Никаких каменных островков, где можно было бы устроиться на ночлег, нам так и не встретилось. Пришлось остановить буксир прямо на «терке», которая вновь продемонстрировала нам свой коварный нрав, когда мы улеглись спать. Около полуночи «Гольфстрим» сотрясся от внезапного толчка. Не слишком сильного, но вмиг заставившего нас проснуться и броситься к борту, дабы выяснить, что стряслось.
Днем у нас не было возможности расслышать из-за шума, так сказать, голос этой пустыни. Однако за ужином я обратил внимание на доносящееся со всех сторон зловещее потрескивание. Если бы оно раздавалось только из-под бронеката, я бы сразу встревожился. Но поскольку эти звуки шли отовсюду, мы решили, что их издает нагретая за день солнцем и теперь остывающая «терка». Скорее всего, так на самом деле и было. И тем не менее наш незапланированный ночной подъем дал понять, что здесь нельзя расслабляться даже на минуту.
Тревога разразилась из-за трейлера, чьи оба левых колеса внезапно провалились в коралловую «пену» вплоть до самых осей. Провалились, хотя последние четыре часа мы стояли на месте и не двигались! Это означало, что к утру не только прицеп, но и буксир могли улечься на брюхо. Или, говоря языком перевозчиков, заполучить дорожный просвет с критической отметкой «минус четыре». Чтобы вытащить бронекат из этой западни, его придется снова ставить на колеса – только так и не иначе. Что с учетом здешней зыбкой почвы попросту нереально: он станет утопать гораздо быстрее, чем мы будем успевать его откапывать.
Бранясь как последний базарный грузчик, я разогнал команду по местам и, пока трейлер окончательно не увяз, перегнал «Гольфстрим» на пару сотен метров севернее. А затем взялся делать так каждый час, ибо накрепко усвоил истину: торча подолгу на одном месте, буксир неминуемо продавливает под собой «терку». Дабы это предотвратить, он должен постоянно передвигаться. Так что вряд ли у нас получится здесь как следует выспаться.
Утро преподнесло нам очередное открытие. Да такое, какое я совершенно не ожидал тут совершить.
Согласно моей стратегии, к обеду мы должны были пройти примерно три четвери пути. Потом – остановка и выжидание, пока, предположительно, у ищущей нас Кавалькады не иссякнет вода. А по прошествии трех суток нам предстояло взять курс на северо-восток, к каньону Дельгадо, где, по словам Сандаварга, шанс столкнуться с кабальеро будет почти нулевым. История с трейлером дала понять: на праздное времяпрепровождение в ближайшие дни уповать не стоит. Других отклонений от плана вроде бы не намечалось, и с рассветом мы, зевая после беспокойной ночи, отправились дальше.
А спустя час нашим глазам предстала странная и одновременно пугающая картина. Метрах в двухстах левее нашего курса громоздился невысокий, с человеческий рост, курган из коралловых обломков. Откуда он мог взяться, было решительно непонятно. Однако вскарабкавшаяся на мачту Долорес быстро внесла ясность: оказывается, мы видим вовсе не курган, а подковообразную насыпь, набросанную вокруг пробитого в «терке» отверстия диаметром около полудюжины метров.
– Метеорит? – спросил я у Малабониты, пристально вглядывающейся с мачты в обнаруженную нами диковину. – Или обломок корабля Вседержителей?
– Вряд ли, Mio Sol, – откликнулась Моя Радость. – Я не вижу воронку. Похоже, дыру пробили не снаружи, а изнутри. А потом тот, кто это сделал, выбрался на поверхность и уполз. Вал потому и похож на подкову, так как разрыв в ней – это начало идущего на запад следа.
– Что за след? – оживился Убби, собравшийся было заняться сменой пластыря на своей заштопанной заднице. Хромоногого северянина, как и меня, тоже не тянуло сходить с «Гольфстрима» и ковылять по «терке» к аномалии, чтобы изучить ее поближе. Какой бы зверь или катаклизм ни пробил ту дыру, нам в любом случае лучше держаться от нее подальше.
– Это явно не змей-колосс, – уверенно помотала головой впередсмотрящая. – И не змеежор. Странные отпечатки, ни на чьи не похожие. Разве только немного напоминают следы Физза, если бы он был величиной с бронекат и имел на хвосте метровые шипы.
– Все ясно. Я так и думал, загрызи меня пес, – пробормотал удовлетворенный ответом Сандаварг и как ни чем не бывало приступил к обработке раны, опустившись для пущего удобства на колени.
– Что именно тебе ясно? – не выдержал я. – Раз знаешь, что за дрянь живет в этой пустыне, так поделись с нами своим секретом!
– Вижу, тебе еще не доводилось сталкиваться с вактами – псами Вседержителей, которые стерегут северный Полярный Столп и, вероятно, южный тоже, – заметил Убби, не отвлекаясь от своего деликатного и щепетильного дела. – У северян есть поверье, что тот, кто сумеет убить вакта и испить его крови, станет неуязвимым в бою и абсолютно невосприимчивым к холоду. Эйнар, Бьорн и Родериг Сандаварги верили в эту легенду. Я – тоже.
– Я слышал про псов Вседержителей, – сказал я. – И о том, что многие ваши храбрецы безуспешно пытаются совершить паломничество к Полярному Столпу, чтобы сразиться с его стражами. Отец рассказывал мне подобные сказки на ночь, вперемешку с историями о древних рыцарях и драконах. Не спорю, возможно, все это и правда. Однако не припоминаю, чтобы в тех легендах говорилось о вактах, забредающих южнее каньона Чарли Гиббса и роющих норы не во льду, а в коралловых «терках».
– Псы Вседержителей могут не только стеречь Полярные Столпы, – просветил меня крепыш-коротыш. – Эти твари, что сошли на землю из самого небесного ада, шпионят на своих хозяев и рыщут по всей планете везде, где для них есть еда. На наше счастье, они не жрут мясо и другую земную пищу, а иначе всем нам давно пришел бы конец. У них вообще нет пищеварительной системы – лишь одно гигантское легкое. Все, что нужно вактам для жизни, – жидкий иногаз, которым они заполняют это легкое и который постепенно всасывается им в кровь вместе с обычным земным воздухом. Тот самый иногаз, что скапливается в кратерах древних вулканов и на дне некоторых разломов. И который якобы не дает раскаленной лаве вырваться наружу и покрыть планету сплошной тучей метафламма. У нас этот газ называют Слезами Фрейи.
– А у нас – Плевком Вседержителя, – добавил я, после чего высказал догадку: – Значит, по-твоему, на дне этой впадины, под «теркой», есть иногазовое скопление, которое и приманивает к себе шастающих в округе псов, так?
– Судя по всему, да, – не стал отрицать Убби. – И я хорошенько запомню это место на случай, если доживу до того дня, когда у меня возникнет непреодолимое желание поохотиться на вактов.
– А у них случайно не может возникнуть желания поохотиться на нас? – полюбопытствовала спустившаяся с мачты Долорес.
– Скорее всего, нет. Если, конечно, ты не пальнешь в него с перепугу из баллестирады, – ответил северянин. – Вакты избегают людей и прячутся от них в расщелинах или пещерах. Больше всего о повадках псов Вседержителей известно вингорцам. Они часто летают над кратерами и наблюдают с высоты за вактами. Так что если у вас есть друзья среди крылатого народа, они расскажут вам о псах намного больше, чем я.
Я посмотрел на Физза. Он, прикрыв веки, как обычно грелся на солнцепеке и не выказывал беспокойства, которое сигнализировало бы о близкой опасности. Что ж, может, Убби и прав: местным вактам действительно нет до нас никакого интереса. Хорошо, если так, потому что на «терке» и без них хватает поводов для волнения…
Часть вторая
Когти и крылья
Глава 8
Следующие двое суток стали для нас сродни самоистязанию. Днем воздух раскалялся столь нещадно, что, казалось, вся выпитая мной вода успевала впитаться и испариться через кожу, не достигнув желудка. Смотреть на ослепительно-белую поверхность пустыни было больно даже сквозь темные очки, отчего возникало ощущение, будто мы перенеслись с Земли прямиком на Солнце. Я и Гуго растянули над палубой тент, под которым мы и спасались от жары, отвлекаясь лишь на короткие переезды с места на место. Все свободное время я старался дремать, дабы ночью было не так мучительно вставать каждый час к штурвалу. Однако неутолимая жажда и постоянный треск окаменелых кораллов мешали мне как следует расслабиться и забыться сном.
После заката жара спадала и на озаренную луной «терку» можно было смотреть без рези в глазах. Но с приходом темноты треск усиливался, а вместе с ним возрастала и тревога. Она принесла с собой бессонницу, которая, будучи помноженной на усталость, превратила меня в натуральную сомнамбулу.
Я выливал себе на голову кружку воды, чтобы взбодриться перед тем, как проехать очередную двухсотметровку, после чего ложился и старался заснуть. Сон упорно не приходил, но бодрствованием это назвать тоже было нельзя. Я лежал с закрытыми глазами, но когда открывал их, мог вдруг обнаружить себя не на матраце, а стоящим у борта или сидящим на ступеньках мостика. Причем я мог поклясться, что не засыпал ни на миг! Мысль о том, что я расхаживаю по бронекату как лунатик, пугала и слегка отрезвляла меня, но через час все повторялось опять. Чертовщина, одним словом!
