Рейтинговые книги
Читем онлайн Один процент - Виктория Райхер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4

Внутри у Юрика будто столкнулись два товарных вагона. Он мимоходом успел удивиться, что устоял на ногах. А в следующую секунду услышал собственный голос:

— Я бы рад помочь, Иван Иванович… и Борисович, то есть Иван Борисович и Иван Иванович. Честное слово. Но дело в том, что мы с Елизаветой Николаевной больше не встречаемся. Мы расстались.

— Ай-ай-ай, — сокрушенно покачал головой Иван Иванович (или Иван Борисович? Юрик почти перестал их различать). — Как же так? Вроде были такими друзьями… Что же вас разлучило?

В голове метались обрывки дурацких мыслей. Сказать «она ушла к другому»? Нельзя пятнать Лизино имя. Сказать «я ушел к другой?» — спросят, к кому. В голове у Юрика будто сверкнула молния, и он отчеканил, как на школьной линейке:

— Непримиримые идеологические противоречия.

Рывком встал со стула, дернул рукой, чуть было не отдав честь, обозвал себя идиотом, сделал шаг назад и больше ничего не запомнил с этой встречи.

* * *

Лизе после того разговора он ни разу не позвонил. Запретил себе об этом думать, выбросил записную книжку (а толку, все равно телефон ее знал наизусть). Во сне ночь за ночью слышал голос и слово «предатель», просыпался в слезах. И как-то раз, устав проклинать себя, пошел к Леле.

Леля была его двоюродной сестрой. В семье ее считали самой умной — с ней, на год старшей Юрика, изредка советовалась даже мама. Леля выслушала все очень спокойно, куда спокойней, чем он боялся. И сказала:

— Перестань считать, что предал Лизу. Ты спас маму. Твоего исключения она бы не пережила. А Лиза жива и здорова. Вот и все.

Потом она его неожиданно отвлекла, заговорив про что-то другое (а он было настроился на длинный разговор), потом позвала пройтись, и вечером того же дня Юрик впервые за последний месяц почувствовал вкус еды. Едой было мороженое, которое они купили пополам и по очереди откусывали от тающего брикета. Леля кусала очень аккуратно, не пачкая щек, но у Юрика все еще ходуном ходили руки и он нечаянно задел ее мороженым сам. Испачкал белым кончик носа. Протянул носовой платок (у Лизы не бывало носового платка, поэтому Юрик носил в карманах два), но Леля, улыбнувшись, достала из сумочки свой.

Через полгода они поженились. Ни мама, ни тетя не были в восторге от родственного брака, но, посовещавшись, решили не возражать.

— Бог знает, кого он еще приведет, с его темпераментом, — хмуро сказала мама. — А так — хотя бы обойдется… без них.

«Без них», действительно, обошлось. Больше коллеги Ивана Борисовича и Ивана Ивановича не трогали Юрика никогда. И мама с тетей про это, конечно, знали.

А вот чего они не знали, так это того, что Леля стала его первой женщиной. Лизу он, «с его темпераментом», не осмелился даже поцеловать.

Поэтому тощий нахал в футболке «БГ» никак не мог быть сыном Лизы.

* * *

В последние годы Юрий Алексеевич все время старался что-нибудь делать. Раньше они с сыном были большие охотники днем подремать, или посидеть вдвоем с кроссвордом (он разгадывал, а Кирюша восхищенно кивал), или съездить на речку — валяться на полотенце в желтых кустах и считать облака. Но теперь это сделалось полностью невозможным, будто старые занятия умерли вместе с Кирюшей. Юрий Алексеевич полностью отремонтировал дачу, привел в порядок сад (хотя в саду у Лели и без него был порядок), снес поливальную установку («неэкономно») и сам теперь поливал. Начал бегать трусцой, хотя всю жизнь ненавидел спорт.

Попытался и Лелю уговорить, но она, напротив, как-то замедлилась, остановилась. Продолжала работать, вела идеальный дом, читала книги по вечерам, варила свое знаменитое яблочное варенье — и все-таки Юрий Алексеевич чувствовал в жене что-то ускользающее, не поддающееся определению, тонкое, как хрусткий осенний ледок.

Хотя она по-прежнему привечала гостей. Настаивала, чтобы они оставались ночевать, слала телеграммы друзьям — присылайте детей! Друзья присылали. При гостях Леля оживлялась, смеялась, шутила. А без гостей оставалась спокойной, любящей и капельку неживой.

Сейчас в голове у Юрия Алексеевича крутилась мысль. Неотвязная, как поливальный шланг, который тащился за ним по саду. Конечно, чудес не бывает. А если бы и бывали, он бы давно про это знал. Но, возможно, чудо случилось давно, просто забыло о себе предупредить?

Через два года после свадьбы у Юрия Алексеевича открылся туберкулез. И его срочным порядком отправили в Среднюю Азию, «на кумыс». Он жил в чем-то вроде профилактория, пил отвратительное целебное питье и страшно скучал по дому. Ходил на центральный телеграф, звонил Леле, маялся, считал оставшиеся дни. И как-то раз, между делом, почти не отдавая себе в этом отчета, сошелся на ночь с веселой курортницей лет сорока, которую все называли Дашкой.

Дашка тогда заболтала серьезного молоденького экономиста, угощая сладковатым самодельным напитком и убеждая, что в нем алкоголя — «один процент, один процент». А потом ненароком, со смехом, затащила в постель. Остальное Юрик запомнил плохо, с утра ему было невыносимо стыдно, он в тот же день съехал куда-то в частный сектор, с великим трудом дотерпел оставшиеся дни и поклялся никогда больше не ездить в отпуск без Лели.

Шансов, что Дашка тогда забеременела (и ничего ему не сказала), если подумать, не было никаких. Она была ушлой, опытной бабой, и вряд ли планировала уводить смешного женатика двадцатью годами младше себя. Не нужен был ей прижитый курортный живот.

А если она как раз этого и хотела? Ребенка от неведомого отца. На это Юрик, если подумать, был идеальным кандидатом: он не искал Дашку и не думал о ней, его меньше всего интересовало, что с ней сталось. И, если у нее тогда получилось…

Тысячу раз ерунда. Не вязался такой коварный план с веселой Дашкой. Да и потом, она со всеми гуляла, причем тут он? «Один процент, один процент». А раньше не было ни одного процента.

Непонятно было, что делать с этим процентом. Парень в черной майке совсем не понравился Юрию Алексеевичу. Но, если он ему и правда сын, его, наверное, можно перевоспитать? И как его, кстати, зовут?

«Старый дурень, — Юрий Алексеевич направил шланг на дальние кусты, — тебе просто хочется сделать вид, что это Кирюша. Но это не он все равно! А раз так — какая, к черту, разница?».

Один процент.

* * *

Леля прищурилась в поисках номера дома, не нашла, зато уткнулась взглядом в табличку на калитке: «Белосеев, Константин Сергеевич». По заросшей дорожке добралась до невыразительного крыльца, поправила собранные волосы, мельком взглянула на часы и постучала в дверь.

Ей открыл парень в черной майке с надписью «БГ».

Соседка Клавдия сразу его узнала: Костик-младший, Белосеевых сын. Клавдия вечно торчала у окна, и когда Леля пришла к ней — выяснять про пришельца, не стала долго думать. Слава богу, для ее возраста она неплохо видит, сына Костика Белосеева узнает в любом саду. А что малину ел, так это все они без закона, и старший тоже был таким. Представляешь, Леля, влез ко мне как-то среди дня, сидит орлом на грядке и жрет мои огурцы. Я ему — по нужде, что ли, явился? А он кивает: ужасная, говорит, тетя Клава, нужда! Наследственная у них, что ли, нужда такая. Вот жена у него толковая, доктор, к ней все за лекарствами ходят. А мужики там так… орлом на грядке.

Мысль о наследственной нужде была чем-то неправильной, неподходящей, и Леля тогда ее отогнала. А теперь, оказавшись перед высоким парнем, вспомнила и неожиданно улыбнулась, представив себе его отца, сидящего «орлом на грядке».

Парень поймал улыбку и улыбнулся в ответ.

— Здравствуйте! Вы к маме? А мамы нет, она в город уехала. Только завтра вернется, во второй половине дня.

— Добрый день, — поздоровалась Леля. — Вы, наверное, Костя?

— Я Костя, — легко согласился парень. — А вы?

— А меня зовут Елена Александровна Колосенко.

Парень на секунду задумался, а потом вдруг охнул и разом отпрянул назад.

— Ох ты ж… Зараза.

— Спасибо, — вежливо ответила Леля.

— Да я не вам, — махнул рукой Костик и отступил, открывая пошире дверь. — Ладно, чего мне прятаться. Вы ведь ко мне пришли, да?

* * *

Юрий Алексеевич накручивал телефон. «Не значится», «неизвестна», «не в списках», «не проживает». Те немногочисленные контакты, которые могли привести его к Дашке, оказались разорваны все. Он годами прятался от этих контактов, что же было ждать, что они отзовутся сейчас?

Дашке теперь за семьдесят. Кто сказал, что она вообще жива? Да она могла и тогда еще умереть… родами, например. От этой мысли Юрий Алексеевич по-настоящему на себя разозлился, ударил стол телефонной трубкой и поклялся выбросить «дурацкие идеи» из головы. Фамилия Даши была Белякова. Отчества он не знал. И даже приблизительно боялся себе представить, сколько Дарий Беляковых проживает — или проживало — на территории бывшего СССР. Сорокового года рожденья. Сорок первого. Сорок второго. Тридцать девятого. Тридцать восьмого.

1 2 3 4
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Один процент - Виктория Райхер бесплатно.
Похожие на Один процент - Виктория Райхер книги

Оставить комментарий