— Не нужно, ты и так хорошо смотришься. Мне нужно минут сорок, чтобы собраться. Встретимся у подъезда? Ну или можешь тут меня подождать… — я обвела взглядом комнату, оценивая, насколько безопасно оставлять здесь незнакомого человека. Ну дорогих вещей нет, нижнее белье на батарее не сушится. Нормально.
— Если ты не против, я бы остался здесь. А-то в квартиру только переехал, там кроме коробок и одной табуретки нет ничего…
— Да, оставайся, — кивнула я. — Если голодный, в холодильнике есть оливье.
Уточнять, что из еды в моем доме больше ничего и нет, я не стала. Как-то стыдно признаваться, что в тридцать три года я не способна даже сварить суп. Ну не научили меня в детстве! А потом все учеба, некогда было…
Открестившись от мыслей о том, что являюсь плохой хозяйкой, я пошла в комнату собираться.
В тридцать с лишним лет я была обладательницей хорошей фигуры: тонкая талия, мягкие бедра с подтянутой попой, хорошая упругая грудь. Тут, конечно, спасибо генетике и одиночеству. Отсутствие мужчины рядом — отличный стимул следить за собой.
Я вообще всегда была достаточно симпатичной. В школе и в институте за мной ухаживали многие парни. Еще бы! Светлые локоны, вьющиеся от природы, большие голубые глаза, милое личико.
Я была объектом воздыхания представителей мужского пола возрастом от пятнадцати до тридцати лет. Но вся проблема в том, что кроме эстетического наслаждения и желания завоевать красивый трофей, у мужчин ко мне ничего не было.
Мной наслаждались, восхищались, желали получить немного моего внимания, но подарить мне женское счастье и свою любовь никто так и не решился.
— Фарфоровая кукла, которой все восхищаются, но никто не берет в руки, — именно так говорила обо мне Вера. Она хоть и не отличалась выдающейся внешностью, зато рядом с ней были мужчины, готовые на большее, чем воздыхание.
Для встречи Нового года я выбрала длинное черное платье на тонких бретелях с открытой спиной. На свету оно приятно блестело, переливалось, привлекая ко мне внимание. К тому же струилось по фигуре и выгодно подчеркивало все ее преимущества.
Накрасилась я самую малость: нанесла тушь, подрумянила щеки и мазнула блеском по губам. Пользоваться косметикой вообще не входило в мою привычку.
Зато укладывать волосы я обожала. Могла часами крутить на голове замысловатые ракушки, выпрямлять и снова накручивать кудри, забирать челку то на одну, то на другую сторону.
Но в силу того, что сейчас в моей кухне сидел мужчина в ожидании выхода, я ограничилась распущенными локонами на одну сторону.
— Ну разве не красотка? — сказала я самой себе в зеркало.
К тому моменту, когда я вышла из комнаты, Женя сидел на кухне с тарелкой салата и смотрел повтор какого-то хоккейного матча.
— Жень, я готова, — позвала мужчину, и тот буквально замер, глядя на меня.
Зеленые глаза застыли на месте, зрачки расширились. И их обладатель не смог сказать ничего связного, только пролепетал, что я шикарно выгляжу.
Наверное, после врачихи с хвостиком на голове и в обычном свитере мой теперешний внешний вид действительно поверг его в шок.
— Салат, кстати, очень вкусный. Хорошо, что без моркови. Ужас как не люблю морковь в оливье, — резюмировал мужчина, пока наспех мыл за собой посуду.
— Я тоже думаю, что морковь в этом салате — обыкновенное извращенье. Ты как, кстати, себя чувствуешь?
— Да я ж говорю, Наташ, лучше всех! Хоть сейчас марш-бросок сдать готов.
— Не сомневаюсь. Ты только не геройствуй, пожалуйста! Если швы разойдутся, будет плохо.
— Да чего плохо-то? — удивился мужчина. — У меня в соседях вон какой хирург замечательный.
— Этот замечательный хирург чаще не в соседях, а на работе. Так что береги себя.
— Есть беречь себя, Наталья Леонидовна! — я только посмеялась и пошла в коридор за телефоном, чтобы вызвать нам такси.
Транспортные службы тридцать первого декабря, конечно, были нарасхват. Мало того, что цены подняли в два или три раза, так еще и очереди у них длиннее, чем к мавзолею.
— Наташ, а тебе зачем такси? — поинтересовался Женя, когда меня послали лесом во второй компании. — Я ж на машине.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Новый год встречать на машине поедешь? А как же шампанское?
— А я не пью. Так что поехали.
— Ты точно в порядке?
— Я тебя сейчас на руках до машины понесу, чтобы доказать, — пригрозил Женя. Но я отказалась. На руках меня, конечно, давно никто не носил, но не дай бог у него швы разойдутся.
В шубе и на каблуках идти по заснеженному двору было не очень удобно. Я то и дело поскальзывалась, а Женя пытался поймать меня. Так что я одновременно переживала за сохранность своих костей и целостность его шва.
Десять раз, пока мы шли до машины, успела поругать себя за то, что позволила мужчине ехать с собой. Ну вот зачем? Подвергаю риску его здоровье. Причем как физическое, так и психическое…
На парковке Женя открыл для меня дверь черной простенькой иномарки. Юркнув в салон, я поежилась от холода, но оценила, что здесь чисто и приятно пахнет жидкостью для мытья стекол.
— Сейчас быстро нагреется, — сказал Женя, заводя машину. — Я, кстати, хотел спросить, что именно мне можно делать, когда я буду играть твоего парня?
— В каком смысле? — напряглась я.
— Ну за руку держать, обнимать можно?
— Можно, — фух, я уж думала, что он при всех целоваться полезет или еще чего-нибудь придумает. — Почему вообще спрашиваешь? Для родственников ты мой молодой человек.
— Но для тебя-то нет. Я просто так воспитан, что без дозволения девушки не могу позволять себе какие-то действия в ее адрес, — еще и воспитанный! Дед Мороз, ты послал мне настоящий подарок на эту ночь.
Скоро двигатель машины прогрелся, в салоне стало тепло, и мы выехали со двора. Я как смогла объяснила Жене дорогу до небольшого поселка, где находились дома всяких богачей вроде моего дядюшки.
— А мы с пустыми руками поедем? Может хоть символически что-то купить?
— С пустыми руками, — совершенно однозначно ответила я. — Поверь, так будет лучше для всех.
Помню, как пару лет назад я тоже по своей глупости поехала к семье на Новый год, прикупив символические подарки: алкоголь, праздничные мелочи, мандарины. В итоге получила такой шквал негатива в свой адрес…. Мама сказала, чтобы больше я с таким не приезжала и не позорила семью.
— Наташ, ты прости за вопрос, но… Что у тебя за отношения с родными?
— С тобой теплее, — на выдохе сказала я. — Просто мы разные. В девяностых мой дядя, мамин родной брат, смог получить неплохой бизнес, начал хорошо зарабатывать, сотрудничать со столичными фирмами. Ну и вся семья, конечно, его в этом поддерживала, а если быть точной, просто подлизывалась к нему. Все делали так, как говорил дядя, детей отдавали в те институты, в которых дядя хотел, чтобы они учились. Да мама даже замуж второй раз вышла за какого-то коллегу своего брата. А я видела все это лицемерие с самого рождения. И хоть меня растили в деньгах и достатке, обеспеченном опять же дядей, я себе такой жизни не хотела. Уже в пятнадцать лет решила, что не пойду ни в какой юридический институт, как того все желали, а стану врачом. Семья, само собой, такого решения не поддержала. Сказали, что с поступлением в медицинский институт я могу забыть об их деньгах.
— И ты пошла?
— Как видишь… Получала повышенную стипендию, тогда еще родной отец немного помогал. С третьего курса начала работать. Как-то так и справилась.
— И не жалеешь? — уточнил Женя, поглядывая то на меня, то на дорогу.
— Нисколько. Может сейчас у меня нет миллионов, нет богатого жениха, зато есть свобода выбора. Я могу ходить туда, куда хочу, встречаться с тем, с кем хочу, заниматься тем, чем хочу. А это дороже денег.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты сильная девушка. Мало кто смог бы отказаться от денег семьи и пройти свой путь без копейки на кармане, — я улыбнулась и кивнула. Мало когда и мало кому я жаловалась на свою судьбу, но собой я действительно гордилась. Маленькая хрупкая девушка смогла доказать, что и без поддержки родственников можно добиться успеха.
