Дорогой Леонид Ильич!..
Деятели русской культуры, весь советский народ были бы Вам бесконечно благодарны за конструктивные усилия, направленные на защиту и дальнейшее развитие великого духовного богатства русского народа, являющегося великим завоеванием социализма, всего человечества.
С глубоким уважением Михаил Шолохов».
Трудно сказать, дошло ли это письмо лично до Брежнева. Впрочем, даже если бы и дошло, то оно вряд ли бы что-то изменило: во-первых, как уже отмечалось, генсек окружил себя советниками либерального толка, во-вторых — он был уже настолько физически немощен, что работал всего по три-четыре часа в сутки, да и во время оных старался ничем лишним себя не утруждать. Поэтому заниматься проблемами спасения русской культуры ему было явно недосуг. Судя по всему, высшая парт— и госэлита его для этого и сохранила на высших государственных постах (а в 1977 году Брежнев к посту генсека добавил еще и пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, то есть президента страны, отправив в отставку Николая Подгорного), чтобы, пользуясь его немощью, легче было устраивать свои собственные дела.
Однако и оставить без внимания письмо такого влиятельного человека, каким был Шолохов, руководство страны тоже не могло. Поэтому секретарь ЦК КПСС Михаил Зимянин составил по нему подробную записку для члена Политбюро Андрея Кириленко. Приведу из него небольшой отрывок, который ясно указывает на то, какие выводы были сделаны наверху о проблемах, поднятых великим писателем:
«…Изображать дело таким образом, что культура русского народа подвергается ныне особой опасности, связывая эту опасность с „особенно яростными атаками как зарубежного, так и внутреннего сионизма“, — означает определенную передержку по отношению к реальной картине совершающихся в области культуры процессов. Возможно, т. Шолохов оказался в этом плане под каким-нибудь, отнюдь не позитивным, влиянием. Стать на высказанную им точку зрения — означало бы создавать представление об имеющемся якобы в стране некоем сионистском политическом течении или направлении, то есть определенной политической оппозиции. Во-первых, это не отвечает действительности. Во-вторых, именно такой трактовки вопроса хотелось бы нашим классовым врагам, пытающимся сколотить, а если не сколотить, то изобразить наличие в стране политической оппозиции. В-третьих, акцент на наличие в стране сионистской оппозиции неизбежно повлек бы за собой подхлестывание у политически неустойчивых людей антисемитских настроений. Наши идейные противники только радовались бы этому…
Ввиду вышеизложенного представляется необходимым:
Разъяснить т. М. А. Шолохову действительное положение дел с развитием культуры в стране и в Российской Федерации, необходимость более глубокого и точного подхода к поставленным им вопросам в высших интересах русского и всего советского народа. Никаких открытых дискуссий по поставленному им особо вопросу о русской культуре не открывать…»
Получив данную записку, Кириленко согласился с ее выводами и поручил подвести итоги этой переписки специальной Комиссии ЦК КПСС. В нее вошли: П. Демичев, И. Капитонов, М. Зимянин, Е. Тяжельников, В. Шауро, Г. Марков, В. Кочемасов. Свои выводы комиссия уместила на нескольких страницах убористого текста, где в точности повторила выводы, сделанные М. Зимяниным. Например, в части, касающейся фильма А. Митты, было сказано следующее:
«Нельзя не видеть, что есть отдельные проявления неправильного отношения к русской культуре и культуре других народов. Встречаются факты недопустимого искажения русской классики, неправильного освещения творчества и жизненного пути писателей. Однако думается, что неверно было бы видеть в каждом неудачном произведении покушение на ту или иную национальную культуру в целом. Это относится и к кинофильму „Как царь Петр арапа женил“. Фильм, конечно, не отвечает высоким идейным и художественным критериям, однако неправомерно оценивать его и как злонамеренную антирусскую диверсию…»
Выводы комиссии были типичными для того времени — оставить все, как есть, не баламутить ситуацию. Этакая позиция страуса, зарывающего свою голову в песок. Много позже, уже в наши дни, кое-кто из членов Комиссии горько пожалеет о том, что поддерживал подобную политику, но будет поздно — поезд, как говорится… По этому поводу приведу слова поэта С. Куняева:
«В 1998 году в Третьяковской галерее собрались все старые работники отдела культуры ЦК КПСС — вспомнить прошлое, выпить по рюмке за своего бывшего шефа, полюбопытствовать, кто как живет в новой жизни. Среди собравшихся был мой друг, ныне мой заместитель по журналу, а в прошлом работник отдела Геннадий Михайлович Гусев… Белорус Шауро (Василий Шауро, как мы помним, с середины 60-х возглавлял Отдел культуры ЦК КПСС. — Ф. Р.), с малолетства росший, насколько мне известно, как приемный сын в местечковой еврейской семье, в одном из залов Третьяковки внезапно отозвал Гусева для конфиденциального разговора один на один и сказал ему:
— Передайте Сергею Викулову и Станиславу Куняеву, что в борьбе, которую они вели в семидесятые годы, были правы они, а не я. Очень сожалею об этом…»
Возвращаясь к Высоцкому, заметим, что, являясь одной из ярчайших фигур либерального движения, он был надежно защищен от любых серьезных нападок со стороны державников именно этим статусом, к которому также был присовокуплен и его международный имидж глашатая советского плюразлизма. Слухи о его отъезде из страны могли, конечно, каким-то образом негативно сказаться на его репутации, однако в общем и целом навредить ему были не способны. Поскольку на фоне царившего в стране идеологического застоя, а также театра абсурда, где главные роли играли престарелые члены Политбюро, такой человек, как Владимир Высоцкий, выглядел не рядовым героем, а настоящим суперменом. Чего, собственно, и добивались люди, которые его «крышевали». Разрешая ему выступать во Дворцах спорта, они в то же время продолжали его помаленьку прессовать и информационно «гнобить» (например, всесоюзной рекламы этих концертов нигде не было), чтобы в сознании большинства людей он продолжал оставаться главным социальным диссидентом страны.
Но вернемся к хронике событий лета 78-го.
19 июня Высоцкий вновь был на съемочной площадке «Места встречи». Причем не только в качестве актера, но и как режиссер. Правда, временный. Дело в том, что Станислав Говорухин уехал на 10 дней в ГДР, на кинофестиваль, и оставил вместо себя Высоцкого. Сказал: «Ты ведь сам скоро кино снимать собираешься, вот и поучись: сними четыреста метров без меня». Высоцкий несказанно обрадовался и уже в первый же день, снимая сцену допроса Груздева (Сергей Юрский), загонял всех своих коллег чуть ли не до седьмого пота. Но материал получился добротный. На следующий день снимали другие эпизоды: опознание женой Груздева (в этой крохотной роли снялась бывшая жена Говорухина актриса Юнона Карева) Фокса, освобождение Груздева из-под стражи.
