Скажем прямо, новая песня получилась заметно хуже, чем первая, и ее мало кто из широкой публики вообще знает. Однако «заказ» Высоцкий выполнил по-своему — по сути так же поерничал над советской гражданской авиацией, как и в первый раз. Опять речь идет о задержках рейсов в СССР, зато на «загнивающем» Западе с этим делом якобы все обстоит наоборот. Но Высоцкий подходит к этому с юмором:
…У них — гуд бай — и в небо, хошь не хошь.А здесь — сиди и грейся:Всегда задержка рейса, —Хоть день, а все же лишний проживешь!..
И в конце:
Но в Хабаровске рейс отменен —Там надежно засел самолет, —Потому-то и новых временВ нашем городе не настает!
Вот такая реклама советской гражданской авиации.
Но вернемся к хронике событий лета 78-го.
8 июля Высоцкий взял в театре отпуск. Причем сроки у отпуска были большие — аж до конца августа. За это время Высоцкий и Влади собирались вволю попутешествовать по миру: пожить во Франции, съездить на Таити и т. д. (правда, в промежутке Высоцкому предстояло продолжить съемки в «Месте встречи…»). Отпускные, что выписали Высоцкому в Театре на Таганке, тоже оказались не «хилыми» — 400 рублей 84 копейки.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
«Я ВООБЩЕ ПОДКИДЫШ…»
Между тем прекрасное настроение отпускников оказалось испорчено очень быстро. Они ехали на «Мерседесе» до Бреста, как вдруг километров через 500 от Москвы у машины внезапно взорвалось переднее колесо. В результате аварии у «мерса» были также разбиты дно и одна из фар. Супруги еле-еле дотянули до Западного Берлина, где в тамошнем автосервисе все и починили. А в следующем городе — Кельне — поставили автомобиль на двухмесячный ремонт. Причем тамошние мастера долго цокали языками и удивлялись: мол, как это можно довести такую хорошую машину до такого безобразного состояния. Высоцкий в ответ отшучивался: «Как видите, можно, если даже не захотеть». Но когда немцы назвали сумму за ремонт, ему стало уже не до шуток: 2500 марок. Таких денег у супругов с собой не было. Помог случай. В Кельне жила хорошая знакомая Высоцкого — Нэлли Белаковски (ее брат работал вторым режиссером на «Мосфильме», и через него она знала многих артистов), к которой Высоцкий и отправился за помощью. Но у той тоже таких денег не было. Однако выход женщина нашла: она предложила организовать концерт Высоцкого для русскоязычного населения. Отступать нашему герою было некуда. Далее приведу рассказ самой Н. Белаковски:
«Было это в воскресенье (9 июля. — Ф. Р.). Я начала обзванивать своих друзей:
— Вы знаете, в городе — Высоцкий, и будет концерт. Только не в театре, а у меня дома.
Значит, нужно подготовиться. Первое — гитара, второе — водка, третье — еда… Один мой друг поехал доставать гитару, второй — на вокзал, в воскресенье магазины в городе не работают, купил там ящик водки. А третий отправился во Францию, в Льеж, — там по воскресеньям бывает ярмарка. Можно купить все, что угодно: от дичи до грибов… Кроме того, этот товарищ мой — отличный повар, так что все было на самом высшем уровне!
Многие, кому я звонила, не верили мне. Ведь никто даже подумать не мог, что когда-нибудь сможет увидеть живого Высоцкого в Кельне! Однако я развеяла их сомнения. И ближе к вечеру в мой дом стали подтягиваться люди. Стол был шикарный: от грибов до фазанов и рябчиков. Я сделала свой «фирменный» салат. Пришел Володя, гитару уже принесли… Все сначала выпили за него, закусили… Причем сам Высоцкий не выпил даже рюмки. Расселись кто где мог. У меня была большая гостиная, но половина людей сидела прямо на полу, на ковре.
К сожалению, этот необыкновенный концерт мы не сняли на видео. Но мы его записали на магнитофон. Володя не только пел, он очень много рассказывал — про Москву, про театр, вспомнил и про нашу квартиру… Пел и рассказывал очень много — я думаю, это продолжалось до часу ночи. А начали мы, наверное, часов в девять. Володя был в черной рубашке — ужасно вспотел, даже взмок. И он мне говорит:
— Лелек, дай мне во что-нибудь переодеться…
А я жила одна, и никаких мужских вещей в доме не было. И я дала ему белую блузку, которая, в общем, была как мужская рубашка, и Володя ее надел. И продолжил петь. И вы знаете, наши реагировали по-разному: кто-то задумывался, кто-то смеялся, кто-то потихоньку плакал. В общем, Володя добрался до наших душ…
И когда Володя закончил петь, я взяла ведерко для шампанского — оно было сделано в виде черной шляпы, положила туда сто марок…
— А теперь, мужики, по стольнику!
Как сейчас помню, Галя Бабушкина прошла с этой шляпой по кругу… Мы потом посчитали — там было две тысячи шестьсот марок. Я сказала:
— Володя, чини машину!..
Да, была еще одна очень прискорбная вещь… После концерта Володя попросил у меня шприц. Я говорю:
— Да у меня тысячи шприцев, а дальше что? (Белаковски работала зубным врачом. — Ф. Р.)
— Ну, тогда чего-нибудь легкое…
— Есть только то, чем я зубы обезболиваю, а больше ничего…
Я, конечно, догадалась, в чем дело, и, честно говоря, была очень поражена…»
В Кельне супруги разделились: Влади улетела в Лондон, а Высоцкий отправился поездом в Париж. Однако столицы Франции звездная чета достигла в один день — 14 июля, как раз в праздники, когда вся Франция гуляла три дня (в этот день в 1789 году парижанами была взята штурмом тюрьма Бастилия и началась Великая французская революция). В те дни по столице гулять было опасно: толпы молодых людей ходили по улицам и взрывали петарды. Поэтому все прогулки Высоцкий и Влади перенесли на понедельник, 17 июля. А пока Высоцкий безвылазно сидел дома и читал антисоветские книги, которые у него на родине были запрещены.
В воскресенье он нашел время позвонить в Москву своему старому приятелю Всеволоду Абдулову. И страшно за него перепугался. Почему? Вот как пишет об этом сам Высоцкий в своем письме Ивану Бортнику: «Позвонил Севке, он пьет вмертвую, нес какую-то чушь, что он на „неделение“ ждет „моих ребят“ в „Тургеневе“. И что мать его, „в Торгсине“. Я даже перепугался этого бреда, думал, что „стебанулся“ Севка на почве Парижа, а он — просто только что из ВТО с Надей даже вместе…»
Сам Высоцкий не пьет, даже со своим другом Михаилом Шемякиным. Последний потом рассказывал, что они с Высоцким в те дни много общались и спорили по разным поводам. Например, Высоцкий никак не мог понять друга, который был ярым собачником. Высоцкий удивлялся: «И что тебе дают животные? Вот я всю жизнь прожил без собаки и совсем об этом не жалею». На что Шемякин сказал замечательную фразу: «Если бы не животные, люди бы совсем озверели». Честно говоря, я бы никогда не поверил в эту историю, услышь ее от кого-нибудь другого. Но Шемякину можно верить. Парадоксально: автор многих прекрасных песен о животных (лошадях, волках и даже одном жирафе, который влюбился в антилопу) в реальной жизни к животным был равнодушен. Впрочем, Высоцкий, как уверяют некоторые очевидцы, также был почти неостроумен в повседневной жизни, что тоже странно — ведь сколько прекрасных веселых песен за ним числится.
