Мальчишка тараторил и тараторил, а Люда по-прежнему ничего не понимала, словно вдруг забыла напрочь родной язык. Парень произносил вроде бы знакомые слова, но смысла в них женщина не улавливала, и от этого стало вдруг так страшно, что несчастная жертва ранней побудки вдруг судорожно всхлипнула и тихонечко заскулила. Тяпа зарычал, а Рыжий замолк и заискивающе заглянул женщине в глаза:
— Сильно испугались, да? — участливо спросил он. — Ничего не болит?
— Душа болит, — Людмила громко вздохнула, потёрла лицо руками и брезгливо, двумя пальцами, оттянула от ледяного запястья мокрый рукав пуховика.
— В каком смысле? — веера добела выгоревших на кончиках ресниц недоумённо вспорхнули, и Люда даже на минуточку позавидовала порождению своей галлюцинации: за такие ресницы можно и дьяволу душу продать.
Чёрт! Тьфу-тьфу-тьфу!
— В том смысле, — пояснила, зверея просто от всей ситуации и своей непонятной реакции на неё, в первую очередь, — что мне самое время в больницу для душевнобольных. Или где там держат тех, кто разговаривает с незнакомцами.
— СебАстьян я, — торопливо представился он, тем самым дав понять Людмиле, что Булгакова он не читал. И намёк на своё демоническое происхождение в словах женщины не уловил.
— А я читала, что демоны и разные там монстры ада вот так вот просто своих имен незнакомцам не называют, — протянула она, а Себастьян обиделся.
— Зачем вы так? — насупился и почесал пальцем с обгрызенным ногтем веснушчатый нос. — Ну, забыл я поставить экранку, с кем не бывает? Папаня мне, само собой, всыпет за это упущение, но вы же не пострадали. Не пострадали же?..
Людмила с интересом подумала о том, что незнакомый ей папаня только и занимается тем, что всыпает неугомонному чаду по тому или иному поводу. (А чадо эти самые поводы предоставляет, судя по всему, весьма регулярно). Нелегкий труд, это женщина знала по себе. Четверо детей дома и ещё маленькая толпа троглодитов на работе — тут хочешь не хочешь, а воспылаешь сочувствием к каждому «всыпателю», даже к тому, кто породил демона ада. Или не ада?
— Не пострадала, — Люда нащупала глазами мусорный бак, стоявший слегка в стороне от дорожки, на которой они остановились, и побрела выбрасывать сигареты. По крайней мере, одно слово, которое она дала себе и Богу этим безумным утром, женщина собиралась сдержать.
— Ну, вот, — мальчишка с удивлением посмотрел на странное животное, похожее на собаку, которое смешно на него скалилось, и потащился за женщиной. — Сами говорите, что не пострадали, и сами же обзываетесь. Видите же, что я не из ада. Разве вы бы сейчас могли говорить, если бы я вырвался из подвала? Сомневаюсь… И вообще, за оскорбление членов правящей фамилии, согласно Всемирным правам человека и демона, положен весьма нешуточный штраф.
Какие всё-таки интересные, а главное, наглые нынче глюки! Люда с тоской посмотрела на урну, в которой сгинули её сигареты, и перевела мрачный взор на парня.
— Вот что я тебя скажу, член правящей фамилии…
Себастьян высокомерно приподнял брови, а Люда открыла рот, чтобы сказать что-нибудь едкое и обязательно обидное, да так и застыла с открытым ртом. В который раз за утро!
На этот раз внимание женщины отвлекло странное украшение на шее мальчика. Кулон в виде шестиконечной звезды с огромным рубиновым глазом в центре. И в тот момент, когда Люда произнесла «член правящей фамилии», это око полыхнуло красным, моргнуло и пристально посмотрело на женщину. «Мне показалось!» — подумала Людмила, но на всякий случай попятилась.
Себастьян, не меняя выражения лица, шагнул следом и высокопарно произнёс:
— Мой род — это то, чем я горжусь, от чего не отрекусь никогда, и я не позволю ни одному смертному…
И тут рубиновый глаз вдруг налился чёрным и над оврагом грохнуло:
— Баська, ты где?
Тяпа коротко взвизгнул и совершил то, за что его в его собачьем детстве не раз унизительно тыкали носом в неприятное. И, надо сказать, Людмила едва не совершила то же самое, что в её почтенном возрасте было бы совсем не комильфо. А с другой стороны… голос был поистине ужасен. До костей пробирало.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Что это? — выдохнула несчастная перепуганная женщина и огляделась по сторонам, ожидая увидеть, как минимум, ещё один пугающий сгусток тьмы, как максимум, фигуру в капюшоне, надвинутом на глаза, и с косой на плече.
— Папа, — мальчишка вздрогнул и вороватым движением спрятал кулон. — Чёр-р-рт! Ну и влетит же мне теперь…
Люда почему-то подумала, что влетит не только ему, и осторожно поинтересовалась:
— А кто у нас папа?
Демонёнок вздохнул и уныло махнул рукой.
— Да ладно вам, — проворчал расстроенно, — давно же уже догадались…
Но заметив хмурый взгляд, промямлил.
— Император, кто ж ещё? Будто у кого-то другого есть ключ от лифта.
Действительно, кто ж ещё… Император, демон, лифтёр. Люда вдруг почувствовала, что замёрзла. В грязном пуховике, в промокших до трусов джинсах и в мужниных кроксах — в кроксах!!! — в феврале на улице всё-таки было дискомфортно.
— Нам просто необходим специалист! — заявила она и кивнула в сторону спящей десятиэтажки, которую вот уже шестнадцать лет называла своим домом. — Идём.
— К-какой специалист?
— По демонам. По императорам. По прочей лабуде, — и добавила неожиданно зло:
— Лучше б Гоголя с Тургеневым читала, коза такая. Ну, что встал? Шевелись. Наташке к восьми на тренировку, а так можем успеть.
И конечно, ни на какую тренировку Наташка в то воскресенье не пошла. Какая тренировка? Увидев мальчишку, похожего на помесь безумного Шляпника с героем любой из книг Жюля Верна, она впала в состояние, которое лучше всего могло бы охарактеризовать словосочетание «кататоническая истерия». Потому что Наташка застыла столбом, но глаза у неё при этом горели яростным пламенем, а живая мимика без труда позволяла прочитать восторженные мысли: «Ма-ам!! Ты где его нашла? А как его зовут? Он настоящий? А можно его потрогать?»
Мальчишка залился кирпично-красной краской, польщённый таким вниманием со стороны прекрасной дамы двенадцати лет от роду, и представился:
— Себастьян Бьёри. Первородный сын Красного Императора.
В последовавшей за его словами тишине отчётливо слышен был лишь хруст собачьего печенья. Тяпа плевать хотел на титулы и прочую, как любила говорить Людмила, лабуду и лабудень. Какие императоры, когда ещё не все печенье съедено!
Кстати, о печенье! Люда клацнула по кнопке на чайнике и, стараясь не думать о том, как звучат её слова, произнесла:
— Полагаю, ваше демоническое первородное высочество не откажется откушать с нами чаю?
Не отказался. Да и вообще, демонёнок ничем не отличался от обычного подростка. Немного стеснительный, закономерно грубоватый, с претензией на взрослость и самостоятельность. «И со зверским аппетитом», — мысленно улыбнулась хозяйка квартиры, глядя на своего удивительного гостя.
Себастьян лопал печенье не хуже Тяпы. С той лишь разницей, что Тяпа ел свои собачьи вкусняшки, а принц-демон вкусняшки, приготовленные ею, Людмилой. Лопал, запивал чаем, в котором плавали маленькие ягоды лесной земляники, и хохотал, как безумный, слушая о Солнечной системе, о том, что Земля круглая, о Луне, о материках и океанах. Он рыдал, когда оторвавшаяся от компьютера Сашка принесла гостю атлас звёздного неба, стучал пальцем то по созвездию Стрельца, то по Козерогу. Икал над созвездием Волосы Вероники и неустанно повторял:
— Нет, это же офигеть просто!!
— Не вижу ничего смешного, — насупилась Сашка, которая тайно мечтала стать космонавткой.
— Я объясню, — подорвался рыжий и ухватился за карандаш и бумагу. — Смотрите.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Очень ловко он изобразил полосатую кеглю и радостно посмотрел на Людмилу.
— Вот!
«Это шляпа», — сразу вспомнила Людмила с детства любимого Экзюпери. И памятуя о том, чем шляпа известного лётчика была на самом деле, спросила:
— И что это?
— Истинная модель мира, ясное дело, — ответил Себастьян. — Схематически. Вот тут ядро, — он постучал по кривоватому кружку, который был вершиной кегли. — Это Дом Солнца, Создателя, Творца, Бога… У него тысячи имён. В моём мире считают, что там живёт Онса, что в переводе означает Крылатый творец с чёрным лицом.
