— Есть! — восторженно вопят ребята. И Рута тоже радуется.
Политы уже все грядки: и огурцы, и помидоры, и лук… Уже под каждую яблоню по две лейки опрокинуто…
— Откуда же дедушка узнал? — шёпотом спрашивает у приятеля Гедрюс.
— Да я сам сказал… Нельзя ведь, чтобы в колодце окуни жили!
И они направляются к дедушке за очередной порцией воды.
Земляника
Земляника ещё не поспела. Рано ей. Кто же в середине июня по землянику ходит?
А Вилюс вчера во дворе расхвастался:
— Завтра идём землянику собирать. Её на мысе Грабшто — завались! Мы сегодня объелись. Надо было ведро захватить.
В руках у него стеклянная банка. Донышко едва покрыто бел о-розовым и ягодам и.
Он суёт банку под нос Ромасу и даже высыпает несколько земляничек ему на ладонь.
— На, попробуй. Красные я сам съел.
Ромас понюхал ягоды, сказал «спасибо» и робко попросил:
— А можно, я с вами?..
— Там видно будет, — усмехнулся Вилюс.
Есть землянику Ромас не стал, решил угостить Дануте. Она второй день болеет. Кашляет. Мама даже не выпускает её гулять. А без неё скучно. Хороший человек Дануте. Это тебе не Рута!
Дануте попробовала землянику и говорит:
— Вкусно! Вот бы ещё!
— Больше нету. Вот завтра много-много принесу. Пойду с ребятами и насобираю, — пообещал Ромас.
Всё это было вчера.
А сегодня… Подошёл Ромас, к Игнасу: когда, мол, по землянику пойдём? А Игнас отмахнулся:
— Какая ещё там земляника?!
— Вилюс говорил: вы сегодня…
— Мало чего Вилюс наболтает. Отвяжись!
— Но я же обещал Дануте…
— А мне какое дело? Обещал, так и топай сам!
Игнас повернулся к нему спиной, сунул руки в карманы и вразвалочку зашагал по двору. У калитки он обернулся и крикнул:
— Смотри, малявка, не все ягоды оборви! Оставь и нам немного! — и засмеялся.
Постоял, постоял Ромас, обдумывая, что же ему теперь делать, но так ни до чего и не додумался. «Обманщик ты, вот кто! Человек болен, а ты обещанного не выполняешь!.. Стыд, позор!»
Дома, немного успокоившись и напившись воды, Ромас наконец придумал, что делать. Пойду один, решил он. Я же знаю дорогу. Наберу и принесу.
Сказано — сделано. Ромас прихватил лукошко и быстро зашагал по влажной кромке берега. Если идти по сухому песку, ноги вязнут, а по самой кромочке, как по асфальту — волны утрамбовали песок, — ровно, удобно. А путь предстоял не близкий…
Не знал Ромас, что хвастун Вилюс обманул его. Никакой земляники ребята вчера не нашли — так, горстку розовых ягод, и всё. Да и не на мысе Грабшто были, а на полянке у старого аэродрома, на самом солнечном месте…
Пригревало вылезшее из-за лёгкого облачка солнце. Тёплый ветерок еле-еле рябил воду. А Ромас, не оглядываясь, шагал всё вперёд и вперёд. Притомившись, забрёл по колени в залив, сполоснул лицо, передохнул и уже без остановок дошёл до самого мыса Грабшто.
Этот песчаный мыс широким языком выдаётся в залив, на нём растёт молодая ольха да берёзки, а на зелёных лужайках всегда много земляники.
Проходя ольшаником, Ромас вспугнул сладко спавшего зайца. Зайчишка вскочил и запетлял по опушке, только белое пятнышко хвоста замелькало.
— Не бойся, зайка! — крикнул ему Ромас. — Я же по землянику пришёл!
Но заяц не остановился. То ли не услышал, то ли со страху не понял и поскорее скрылся в близком березнячке.
На лужайке за ольшаником земляника ещё не поспела. Так кое-где бочок розоватый, которым ягода к солнышку повёрнута. А вообще-то ягоды ещё твёрдые и невкусные. Много, а незрелые!
Как быть? Но возвращаться же домой с пустыми руками! Ромас зашёл в березнячок. Миновал и его. Новая лужайка. Высоко-высоко в небе звонит жаворонок. Задрал Ромас голову, заслушался, а когда глянул перед собой — сердце вздрогнуло от радости: вся лужайка алела спелой земляникой! И густой земляничный аромат висел в воздухе. Ромас собрал горсточку, губами снял с ладони. До чего же сладка! Язык проглотишь! «Нет, сначала лукошко наберу. Для Дануте», — решил он.
Присел на корточки, потом встал на коленки, да так, на коленках, и пополз по лужайке… Насыпал полное лукошко, листиками ягоду прикрыл: свежее будет. И тут уж о себе вспомнил: до тех пор лакомился, пока не почувствовал, что больше ни одной ягодки в него не влезет. Объелся.
Отдохнул немного, опять ополоснул в заливе лицо и руки (липкими от земляники стали!) и отправился в обратный путь.
Возвратился домой, когда солнышко совсем уже низко опустилось. Мама волновалась, даже сердилась, а дедушка успокаивал её:
— Я же тебе говорил: ничего плохого с нашим Ромасом не случится! У него голова на плечах. А человек с головой на плечах никогда не пропадёт! Ну, внучек, что принёс?
— Землянику.
— Не может быть! Рановато ещё для неё.
— А вот на мысе Грабшто поспела!
— Ну-ка, покажи. Хороша!
— Это для Дануте!
— Ишь ты! Дануте, значит, обещал? Ну тогда неси, порадуй подружку.
— Да не задерживайся! — добавила мама.
— Сейчас отнесу! — И Ромас повернулся к маме: — Ой, как есть хочется!
Дануте обняла лукошко обеими руками и весело сказала:
— Поем — и сразу здоровой стану!
В это время в окно заглянул Игнас.
— Правда, что ли, будто Ромас земляники… — Он не договорил: своими глазами увидел, как Дануте берёт из лукошка ягоду за ягодой.
А на следующее утро Ромас напрасно искал больших ребят. Хотел позвать их на мыс Грабшто за земляникой, но они исчезли ещё на заре, и никто не знал, куда ушли. Вернулись только после обеда. Злые, хмурые, уставшие. Вилюс сердито приказал Руте:
— Ну-ка, позови Ромаса!
И как только Ромас вышел во двор, Вилюс зашипел на него:
— Зачем наврал? Не поспела ещё на мысе Грабшто земляника!
— Я правду сказал, — обиделся Ромас. — Просто вы не там искали.
— Весь мыс вдоль и поперёк облазили…
— Но я же нашёл!
Вилюс прищурился и сердито проговорил:
— Где нашёл, не знаю, но не на Грабшто! Смотри, не забуду я, как ты нас обманул. Ясно?
Но разве он обманывал? Просто ему попалась самая солнечная лужайка…
Рыбаки
Два дня бушевала буря. Два дня кипело море, обрушивая на берег огромные волны. И, почти не прекращаясь, лил дождь.
Но сегодняшней ночью всё кончилось. Вышел во двор Ромас, зевнул, протёр глаза. Утро чистое, умытое, ясное, птицы поют. Красота!
А тут к нему подбежал Гедрюс (они осенью вместе в школу пойдут, договорились на одной парте сидеть), подбежал и говорит:
— Ромас! Скорее! Ребята к морю собираются. После такой бури на берегу чего только не найдёшь! Скорее!
Кинулся Ромас завтракать; даже жевать некогда — скорее, скорее! — целыми кусками глотает.
— Это куда же ты так торопишься, сынок? — спросил папа.
— На берег! После бури там что хочешь найти можно!
— Ты же собирался со мной пойти. Кто говорил: вырасту, рыбаком буду?
— Ну, я, — одним духом опорожнив стакан молока и отдуваясь, ответил Ромас.
— Тогда, значит, отложим твои поиски до завтра. А сегодня дорку в порядок приведём. Песком её забросало, водорослями, нельзя в море выйти.
Нахмурился Ромас. Недоволен.
— Какой же из тебя рыбак получится, — усмехнулся папа, — если не хочешь рыбацким делом заняться?
— Почему не хочу? Хочу.
— Раз так — пошли.
Делать нечего. Пришлось идти с папой.
Накануне бури рыбаки возвратились с богатым уловом. Дорки были полны рыбы.
Добрались до берега к ночи. Торопились — буря на пятки наступала. Едва разгрузиться успели, едва дорки на песок выволокли, как хлынул ливень.
И вот сегодня Ромас следом за отцом зашагал по рыбацкой тропе через влажный лес, перебрался по деревянным стланям через защитную дюну и вышел к морю. Здесь стояли вытащенные на берег рыбацкие дорки. С края — папина. А на ней папино звено: моторист Эйчинас, совсем ещё молодой парень, и старый рыбак дядя Кубилюс. Папа у них звеньевой.
— Ага! Ромас явился! — весело закричал моторист. — Ну, теперь дело пойдёт. Лезь ко мне, будем двигатель ремонтировать.
Ромас тут же забрался через борт на дорку, но на палубе его остановил дядя Кубилюс.
— Давай-ка лучше Со мной дорку драить. Ладно?
Конечно, мыть палубу и борта — занятие куда менее интересное, чем ремонтировать двигатель, но нельзя же обижать дядю Кубилюса, и Ромас, пусть с неохотой, согласился:
— Ладно.
А папа сердитым голосом — не поймёшь, то ли в шутку, то ли всерьёз — заметил:
— Не интересует его наше дело. Ему бы по пляжу слоняться, всякую чепуху искать. Буря ему, видите ли, клад выбросила! Нет, не бывать нашему Ром асу рыбаком!
