Не могу вспомнить точную дату поездки, скажу только, что стоял крепкий мороз и снег был уже довольно глубок (для Сталина приготовили тулуп). Иосиф Виссарионович, с сопровождавшими на трех машинах, должен был выехать из Кремля в полдень, а мы с генералом Румянцевым отправились на рекогносцировку рано утром в обшарпанной «эмке», не привлекавшей внимания. Что мог увидеть на сороковом километре Иосиф Виссарионович? Обгорелые печные трубы среди сугробов, искореженную немецкую технику. Трупы были убраны или заметены снегом, как и воронки и траншеи. В одном из уцелевших домов около шоссе размещался полевой госпиталь, где раненые проходили первичную обработку и сортировались для дальнейшей отправки по назначению.
Вышли из машины возле церкви в Садках. Отсюда, с пологого, но довольно высокого холма далеко просматриваются и шоссе, и окрестности, видна железная дорога рижского направления. «Прощупали» местность с помощью биноклей. Сама церковь, стройная и некогда очень изящная, была изрядно побита осколками, но уцелела, хотя арочные ворота ее выходят прямо на Волоколамку, по которой прошло за осень множество войск и которую так часто бомбили. Впрочем, от кирпичных арочных ворот остались только два закопченных, выщербленных стояка, торчавших, как поломанные зубы. Возле одного из стояков виднелось заснеженное углубление от большой воронки. Из домика, что левее храма (в одной с ним ограде), вышел пожилой человек с двумя или тремя ребятишками. Сказал, что он бывший церковный сторож, а теперь рабочий, но живет с семьей по-прежнему в сторожке, а священник уехал вскоре после революции неизвестно куда. Семья, как мне показалось, была большая и жила скудно, судя хотя бы по одежде детишек.
Съезд с шоссе к паперти был расчищен, поэтому Румянцев предложил: машины Сталина и его сопровождающих остановятся под церковной стеной, Верховный Главнокомандующий осмотрит отсюда окрестности, а дальше, если захочет, пройдет пешком. Однако я не согласился. Машины надо рассредоточить, укрыть поодиночке возле домов, под деревьями, замаскировать сверху. И ни в коем случае не рядом с церковью, потому что такие броские ориентиры, как она, привлекают особое внимание летчиков. На холме воронок было значительно больше, чем в низине.
Погода была пасмурная, изредка сыпался мелкий снежок, скорее даже сухая изморозь. Но серая, недвижимая пелена облаков держалась высоко, под ней вполне могли проскочить самолеты. Мы ходили с опаской. А когда уже возвращались к церкви, из-за леса, правее Снегирей, действительно появились два самолета. Они пронеслись к Дедовску, развернулись назад и прошли над шоссе, обстреляв из крупнокалиберных пулеметов несколько грузовиков, порознь кативших в сторону Истры. Пули высекли розовую пыль из кирпичей стояка, запорошив сторожа, ждавшего нас у ворот. Успел лечь, его не поцарапало. А мы «опоздали» под эту пулеметную очередь буквально на минуту… К счастью, у нас была возможность и достаточно времени, чтобы связаться с командованием ПВО, еще раз предупредить о необходимости всеми силами и средствами прикрыть Волоколамское направление. Да и снежок усиливался.
Еще о том стояке, по которому полоснули пули и возле которого виднелась заметенная воронка. Нет, скорее о стороже. Через много лет после войны, в период так называемой «хрущевской оттепели», станет известна мне из вторых уст такая история. Объявился вдруг священник, покинувший свою церковь в Садках. За рубежом где-то, в Америке, что ли, объявился. Прислал письмо в наше правительство. Так, мол, и так: стар, в России побывать не смогу, но по любви своей к Отечеству предлагаю вот что. Покидая приход, укрыл золото и серебро в надежном месте. На большую сумму, не в тысячи, а может, в миллионы долларов (по тому-то времени!) Половину пусть возьмет государство, а половина пойдет на восстановление храма и службы в нем. Согласие священнику было дано. И он указал человека, который знает, где спрятан клад большой ценности. Сторож церковный знал это место и хранил тайну многие годы, пронеся ее сквозь бедность, сквозь военное лихолетье. А ведь и взял бы — кто бы дознался? Взрывом, мол, выбросило сундук.
Короче говоря, клад был извлечен, а хранился он… под кирпичной стойкой арочных ворот, остатки которой торчали над замерзшей землей, как разрушенный зуб. Храм был восстановлен, территория вокруг приведена в порядок, обнесена забором: тут и лесок, и кладбище, и хороший дом для приезжих. И служба, естественно, возобновилась. Особенно много венчаются здесь. Из храма молодожены едут к вознесенному на пьедестал танку Т-34, который высится на той символической линии, с которой начали гнать гитлеровцев. Вот как дело-то обернулось. Священнику, конечно, спасибо; а вот церковному сторожу, думается, вдвойне и втройне. Он первый кандидат на награду «За верность», если бы таковая имелась в нашем Отечестве…
Ну а поездка Сталина прошла вполне спокойно и благополучно. Вражеская авиация больше не появлялась. Иосиф Виссарионович проехал до Снегирей, вернулся назад, целый час провел в большой избе, в которой размещался полевой госпиталь, расспрашивал раненых, особенно интересуясь их впечатлением о боевых качествах и моральном состоянии вражеских солдат и офицеров. Это полезно было знать, с учетом того, разумеется, что людям пострадавшим многое представляется в темном свете. Говорили они горячо и искренне, еще не остыв от боя. Что же, и такое, порой нелицеприятное мнение должно быть известно Верховному Главнокомандующему. Важно еще и то, что Сталин видел тесную операционную с усталыми до предела медиками, видел искалеченные окровавленные тела, страдавших от боли воинов: далеко не каждый высший руководитель государства лично знаком с такими сторонами действительности.
Непосредственным, реально ощутимым результатом той поездки стала большая картина, довольно известная, но имя художника я запамятовал. Хорошая, кстати, картина, очень удачно скомпонованная. Темная ночь, снег, мороз, крупным планом Иосиф Виссарионович в тулупе: наблюдает с высоты за боем, а бой этот происходит за темным лесом, там небо озарено всполохами залпов и взрывов, рассекают небо клинки прожекторов. Есть в этой картине и реальность, и настроение. Не знаю, где она теперь, неужели и ее загубили ретивые корректоры от истории?..
И последнее, связанное с этой поездкой. Провожая из Москвы министра иностранных дел Великобритании лорда Антони Идена, наш Вячеслав Михайлович Молотов сказал англичанину в неофициальной беседе примерно следующее: «В последней поездке на фронт товарищ Сталин беседовал с ранеными. Пострадавшие люди, только что доставленные с поля боя, очень интересовались, а помогают ли нам союзники?»
У Молотова были все основания еще раз выделить этот важный вопрос.
14
В развитие предыдущей главы о поездках Сталина на фронт, тем более о самой важной и продолжительной поездке, лучше сказать сейчас, не считаясь с хронологией… Весь 1942 год и всю первую половину 1943 года Иосиф Виссарионович непосредственно в действующей армии не бывал. Сложная обстановка не способствовала, да и крайней необходимости не возникало. Засобирался он лишь в конце июля, когда стало ясно, что грандиозная битва на Курско-Орловской дуге нами выиграна, немцы понесли потери, которые не позволят им в ближайшее время вести наступательные действия и даже надежно обороняться на всех направлениях. Исход летней кампании был предрешен, можно было вздохнуть с облегчением, позволить себе то, что невозможно было осуществить раньше.
На сей раз Иосиф Виссарионович вознамерился совершить вояж в штабы двух фронтов, Западного и Калининского, которые располагались довольно далеко друг от друга, и оба — на почтительном расстоянии от Москвы. Официальная причина поездки: разобраться с положением на этих фронтах, подключить их к общему наступлению, развивавшемуся возле Орла и Курска, воспользоваться благоприятным моментом, чтобы освободить Смоленск, отодвинув линию соприкосновения подальше от нашей столицы. Всю подготовительную работу к этой операции можно было (и даже лучше было) провести в Москве, в спокойной обстановке, вызвав командующих фронтами. Или послать на места представителей Ставки — такая практика уже сложилась у нас и вполне оправдала себя. Но Иосифу Виссарионовичу нужна была в данном случае акция не столько военная, сколько политическая, для использования теперь и в будущем: Верховный Главнокомандующий в переломный период войны лично направляет и контролирует ход боевых действий, находясь непосредственно на передовой. Хорошая возможность для историков и пропагандистов поговорить о мудром руководстве, о дальновидности, о мужестве нашего дорогого вождя… Ирония оправданная, но я не позволил себе тогда проявить ее, ничего не возразил против замысла. Потому что понимал: Сталин засиделся в кремлевском кабинете, ему нужно было глотнуть реальной действительности, увидеть, выполнимы или нет на практике самые хорошие планы и замыслы.
