
Американский историк Всеволод Николаев считает: «Тот факт, что конспираторы смогли взорвать царскую столовую и проникнуть в самую резиденцию государя, доказывал, что они всесильны и что царская полиция не в силах их обуздать.
2 марта была годовщина отмены крепостного права, но террористы расклеили по всей столице предупреждения, что "адские машины" будут взрываться по всему городу, на разных улицах и площадях Санкт-Петербурга. Все население, как сообщали иностранные послы из столицы, было охвачено паникой из-за бессилия полиции, которая не могла обуздать террористов. Многие состоятельные жители Санкт-Петербурга заколачивали окна и запирали двери своих домов, уезжая в провинцию. Никто не был уверен в завтрашнем дне».
Революционные экстремисты не только гласно приговорили к смерти императора России, но и вносили нервозность, а то и ужас (террор) в души некоторой части обывателей. Это была демонстрация мнимой силы конспираторов-террористов и мнимой слабости царской власти.
Как вспоминал великий князь Алексей Михайлович, внук Николая I и ровесник Николая II, обитатели дворцов пребывали в страхе: «Камер-лакей, подававший утренний кофе, мог быть на службе у нигилистов. Со временем ноябрьского взрыва каждый истопник, входящий к нам, чтобы вычистить камин, казался носителем адской машины».
После взрыва в Зимнем дворце и угроз террористов устроить новые подобные акции в широком масштабе немало жителей столицы было в панике. Это заставило Николая Лескова написать заметку «О трусости» (16 февраля 1880 года). Он привел примеры психических эпидемий, когда люди поддавались ложным слухам и вели себя, как безумные. По его словам, власть поступила «нынче в руки лица, внушающего всем честным людям большое доверие и уважение к его способностям», и призвал горожан к спокойствию. Под уважаемым честными людьми лицом он подразумевал Лорис-Меликова (1825—1888).
Однако, по словам Алексея Михайловича, его «примирительная политика вызывала бурю негодования у сановников без постов и у непризнанных спасителей отечества… Храбрый командир корпуса и помощник моего отца во время Русско-Турецкой войны 1877—1878 годов граф Лорис-Меликов, по мнению своих врагов, стал послушным орудием в руках княгини Юрьевской. Назначенный на пост канцлера Империи, Лорис-Меликов пользовался полным доверием Царя и его глубокая привязанность к Монарху была очевидна… А народ — эти 125 миллионов крестьян, раскинутых по всему лицу земли русской, — говорили, что помещики наняли армянского генерала, чтобы убить царя за то, что он дал мужикам волю».
Отец Алексея Михайловича великий князь Михаил Николаевич, генерал-фельдмаршал, служил наместником на Кавказе и командовал войсками Кавказского военного округа. Этот человек отлично знал Лорис-Меликова. А вот его супруга, ненавидевшая княгиню Юрьевскую (кстати, из рода Рюриковичей-Долгоруких) как авантюристку, неприязненно относилась и к Лорис-Меликову. Не удивительно, что о нем распускали лживые слухи.
Вряд ли они появились ни с того ни с сего в народе. Их могли распространять революционеры, чтобы расшатывать устои государства. Но не исключено, что породили слухи враги либеральных реформ. В таком случае интересы и революционеров и реакционеров сходились: надо избавиться от тех, кто стремится ограничить самодержавие, изменить существующий строй на манер английской конституционной монархии.
А если так, то жизни Александра II и Лорис-Меликова угрожала двойная опасность — и от явных врагов из тайной организации, и от тайных недругов из своего ближнего и дальнего окружения. Покушения организовывали, конечно же, террористы, но у консерваторов была возможность при случае не предпринимать необходимых мер к охране императора и его приближенного-реформатора.
Либеральная печать одобрительно отозвалась на предложения Лорис-Меликова. Язвительный поэт Дмитрий Минаев обратился к нему со «смехотворным» посланием:
Ввиду порядка строгогоМы просим, граф, немногого:Вы дайте конституцию,На первый раз хоть куцую!
Да и могла ли быть иная, полноценная конституция? Ее быть не могло: это означало бы конец самодержавия и переход… При отсутствии достаточного количества буржуа (так называемый третий класс) в России, о буржуазной демократии не могло быть речи. О народной демократии даже думать не имело смысла. Выходит, дворянско-помещичья демократия? Нечто невиданное, а то и несуразное.
И без того эта социальная группа имела немалые привилегии. Значит, она желала большего? Как мы уже говорили, в таком случае царь вынужден выступать защитником крестьян от дополнительного гнета (иначе — новые бунты, а то и революция).
Ну а зачем нужна куцая конституция? Только для ослабления напряженности в обществе, некое подобие социально-политического громоотвода — не более того. Примерно так, судя по всему, рассуждал Лорис-Меликов при согласии царя на продолжение — после некоторого перерыва — либеральных реформ. Наконец-то к ним можно было приступить. Это проходило на фоне постоянных угроз со стороны революционеров-террористов и достаточно успешной борьбы с ними.
«Император в последнее время сблизился с генералом Михаилом Лорис-Меликовым, — пишет Николаев, — назначенным им генерал-губернатором Харькова, царь знал и ценил его за геройское участие в войне 1877—1878 годов. Он возглавлял Кавказский корпус и прославился взятием Карса — ключевой позиции на азиатском фронте. Александр уже тогда наградил его высокими орденами. Но больше всего Лорис-Меликов заслужил доверие императора тем, что, назначенный генерал-губернатором Харькова, он справился с террористами и успел восстановить порядок в своей губернии.
Накануне нового 1880 года под его личным руководством харьковская полиция арестовала террориста Гольденберга, который убил князя Дмитрия Кропоткина, бывшего до Лорис-Меликова генерал-губернатором Харькова. Лорис-Меликов лично руководил следствием и сумел своим гуманным обращением заставить Гольденберга сделать важнейшие признания о деятельности «Народной воли», членом которой он состоял. Так, он раскрыл, что Желябов и Перовская организовали взрыв в Зимнем дворце, а также и их прежние акции против императорского поезда. Нетрудно себе представить, какое впечатление доклад Лорис-Меликова произвел на царя.
После акции в Зимнем дворце император созвал в своем кабинете для разработки мер против терроризма экстренный совет, в котором участвовали наследник престола великий князь Александр Александрович, военный министр Милютин, некоторые другие министры, все генерал-губернаторы, в том числе Лорис-Меликов и другие лица. Наследник престола предложил немедленно создать специальный Верховный комитет, чья юрисдикция распространялась бы на всю империю. Все присутствующие одобрили это предложение и высказались за немедленное его создание.
Император обратился тогда лично к Лорис-Меликову и пригласил его высказаться. Генерал ответил, что он вполне соглашается с предложением наследника престола, однако добавил, что самое существенное — это немедленное проведение либеральных реформ по образцу западных государств:
— Теперь во всей Западной Европе ширятся коммунистические идеи, проникли они и к нам. Но единственный правильный способ бороться с ними — это улучшить условия жизни и дать людям больше свободы, создав либеральное правление. Это, я уверен, самое полезное и для России: гуманное, теплое отношение, я бы уточнил — сердечное управление…
Все слушали с большим вниманием этого героя войны с турками, который сумел привлечь к России симпатии населения Южного Дагестана, Дербента и Терской области еще в 1861—1875 годах. Говорил он, однако, без пафоса, иногда даже запинаясь, на своем ломаном русском языке, с сильным армянским акцентом. С тех пор члены Комитета прозвали Лорис-Меликова диктатором сердца».
