— Почему с чёрным? — прошептала Сашка. — Он что, нег… афроамериканец?
— Сама ты афроамериканец! — возмутился член правящей фамилии. — Он Бог! Чёрный, как и положено тому, кто родился из хаоса. Что непонятного?
— Всё понятно! — поспешила успокоить своего кумира Наташка и бросила на сестру сердитый взгляд. — Ты дальше рассказывай!
— Дальше, — Себастьян кивнул. — У Онсы есть брат, рождённый из созданной Творцом звезды, Серебряный жнец, Урса.
Люда мысленно усмехнулась. В свои студенческие годы она страшно увлекалась мифологией, поэтому ничего нового она пока не услышала. Классика всегда остаётся классикой, и неважно, где происходят действия: в Африке ли, в Скандинавии, в Египте или в другом мире. Всегда есть жизнь и смерть. И неизменная борьба между ними.
— Дом Онсы наверху, дом Урсы — внизу. Он обитает в мрачном Подвале, до которого не долетает свет Солнца, окружённый кровожадными чудовищами и свирепыми тварями.
Себастьян склонился над листком бумаги и написал внизу латинскими буквами «PODVAL» (тут Люда впервые задумалась над тем, что мальчишка-то пришёл из другого мира, а шпарит по-нашему, как по-родному — волшебство, не иначе) и нарисовал рядом кривую зубастую рожу. Ну, чистый ребёнок!
— Ой, — Сашка испуганно зажмурилась.
А Себастьян важно махнул рукой:
— Не бойся. Прорывов с тех пор, как построили Лифт, не случалось. Говорю же, ключи только у правящих семей находятся. Сильный медиум, конечно, сможет вытянуть автобус даже до туда, но какой же дурак захочет в Подвал по своей воле?
— А не по своей? — Сашка даже вперёд наклонилась, и Люда умилилась, заметив, как сильно младшенькая похожа на старшенькую, когда нетерпеливо дёргает курносым носиком и вопросительно приподнимает брови.
— Не по своей, — пояснил Себастьян, — это по приговору суда. Вместо смертной казни… Чёрт! Не понимаю всё-таки, как так получилось, что вы ни о чём не знаете! Я думал, что истории про закрытые этажи — это всё байки, сказки для малышни, а оно вон как оказывается…
— Ты не отвлекайся, — Людмила подтолкнула к парню его рисунок, и Себастьян вздохнул.
— Да, собственно, я почти уже всё, — пробормотал он и быстро пробежался кончиком карандаша по полоскам «кегли». — Вот это всё — этажи Мироздания. Другие миры, если хотите.
Провёл жирную линию от центра кружка до «Подвала» и пояснил:
— Ну, и Лифт, ключи от которого хранятся у каждого правителя каждого мира.
— У вас что же, на весь мир только один правитель? — изумилась Людмила.
— А у вас не так? — демон моргнул. — А что, можно по-другому?
— Получается, что можно…
— А кому тогда Совет правителей ключи-то вручать будет? — растерялся Себастьян, а Люда подумала о том, что, по ходу, грядёт третья мировая война. Возможно, даже атомная… Ну, если о проклятом Лифте узнают властные структуры. И что-то подсказывало женщине, что в этом предложении слово «если» надо заменить на слово «когда».
— Вот пусть они и решают, — внесла конструктивное предложение Наташка, которую политика не интересовала ни в каком виде, и тут же спросила:
— А что же, обычные люди и демоны тоже могут путешествовать между мирами?
— Сами по себе — лишь единицы, — важно кивнул Себастьян. — А на автобусе — кто угодно. Только билет купить надо — и в путь.
— На автобусе? — разочарованно выдохнула старшая дочь. — Билет?
— Вы что же, двигатель внутреннего сгорания тоже изобрели? — в противовес сестре Сашка едва не пищала от восторга, технарь. Что с неё возьмёшь! Извечное противостояние физиков и лириков…
— Нет, — Себастьян поёжился, словно ему холодно стало. — Не изобрели. Но звучит это… пугающе.
Они ещё немного пообсуждали средства передвижения, и Александра даже подорвалась в комнату мальчиков, чтобы найти Большой технический атлас, загоревшись идеей показать демоническому гостю паровую машину и прочая. Там её и обнаружил вернувшийся с пробежки Серёжка, после чего на кухне стало на одного восторженного слушателя больше.
К тому моменту, когда в пищеблок выполз заспанный Славка, история о том, что привело первородного сына Красного Императора в квартиру номер сто восемнадцать, где проживала семья Ивановых, прозвучала уже трижды. И самое ужасное, что Люда даже почти уверовала в то, что ничего экстраординарного не происходит. Ну, путешествует мальчик между мирами. Что такого?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В то раннее воскресное утро, сидя на собственной кухне и лениво попивая домашний земляничный чай, Людмила вполуха слушала заливающегося восторгом демонического принца. Слушала о других мирах, о лифте, об этажах, о том, что батя ему непременно всыпет за то, что он, наследник Императора, сражаясь с Охотником, не поставил щит, чтобы защитить от возможного проклятия смертную. Слушала о загадочных автобусах, созданных для того, чтобы те, кто не принадлежал к правящим фамилиям, тоже могли путешествовать между мирами. Слушала и улыбалась, глядя на восхищённых дочерей.
А думала при этом о том, что завтра на уроке чтения неплохо бы было почитать что-нибудь этакое. Может, наплевать на программу и повеселить детей О'Генри? Или вообще «Гарри Поттера» по ролям? Её третьеклашки уписаются от радости и перебьются за право читать за Гарри.
Ещё Люда думала, что сын Императора активно налегает на печенье, а значит, уже сегодня придётся снова заниматься выпечкой, чтобы младшим детям было чем позавтракать… Думала, что надо бы отправить Славку в магазин, потому что Себастьян, который милостиво позволил называть себя Басом, однозначно дал понять, что раз третий глаз — та самая загадочная пентаграмма на цепочке — открылся, значит, с минуты на минуту стоит ждать отца.
Императора! Ёхарный бабай! Чем его кормить? Земляничным чаем с позавчерашним печеньем?
Глава 1, в которой появляется героиня, а герой играет в футбол и выигрывает
Почти всю свою жизнь Василиса прожила в Луках. Здесь она родилась. Здесь её бабка обучила всему, что умела, а умела и знала Ядвига Всеволодовна Лиходеева много. Как избавиться от сглаза, как зашептать болезнь, как заговорить несчастье, насмерть заговорить, чтобы не вернулось уже никогда. Ребёнка ли вылечить от испуга, молодуху ли закружить на свадьбу, бабе ли облегчить тягость, а временами на эту тягость наговорить…
Всё умела, всё знала. Научила всему.
Кто-то бабку величал почтительно Ядвигой Всеволодовной, кто-то шептухой, знахаркой. Иные так просто плевали ей вслед презрительное «ведьма». Это в те времена «ведьм» не любили и боялись, сейчас, когда они все состояли на строгом учёте у Правительства (почти все), их тоже боялись, но уже завидовали. И защищаться от этой злой зависти пришлось учиться на собственном горьком опыте. Однако это было позже, много позже. Тогда же, когда в Луках ещё жила Ядвига Всеволодовна, маленькая Васька обо всём этом не думала даже, не замечала злых взглядов, не слышала свистящего шёпота, она бежала за любимой бабушкой, тревожа босыми ногами дорожную пыль, и думала только о том, что в Дроздке, поди, уже давно поспела ежевика, что Петька Мошкин звал её кататься вечером на лошадях, что каникулы скоро кончатся, а возвращаться в город к маме так не хочется. Ноги заранее ныли, стоило только вспомнить о туфлях на обязательном маленьком каблучке, о всегда шёлковых чулочках, о юбках до середины колена и бесконечных пиджаках с тяжёлыми костяными пуговицами.
Ох, давно это было.
Василиса тревожно выглянула в окно просторной кухни, задёрнула шторку и привычно, бездумно, почти автоматически перекрестилась на немодную нынче иконку, всегда висевшую в углу старенького дома.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Господи, пронеси! — шепнула, сама не зная, о чём просит бабкиного бога, и, словно извиняясь, добавила:
— Неспокойно мне.
А беспокоиться Василиса Игнатьевна могла только об одном человеке, о дочери своей безголовой, о Лизавете. За окном была глубокая лунная ночь, и глиняно-кирпичный тракт казался в свете луны почти белым. Белым и пугающе пустынным: ни демонов, ни людей. Вообще ни души.
