Несмотря на предупреждения Госдепартамента США о том, что все гринго должны немедленно перетащить свой зад через границу, Фрэнк остался в Чихуахуа. Пока его кости срастались, он интересовался амурной и, что спорно, духовной жизнью, Революция Мадеро продолжалась, особенно — на юге от Столицы, где не тратила время на то, чтобы скатиться к фантазии городских профессионалов о либеральной демократии.
Старых союзников игнорировали, а то и обличали или швыряли в кутузку. Особенно в Чихуахуа стоял ропот, если не сказать — кипела ярость — среди людей, которые знали, чего им стоило водворить Франсиско Мадеро в Президентский Дворец, теперь они мечтали спуститься со Сьерра-Мадре и воевать, поскольку их не принимали в расчет и явно предали. Вскоре большие группы вооруженных людей начали собираться в городах с флагами и транспарантами, на некоторых написано «ЗЕМЛЯ И СПРАВЕДЛИВОСТЬ», на других — «ЗЕМЛЯ И СВОБОДА», но всегда присутствует слово «¡TIERRA!». Разгорались маленькие бунты, бывшие приверженцы Мадеро снова достали свои старые маузеры, и вскоре их уже было слишком много, чтобы за всеми уследить. Многие восставшие поддерживали недовольного экс-министра Эмилио Васкеса, так что вскоре любые новые бунты автоматически получали ярлык восстания «Васкистов», хотя сам Васкес сбежал в Техас и теперь был скорее фигурой номинальной.
Здесь, в Чихуахуа, повсюду были толпы бурильщиков, грабителей, горных стрелков и упрямых последователей Магонизма, с которыми Фрэнк тусовался со времен битвы при Касас-Гранде, большинство их них еще оставались здесь. Мадеро сейчас был далеко, опьянение новой властью превратило его в более изящную версию Порфирио Диаса. Рано или поздно с этим надо было что-то делать. La revolución efectiva, эффективная революция, еще была впереди. К концу года на север из Морелоса дошел слух, что Эмильяно Сапата поднял там войска и начал серьезное восстание против правительства.
Некоторые из старых соратников Фрэнка тот час же отправились в Морелос, но любой, кому нравилось стрелять в федералов, мог найти много такого добра прямо здесь, в Чихуахуа.
Вскоре Фрэнк оказался в Хименесе, в нерегулярном отряде, воюющем от имени Паскуаля Орочо, когда-то это была основная сила Революции Мадеро в Чихуахуа, и сейчас они тоже открыто восстали против правительства. Фрэнк присоединился к ним в Касас-Гранде, где бывший Магонист по имени Хосе Иньес Салазар собирал небольшую армию. В феврале они объединились с войсками бывшего вице-губернатора штата Браулио Эрнандеса, только что захватившего город, в котором добывали серебро, Санта-Эвлалию. К началу марта объединенные силы контролировали Сьюдад-Хуарес и угрожали городу Чихуахуа.
Губернатор запаниковал и сбежал — Панчо Вилья, еще лояльный правительству Мадеро, попытался атаковать город, но атаку отбил Паскуаль Орочо, наконец-то сделавший ход после месяцев нерешительности. Салазар и Эрнандес признали Орочо главнокомандующим армии, сейчас насчитывающей две тысячи человек, и Орочо объявил себя губернатором штата.
За несколько недель эта армия выросла в четыре раза, и о новых повстанцах, теперь называвших себя Орочистами, сообщали изо всех уголков страны. Марш-бросок на Мехико казался неизбежным. Военный министр Мадеро, бывший учитель фехтования Хосе Гонсалес Салас, возглавил кампанию против Орочо. К середине марта он был в Торреоне с шеститысячным войском, на расстоянии примерно 150-ти миль от Мексиканской Центральной линии штаб-квартиры повстанцев в Хименесе, и началась перестрелка.
Фрэнк обратил внимание, как чрезмерно и долго смеялся Эль Эспиньеро, когда услышал, что Фрэнк собрался в Хименес. Фрэнк привык к этому, знал, что надо подождать, чтобы узнать, что это значит. Оказалось, что местность вокруг Хименеса со времен Кортеса славилась метеоритами, включая найденные в Сан-Грегорио и Ла-Консепсьон, и огромный метеорит, известный под названием Чупадерос, фрагменты которого весом, вероятно, пятьдесят тонн, привезли в Столицу в 1893 году. Искатели метеоритов постоянно прочесывали эту территорию и всё время находили новые осколки. Складывалось впечатление, что какой-то бог метеоритов обратил особое внимание на Хименес. Фрэнк тратил свободное от службы время, чтобы съездить в Больсон-де-Мапими и осмотреться. Он вспомнил огромный кристалл Исландского шпата, который Эль Эспиньеро показал ему несколько лет назад и который привел его к Слоуту Фресно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Возможно, он видел кристалл где-то там, может быть, поблизости, Фрэнк не составил карту и теперь не мог вспомнить.
Он нашел и поднял наиболее странный из камней, который когда-либо видел, весь черный и пористый, местами гладкий, а местами — шероховатый. Достаточно маленький для того, чтобы положить его в переметную суму. Он не думал, что чувствителен к таким вещам, но каждый раз, когда прикасался к камню, начинал слышать некий голос.
— Что ты здесь делаешь? — казалось, спрашивал голос.
— Ты, конечно, забрался слишком далеко от дома, чтобы задавать такие вопросы.
Одно из жал правительственной атаки было направлено прямо на Центральную железную дорогу Мексики. «Идеальные условия для máquina loca, безумной машины, — показалось генералу Салазару, это был технический термин, обозначавший локомотив, который нагружают динамитом и на высокой скорости направляют на врага. — Найдите этого гринго». Фрэнка, который был часто востребован благодаря своим инженерным навыкам, вызвали в палатку Генерала.
— Доктор Панчо, если вы не возражаете против того, что будете докладывать дону Эмилио Кампасу, он приведет людей на юг, и нам может понадобиться ваш совет.
— A sus órdenes, к вашим услугам.
Фрэнк отправился на поиски подходящего парового локомотива, который можно модифицировать, и нашел сборочный локомотив, просто созданный для грузового поезда линии «Парраль», привез его в тупик, где уже ждала бригада — пара старожилов из Касас-Грандес, разделявших веру Магонистов в политику посредством химии и знавших, куда положить несколько связанных шашек и ввинтить взрыватель для пущего эффекта, основные работы закончили за полчаса.
Они ехали впереди другого поезда, который вез солдат, за ними следовала конница, всего восемьсот военных, они следовали на юг, к границе Дуранго. Солнце долбило пустыри бесплодных земель. Проехав приблизительно тридцать миль по железной дороге, между Корралитос и Реллано они наткнулись на бронированный поезд, полный federales, следовавший на север. Поезд за спиной Фрэнка затормозил и остановился, стрелки спрыгнули, конница развернулась на левом и правом флангах. Фрэнк начал замедлять ход своего локомотива, оглянулся и увидел, что Салазар поднял свой меч, а потом опустил его в яркой вспышке пустынного света, цветом напоминавшего белое золото, вспышку почти можно было услышать.
— Ándale, muchachos, давайте, ребята, — крикнул Фрэнк, доставая спички и поджигая огнепроводные шнуры. Остальные члены экипажа спрыгнули, подбросив остатки угля и дров, проверив датчики.
— Вы идете, доктор Панчо?
— Я скоро, — ответил Фрэнк.
Он прибавил газу до упора, локомотив начал набирать скорость. Он раскачивался на ступеньке, собираясь спрыгнуть, но тут в его голову пришла некая мысль. Не была ли это «тропа», о которой думал Эль Эспиньеро, эти определенные пол-мили пути, где день вдруг стал внепространственным, ландшафт изменился — больше не было пустынной абстракции карты, была скорость, быстрый поток ветра, запах дыма и пара, время, сущность которого уплотнилась, каждый импульс становился всё быстрее и быстрее, и всё это было абсолютно неотделимо от уверенности Фрэнка: прыгнет он или нет, это уже не имеет значения, он принадлежит тому, что происходит, пронзительному визгу впереди — машинист федерального поезда нажал на паровую сирену, Фрэнк безотчетно ответил своей, две сирены объединились в громком аккорде, заполнившем мгновение, federales в коричневой форме высыпали из своего поезда, обезумевший паровозик охватила исступленная дрожь, клапан регулятора оборотов больше не мог ничего регулировать, откуда-то на слепой скорости вылетел жук, залетел в правую ноздрю Фрэнка и вернул его к реалиям дня. «Дерьмо, — прошептал он и отпустил руку, прыгнул, ударился о землю, вертелся с отчаянной скоростью, не своей, молясь, чтобы снова не сломать ногу.
