– А потом у них кончится вода! – перебил меня северянин. – Однако если ты думаешь, что после этого они решат, что мы погибли, снимут дозоры и все как один поскачут к Столпу Кейна или в Аркис-Нью-Инглэнд…
– Я так не думаю, – в свою очередь перебил я его. – Дон Риего-и-Ордас далеко не наивен. У него хватит терпения искать вокруг «терки» наши следы и два, и три месяца напролет. Конечно, мы тоже можем тянуть до последнего – запасов воды и провизии у нас примерно на полгода. Но ведь «терка» – не хамада. Она – это абсолютно голое и безжизненное пространство. Вряд ли мы высидим слишком долго на солнцепеке, дыша раскаленным воздухом и глядя на окружающую нас ослепительную белизну. Вот почему нам придется выгадать момент и убраться оттуда через три или четыре дня.
– То есть когда часть Кавалькады отбудет за водой, – понимающе кивнул Сандаварг.
– Именно, – подтвердил я. – В этом случае оставшиеся кабальеро станут патрулировать лишь те сектора периметра, на которых наше появление наиболее вероятно. И вряд ли они будут думать, что мы сунемся в каньон Дельгадо – ведь мы не идиоты, чтобы загонять себя в тупик, верно? Но если вдруг дону Балтазару тоже стало известно, что сегодня Дельгадо проходим для бронекатов…
– Насчет этого не переживай, – заверил меня Убби. – Люди, которые открыли этот путь, не выболтали бы о нем даже под пытками. И если ты сумеешь переправить свою развалюху через коралловую «терку», у нас в распоряжении будет не просто дорога, а своя собственная дорога! Это я тебе, шкипер, обещаю совершенно точно, загрызи меня пес!..
Чем хороша коралловая «терка», так это тем, что ее очень легко описать человеку, ни разу в жизни ее не видевшему.
Представьте себе, что вы стоите на раскинувшемся до горизонта пространстве, похожем на остекленевшую, густую и блестящую на солнце пену. Самые крупные пузырьки, из которых состоит эта пена, величиной со зрелую тыкву. Из-за того, что их верхний слой веками выгорает на солнце, они постоянно крошатся и лопаются, отчего поверхность «терки» и впрямь выглядит шершавой. Вот, в общем-то, и все, что можно сказать об этой уникальной, но скудной на детали и краски пустыне.
Само собой, что ходить по ней пешком или ездить на лошадях невозможно в принципе. Хрупкая как кварц и пористая структура этого окаменелого образования не является препятствием только для широких колес бронеката. И то – лишь гипотетически. До нынешнего дня среди перевозчиков не находилось идиотов, готовых рисковать своей техникой ради прокладки дороги по сомнительной местности. Было гораздо практичнее объехать ее стороной, тем более что это, как правило, не отнимало много времени.
Отец рассказывал, что подобные скопления кораллов появились в Атлантике после Всемирного Затмения, когда Столпы Вседержителей начали делать свое гиблое дело. Именно тогда в катастрофически мелеющем океане вокруг вырастающего из волн Срединного хребта возникло множество мелких разрозненных водоемов. Большинство скопившихся в них морских обитателей вымерло, а те, что остались, видоизменились почти до неузнаваемости. К таким мутантам относился и один из видов кораллов, который в новой среде вдруг разросся настолько, что стал заполнять собой целиком впадины, где он сохранился. А с окончательным их высыханием окаменел и превратился в ту «терку», какой мы ее сегодня знаем.
Словами не описать, что мы испытали, когда «Гольфстрим» съехал с камней на хрустящий коралловый слой. Я даже не знал, как глубоко утонут в нем колеса, и уповал лишь на свое чутье и кое-какие знания, полученные при прошлых моих знакомствах с подобными «терками». Раньше, проезжая мимо них, я не упускал возможности опробовать их на крепость ломом и кувалдой – исключительно в целях любопытства. И вот теперь пришла пора перейти от досужих исследований к практическим экспериментам. Которые, без преувеличения сказать, имели шанс войти в историю, а я – стать первооткрывателем новых маршрутов!
Или, что более вероятно, – очередным сгинувшим без вести перевозчиком, наподобие Пьяницы Ханя, о многих из которых ныне не осталось даже воспоминаний…
Дон Риего-и-Ордас наверняка тоже сверялся с картой. И потому по мере нашего приближения к «терке» начал выказывать беспокойство. Последовала еще одна попытка штурма, на сей раз, правда, обошедшаяся без жертв. Малабонита не зевала и при помощи «Плаксы» согнала гвардейцев с прицепа, едва они вновь взобрались на него.
Команданте явно не желал, чтобы мы – самоубийцы – похоронили вместе с собой нужный ему груз Макферсона. Но, увы, дон Балтазар ничего не мог с нами поделать и был вынужден отпустить нас в коралловую пустыню, приказав Кавалькаде остановиться на самом ее краю. А мы двинулись дальше, навстречу неизвестности и, вполне вероятно, ужасной погибели…
Однако Смерть проявила к нам снисхождение и не настигла нас сразу, как только мы въехали на зыбкую безжизненную поверхность. Я знал о том, как трещат антарктические ледники, лишь понаслышке, поэтому не мог сказать, походил хруст ломающихся под колесами кораллов на треск льда или нет. Но страху он на нас нагнал будь здоров.
Поначалу мне почудилось, будто эти звуки издает не «терка», а разваливающийся на части буксир. Вдобавок при этом он сильно просел, словно у него отлетели одновременно все колеса. Трудно сказать, от чего на самом деле подогнулись мои колени: от этого нырка или от леденящего ужаса, что охватил меня подобно порыву северного ветра.
К счастью, колеса «Гольфстрима» остались на месте, а сам он прекратил тонуть и, круша хрупкие окаменелости, ринулся вперед, через пустыню. Скорость его тут же упала больше чем наполовину. Но я ожидал этого и сразу приказал Гуго переключить коробку скоростей на малую передачу.
– Просвет! – выкрикнул я команду, которую прежде отдавал Долорес, когда мы выезжали на песчаные участки хамады. Малабонита высунулась по пояс из бортового люка, глянула вниз и, выяснив, что требовалось, доложила:
– Просвет минус два метра! Стабильный!
Бронекат утоп ниже уровня, на какой я рассчитывал, но это терпимо. Проломив верхний, иссохший под солнцем слой «терки», колеса уперлись в более крепкий, слежавшийся пласт. А подминаемые ими под себя обломки сыграли роль амортизационной подушки, удерживающей «Гольфстрим» на ломкой пористой поверхности.
Если дальше ничего не изменится, при скорости десять-двенадцать километров в час мы преодолеем пустыню уже завтра к вечеру. Так, по крайней мере, должен думать дон Риего-и-Ордас, провожая нас взглядом с высокого утеса, нависающего над «теркой». Команданте заехал туда верхом и теперь торчал на скале, будто памятник из Брошенного мира, что в хорошую погоду бывают видны на краях многих плато. Остальные всадники выстроились вдоль границы непроходимой для них территории и тоже глядели нам вслед, не выказывая ни раздражения, ни злобы. Хотя каждого гвардейца наверняка распирало желание поквитаться с нами за павших этим утром compaceros.
– Кажется, получилось, загрызи нас пес, – неуверенно пробормотал Сандаварг, озираясь по сторонам.
– Рано еще судить об этом, – поморщился я. – Однако начало положено и мало-мальски обнадеживает. А теперь давайте побережем глаза и наденем солнцезащитные очки. Если эта сверкающая белизна не разверзнется под нами, то зрение испортит однозначно…
Удивительно, но к вечеру мы были все еще живы и продолжали двигаться на север. Теперь со всех сторон от нас простиралась блистающая под солнцем и испещренная дырами, бескрайняя пустыня. Скалы, у которых мы расстались с Кавалькадой, давно скрылись за горизонтом. Лишь на западе его линия нарушала унылое однообразие. Там вздымался в небеса могучий Срединный хребет – промежуточная цель нашего проклятого путешествия. Мы отчетливо видели ее, но почти не верили, что нам повезет преодолеть эту преграду и достичь западной Атлантики, не говоря уже о крепости Гексатурм.
Не сказать, что «терка» была щедра на сюрпризы, но без неприятностей не обошлось. Больше всего мы боялись гигантских пустот, какие могли скрываться под внешним слоем коралловых окаменелостей. Такие опасные «пузыри» нам на пути пока не попадались, хотя на более мелкие мы периодически натыкались. Частенько «Гольфстрим» то клевал носом, то резко кренился на борт, то с грохотом оседал на корму, проваливаясь колесами глубже обычного. Сколько я ни таращился вперед, так и не научился предугадывать по изменению рельефа, когда ожидать следующую рытвину. Поэтому приказал команде, в которую волей-неволей пришлось теперь включить и Убби, быть постоянно начеку и закрепиться на палубе.
Пустыня позволяла вести бронекат по прямой, однако трижды я отклонялся от курса, объезжая подозрительные места. Они представляли собой неглубокие, но хорошо заметные, крупные вмятины на ровной поверхности пустыни. В них не было заметно трещин, которые могли бы косвенно указать на сокрытый под ними провал. И все-таки я поостерегся пересекать эти впадины и обогнул их по краю от греха подальше.
