Добавлю еще вот что: находясь в Хорошеве, Иосиф Виссарионович получил сообщение об освобождении нашими войсками Орла и Белгорода. Сразу же обсудили, как отметить столь радостное событие. Сталин предложил произвести торжественный салют. Связался с Москвой, выяснил, сколько орудий можно использовать, отдал необходимые распоряжения.
Ровно в полночь 5 августа 1943 года небо над столицей озарилось огнем первого нашего победного салюта, гром которого раскатился над всей страной, над всем миром. А через несколько дней, выполняя планы, намеченные в Юхнове и Хорошеве, перешли в наступление войска Западного и Калининского фронтов.
15
Не было бы поездки Сталина и Лукашова в Юхнов — не появилась бы эта книга, хотя, наверно, была бы какая-то другая, того же автора и на ту же тему. Но не этот роман-исповедь. Чтобы разобраться в сложном переплетении событий, предлагаю АВТОРСКОЕ ПОЯСНЕНИЕ, может, и странное, но необходимое.
Давно известно, что каждое произведение искусства, уйдя от своего создателя в большой мир, обретает собственную биографию. Иногда короткую и ничем не примечательную, иногда долгую и бурную — варианты самые разнообразные и непредсказуемые. Биографию романа «Тайный советник вождя» долгой еще не назовешь, но история его уже настолько своеобразна, что можно написать о нем целую книгу, в которой сочетались бы все жанры — от детектива, от фантастики до трагикомедии. Подробный разговор об этом увел бы нас далеко от основной темы. Однако выявились и такие события, без которых сам роман был бы неполным. Об одном из таких событий, об одном эпизоде, буквально потрясшем самого автора, логика велит поведать сейчас, именно в этом месте ввести эпизод в ткань произведения.
Вернемся к самым первым страницам романа. Ко мне обратился очень пожилой человек благородной внешности и с военной выправкой. Сообщил, что многие годы был близок с Иосифом Виссарионовичем Сталиным и очень хочет, чтобы о Сталине, об их дружбе и сотрудничестве была создана объективная книга, рассчитанная на широкого читателя. В те годы, когда произошла наша встреча, даже сама идея создать такую книгу могла вызвать весьма нежелательные последствия. Но почему же тот человек разыскал меня, доверился именно мне? Такой вопрос, как помнит читатель, был мною задан. Николай Алексеевич Лукашов, от лица которого и пойдет повествование в книге, сошлется на мнение обо мне генерала Белова, маршала Буденного, на то, что ему очень импонируют концепция, суть, стиль моего романа «Неизвестные солдаты». И, цитирую по «Тайному советнику»: «Есть, правда, еще одна причина, но это уже личное, об этом скажу потом, если будем работать…»
Работать мы начали, но третью причину Николай Алексеевич так и не открыл. Не успел. Или не захотел.
После пребывания в подполье, после долгих мытарств по издательствам первая часть романа пробилась к читателям, взорвав и развалив редколлегию журнала «Простор», принеся автору много сторонников и не меньше противников, активных врагов. Похвалы смешивались с угрозами, однако это уже не имело значения, главное было достигнуто. Книгу читали. Читала ее и моя восьмидесятилетняя мама, одна из старейших педагогов в стране, имеющая шестьдесят лет трудового стажа. Неожиданно и как-то уж очень взволнованно начала она вдруг разговор:
— Разве я рассказывала тебе об офицере, который еще в ту войну, до гражданской, излечивался в Красноярске? Что-то не помню.
— Нет, — насторожился я. — Этого не было.
— Разве я рассказывала тебе, как в Новочеркасске изнасиловали его беременную жену, и как он ночью руками раскапывал могилу, чтобы убедиться, что там действительно она?
— Нет, никогда не говорила об этом. — Рука сама потянулась к сердцу, так учащенно оно колотилось. Мама была бледна. И продолжала:
— Откуда же ты знаешь все это? Ты пишешь так, будто сам видел или сам слышал. Или я сошла с ума и ничего не понимаю… Я знала давно, но такие подробности…
— Кто? Кто тебе говорил? — почти выкрикнул я, начиная догадываться.
— Он сам, этот офицер. Но у него было другое имя…
— Конечно, другое! Это в книге он Лукашов, я дал слово…
Весь вечер проговорили тогда мы с мамой, она приоткрыла мне те страницы своей жизни, о которых я не знал, не ведал. И понятно стало то личное, что хотел высказать мне Николай Алексеевич, и еще раз убедился я в том, как просто и сложно плетутся на небесах тончайшие кружева судеб.
Предвидя недоверчивые ухмылки скептиков, я попросил мать изложить все то, что сообщила мне, на бумаге. Слова, сказанные — дым, улетучились — и нету. А написанное пером, как известно, не вырубишь топором. Но прежде чем привести странички воспоминаний, для лучшего понимания немного о ней самой.
Моя мать, Сечкина Нина Николаевна, родилась в 1907 году в небольшом уездном городе Одоеве Тульской губернии, в богатой купеческой семье. В очень богатой — это надо подчеркнуть, хотя здесь не место вдаваться в подробности. Училась в гимназии, а после революции — в трудовой школе. И всей душой горячо восприняла то новое, что принес стране семнадцатый год. Странно? Нет, объяснимо. Ее коробила несправедливость. Буржуи, спекулянты, чиновники жили припеваючи, а в деревнях — голод, грязь, болезни, неграмотность, лапти, соломенные крыши, земляные полы. И это — у девяноста процентов людей, а то и больше. А постыдное, унижающее неравенство сословий?! Почет и преклонение перед заурядной семейкой князей Козловских, презрительно, свысока смотревших даже на богатую семью Сечкиных, не говоря уж просто про обывателей. А чем она, Нина, хуже, тем более что и в роду были люди знатные, всей России известные.
Короче говоря, Нина Сечкина стала в своем городе первой девушкой-комсомолкой, создавала пионерскую организацию и обрела должность очень даже ответственную, стала председателем У-бюро ЮП, в переводе на обычный язык — уездного бюро юных пионеров. Такие, как она — святое и самоотверженное поколение революционеров, искренне боровшихся за лучшую жизнь для народа, сотворивших чудо в развитии экономики, в подъеме культуры. Позабывали об этом оболваненные антирусской пропагандой потомки еще не так давно нищих рабочих и крестьян. Пряники приедаются, для разнообразия кнута хочется.
Особым для Нины Сечкиной стал 1927 год. В этом году она вышла замуж и родила сына — в будущем автора этих строк. В том же году окончила тульскую совпартшколу, а вернувшись в Одоев, узнала, что ее отлучили от партии, от комсомола. Вычистили. Ей прощалось то, что выросла в богатой семье, что отец у нее лишенец, но того, что полюбила Дмитрия Успенского из семьи священнослужителей, — рьяные блюстители классовых интересов простить не могли.
Жизнь пришлось начать заново. Пошла работать в школу, окончила заочно Московский педагогический институт. Хорошей была учительницей, нашла свое призвание. Но когда началась война, — новый удар. Мужа арестовали по пятьдесят восьмой статье, он сгинул бесследно, а семью отправили в ссылку, в Красноярский край. Было многое. А я запомнил вот что. Маленький городок Артемовск, затерянный в горах, в глухой тайге — комбинат «Минусазолото». Уроки в ремесленном училище ведут молоденькие учительницы, сами-то полуграмотные. А в коридоре за дверью две ссыльных женщины с тряпками в руках, уборщицы мест общего пользования, моя мать и еще одна — кандидат химических наук.
Справедливость восторжествовала. Семья была реабилитирована. Меня взяли на фронт, на войну. Мать стала преподавать в средней школе, затем вернулась на запад, в Москву. И при всех невзгодах, в самые тяжелые дни и часы, она всегда оставалась патриоткой, судьба страны, судьба народа были для нее главным, определяющим. «Будь мужественным и честным» — такими словами проводила она меня в военную неизвестность в 1944 году.
Сразу после Победы в столице начала работать мужская школа № 206 на Старом шоссе, неподалеку от Тимирязевской академии. Естественно, из других школ туда сплавили самых отпетых барачных ребят. Очень тяжело было с ними, с новым педагогическим коллективом. За пять лет сменилось семь директоров, и только завуч Сечкина неизменно оставалась душой и грозой этой школы, ставшей родным домом для многих мальчишек. И учились, и кормились вместе со школьного огорода. Бывшие хулиганы, полуголодные оборванцы стали со временем инженерами, журналистами, профессорами, академиками и долго потом не забывали тех, кто вывел их на правильную дорогу.
В этой школе работала некоторое время Елена Яковлевна Бердникова, вместе со своими детьми отдыхавшая летом в Юхнове. Пригласила она и Нину Николаевну, вот только забылось, в каком году это было, в пятьдесят втором или в пятьдесят третьем. Прельстила Елена Яковлевна рассказами о лесной тишине, о грибах, о парном молоке. И полусекретно сообщила, что отправятся они к ее мужу, к подполковнику Бердникову, директору Юхновского музея И. В. Сталина. Как было не поехать, не отдохнуть после напряженной работы по двенадцать, а то и четырнадцать часов ежедневно. Да и любопытство тянуло.
