Как Бруда не секанул дубаря при появлении меня, пахнущего (блюду фишку!) «Хьюго Боссом» в вонючем плацкарте, а также о нашем пути до Бреста, рассказывать скучно. Че, в самом деле, никому, что ли, не доводилось ездить на бульбашских поездах? А если не доводилось, то потеряна самая малость. В отличие разве что от моих предыдущих вояжей я не метал пиццы — взрослеем-с…Варшава… Цыганское гетто, еврейское гетто, центр, скины (не врали московские хулзы — 40 % молодежи — в Лонсдейлах, Ф.П. и пр.
Не будь их, наверно, здесь бы появилось вскоре и польское гетто, офигительно красивые полячки, сверхдешевый бир (за день выдул на 4 грина), и каждая терпкая ночь обещает так много, что сходишь с ума, а уже совсем скоро, за во-он тем углом нас ждет вписка, трава и наши чиксы-красотки. От восторга у меня кружится голова, как будто я уже накурился, да не с поляками и чиксами, а с ниггерами. Бот так штука! Ха! Я оборачиваюсь, хочу увидеть лицо брата и…
ГЛАВА 1 (продолжение)
Моргнул раз, другой, и варшавская ночь стала московским ланч-таймом. НИ БОЛТА СЕБЕ РАЗДВОЕНИЕ ЛИЧНОСТИ! Вмиг я покрываюсь какой-то липкостью, воздуха стремительно не хватает, я отваливаю пачку и глотаю его колючими комьями.
Абанамат! У меня всегда было излишне развитое воображение, но такая штуковина со мной впервые. Бее было так реально, реально до каждого звука и до каждой шляпки гвоздя на варшавском небе. Шизофрения????
Еще бы не появиться шизофрении, когда я калечу себя в этом гадском офисе! Страх уходит, и я сижу, мрачно-ироничен… Ну что, мама, довольна карьерой сына? То ли еще будет! Интересно… Да, шизофрения. Оказывается, это не страшно, это интересно, жить двумя жизнями. Да, кстати, почему двумя? Надо попробовать тремя или… пятью? (!!). Интересно, черт возьми, как Собакка прореагировал на такое святотатство, на разбитую бутыль? Она была большая, оплетенная чем-то приятным на ощупь. А еще я знал, что совсем скоро, может быть даже за следующим поворотом, мы увидим наших! Будду, Стекса, братьев-польска, Марику, Катю, Лялечку… А какой визг поднимут наши чиксы!!! На Камчатке, нах, услышат!
Я закрываю глаза (че я их все время закрываю? Наверное, влияние кинематографа на (подсознание) и жду продолжения. Вот сейчас я должен оказаться в Варшаве, со всеми нашими… Но ничего не происходит, вместо варшавской ночи — только какие-то коричневые пятна под веками, которые становятся красными, а некоторые — зелеными, когда я отчаянно зажмуриваюсь, зажмуриваюсь изо всех сил, так что даже кулаки сжимаются. Тщетно. Болт те по всем щщам! Раздвоение (размножение?) сознания как появилось, так и пропало.
И один я опять, как три тополя на Плющихе. Пью пиво и разговариваю с виртуальным Колькой. Последний раз разговариваю. Скоро его душа отлетит. Пивком бы ее на дорожку… Гы-гы! Я уже порядком нассался, выдул бутылок десять и, попросив К. не улетать, пошел отливать во дворы.
Зачарованно разглядывая, как золотистая струя (выглядит, кстати, как светлое пиво. А что, если нассать в бутылку, закрыть крышкой и поставить где-нить рядом с магазином?) смывает наслоения пыли со стены, я без малейшего удивления и испуга (после этого шорт-трипа в Варшаву вообще меня вряд ли что-то испугает) констатирую тот факт, что я общаюсь, причем весь день подряд, с уже умершим человеком. Интересно, правда? И так же спокойно, аналитично, понимаю, что раз я осознал, что это у меня все бред и галлюцинации, то Коля теперь пропадет. Ну точно, на лавочке его уже нет. Зараза, мой рюкзак без присмотра оставил. До возвращения-то моего можно было не подрываться?
…Юбилейная, десятая бутылка пива заканчивается, я поднимаюсь и стоя высасываю подряд две сигареты, никак не могу решить, куда мне дальше тронуться. К Баррикадной, налево, или к Маяковке, направо? Ну, блин, проблемы! В конце концов решаюсь ехать домой сразу (вообще, пора сбросить эту офисную сбрую) и поворачиваю к Барр., налево.
ГЛАВА 4-а
Иду по Садовому, иду, изнывая от неблагоприятной экологической обстановки. Для облившегося пивом на жаре шизофреника ничего нет мучительней, чем идти по смого-вому кольцу, добротно за день раскаленному. Особенно в неудобных (но дорогих и ПРИЛИЧНЫХ) тупоносых туфлях и бруках со стрелками.
Я еще не увидел ее, но уже почувствовал свежий бриз, кондиционер заработал. И хоть мулатки в Москве не такой уж раритет, а среди мулаток ничего нет распространенней, чем прическа косичками, я уже понимаю, что это — ОНА. Моя милая черная сестра Джой стоит у ларька и покупает «Лаки Страйк», других сиг она не признает. Моя темная половина, мулатка Джой. Я ору «Зиг Хайль!!!» и бросаюсь с топотом к ларьку, прохожие офигело-шугануто оглядываются и сразу прячут глаза. Со стороны это выглядит, как будто с секунды на секунду состоится очередное преступление на расовой почве. Я обрит наголо, и хотя мой наряд в сию секунду не имеет ничего общего с наци-стилем, рукава рубашки закатаны и видны злые наколки. Но никто не хочет встать на моем пути и защитить красивую (она по-настоящему красивая!) мулатку от фашиствующего молодчика…
(Я, что самое интересное, действительно считаю себя именно таковым — фаш. мол… Про меня даже один раз в газете «Время» написали, назвав гитлерюгендом. Эта эскапада была мною расценена как комплимент. Но, блин, Джой — это особая песня в моих сверхзапутанных взглядах на «жы» и политубеждениях. Если хронологически — то после бомжовок в Англии у меня немало повысилось мнение о ниггерах, обратно пропорционально мнению о белой расе. А еще я бабник, и когда в период мучительных страданий по утраченной любви я увидел суперкачественную фигуру и суперкрасивые, с томной блядской поволокой глаза в дрожащей бахроме длиннющих ресниц, то я завелся с четеверть-оборота, и на цвет кожи даже не сразу посмотрел.)
Потом был неправдоподобно холодный май (помните, в двухтысячном, когда на майские праздники посыпался мелкий снег?), мы лежали, прижавшись друг к другу под пуховым одеялом. Я балдел в счастливом недоумении — за окном летают белые мухи, а рядом со мной блестит чертятами в глазах и сводит с ума улыбкой Лолиты дочь Африки жаркой. И я целовал ее в уголки губ и держал за нубуковое запястье. Мы по-прежнему очень близки, она — мой скелет в шкафу. Однажды она спросила меня, зачем я с ней общаюсь. Я не знал, что ответить. Что мне нравится эта сакральная, скрытая ото всех дружба? Что я до сих пор надеюсь на продолжение секса? Или то, что черная девочка понимает меня так, как не понимал ни один белый? Что ей можно рассказать что угодно, и она точно никому не просыпет (разве что таким же ниггерам)? Привлекает острота ощущений — рассекать с черной по Москве? Не знаю…
…От моего 21§а-2а§а Джой вздрагивает, но, когда она оборачивается, на лице не страх, и не злоба, а уже ее солнечная улыбка. Она тоже почувствовала, что это я, ее Белый Брат. Она однажды сказала, что хорошо понимает скинов и, будь белой, тоже была бы наци. Это все мои телеги, умею я засирать людям уши!
Мы обнимаемся, и я слышу ее бешено колотящееся сердце дикого зверя, ощущаю бархат ее губ у себя на щеке и вдыхаю аромат ее жестких волос. Она льнет ко мне, действительно, совсем по-звериному. («…Осенний ветер/ Так смотрит намокшая обезьянка/ Как будто просит соломенный плащик…» Обожаю японскую поэзию!)
Я трезвею на радостях, и мы бредем уже бесцельно, но вместе, беспрестанно дымя ее сигаретами и то обнимаясь, то держась за руки, вызывая шок у всех, реально у всех, кто хоть что-то понимает, хотя таких немного. Бритоголовый и негритянка ВМЕСТЕ. Мне весело с ней, настолько мы разные, но я не могу расслабиться — все время посматриваю по сторонам. Меньше всего мне сейчас хочется встретить кого-нибудь из знакомых.
У нее, конечно, есть трава и, конечно, есть плейер с Бобом Марлеем. И, конечно, вскорости мы уже гуляем, ПОКАЧИВАЯСЬ от сильнейшей укурки, слушаем музыку так: один на ушник у нее, один — у меня. И причем каждый раз, как меня качнет, наушник из уха вылетает, и я каждый раз его пристраиваю обратно.
…Вы никогда не дрались укуренными? Вот и мне до сих пор не доводилось. Не советую, удовольствие — даже Мазоху не понравилось бы, чересчур специфично. Координация — это слово не про меня сейчас, и крутые хуки и свинги, которыми я часами околачивал груши на тренировках, бесполезно рассекают воздух. Твари же, по чьим красным мордам попасть никак не получается, пробивают мою защиту в ста случаях из ста, и отстраненно, как не про себя, я удивляюсь, почему еще на ногах (из упрямства, видимо. Упрямство — доминирующая черта моего характера). Тем более, что трава усиливает чувствительность, и это трахаться в таком состоянии по кайфу, а получать по ребрам, по почкам, по ушам, по уже разбитому носу — из него при каждом движении кровь вылетает брызгами — ОЧЕНЬ неприятно. БОЛЬБОЛЬБОЛЬБОЛЬ.
