Любопытный горностай, спустившийся к реке со скал, уже обследовал на ней трещины и щели, полакомился снулым лососем, выброшенным на берег после нереста, и опять убежал в каменные россыпи. Лисица пришла сюда, видимо, позднее, и ее охота была менее удачной. Она вырыла в снегу глубокую яму, но ничего не нашла и отправилась дальше вдоль берега. Сделав на сугробе плотно укатанную борозду, протащила от полыньи к полынье свое длинное тело выдра. Тяжелой цепью пролег поперек реки след таежного вора и бродяги — росомахи.
Неторопливо читая книгу тайги, Владимир двигался дальше. На берегу этой речки несколько недель назад он видел след соболя: аккуратные ямки с четкими отпечатками лап. Не беда, что охотник видел след зверя давно. Каждый из соболей многие годы живет в тайге в своем «поместье» — большом участке в несколько десятков квадратных километров. Даже в самое холодное и голодное время зверек не уходит далеко за пределы облюбованного им участка. Места эти богаты кедровником. Здесь круглую зиму есть орехи и водятся мыши. На берегу реки соболюшка может порыбачить. К воде склоняются заросли рябины, до которой зверек большой охотник.
И хоть нет зимой у соболя гнезда, хоть кочует он беспрестанно по своим охотничьим тропам, он не мерзнет. Хорошо греет его шоколадный, а то и черный как смоль мех с густым сиреневым подшерстком. Заночевать соболь может и в завале и в груде камней или заберется под снежную шубу, прикрывшую плотной шапкой переплетенные ветви кедрового стланика. И тепло зверьку и сытно. Неделями, если задуют пурги, может он не вылезать из убежища.
Завидев знакомый тальник, Владимир ускорил бег. Еще издали заметил у края поляны четкую цепочку следов. Подошел ближе. Сердце радостно забилось. На припорошенном изморозью насте явственно отпечатались следы соболя. Зверек, как всегда, бежал чисто; след в след попадали его лапы. Не один десяток дней пробегал он по этой тропинке, а след его и сейчас будто один. Владимир осторожно пробил рукой наст и, подведя ладонь под след, вынул его. Присмотрелся к наслоениям в насте, поковырял снег пальцем: хорошо ли, плохо ли смерзся. Оказалось, что хорошо. Значит, соболь прошел здесь давно, может быть, еще вечером.
Но обнаружить соболиный след — дело не хитрое. Не таким уж редким стал зверь в этих лесах. Владимиру надо было поймать живого соболя. Его на собачьих упряжках повезут далеко в долину Горячих Ключей, а оттуда самолетом через Охотское море на материк, чтобы поселить на новом месте.
Прям и стремителен бег зверька. Промчавшись скачками через поляну, он юркнул в заросли стланика. Чтобы отыскать его след, Владимиру пришлось чуть ли не пять километров пробежать на лыжах вокруг зарослей, в которых скрылся соболь, прежде чем он снова нашел свежий лаз. За короткий зимний день охотнику надо было пройти весь путь, проделанный соболем за ночь, опередить его. Хотя одет Владимир легко — белье, свитер, да шинель с подрезанными полами, — скоро ему стало жарко. Но охотник бежал и бежал, не останавливаясь. Он словно стремился догнать свою тень, упавшую на лыжи.
Находка Демина
В ясное, солнечное утро, редкое для здешних мест, каждая покрытая инеем веточка каменной березы, каждая хвоинка аянской ели сияла и искрилась. Морозный воздух был кристально прозрачен. Далеко-далеко за седыми сопками возвышался Ключевский вулкан. Белый султан дыма поднимался над ним прямо вверх, как из печной трубы в безветренную погоду.
На заставе капитана Бабенко стояла тревожная тишина. Все ходили молча. Собаки, словно угадывая настроение людей, сидели, повизгивая, будто бы ожидали сигнала тревоги.
И только на огромной смуглокожей каменной березе, невесть откуда прилетевший ворон беспрестанно каркал с самого утра. Его надсадный крик надоел всем, и, заслышав его, пограничники морщились, словно от зубной боли. Он проникал даже сквозь двойные рамы в караульное помещение заставы.
Капитан Бабенко, человек удивительно спокойный, который даже провинившихся солдат распекал ровным голосом, и тот не вынес вороньего крика. Проходя по двору, он остановился, посмотрел, прищурившись от солнца, на березу, где на самой верхушке качался на тонком суку ворон, и, сплюнув, проговорил;
— От бисова птица!
Рядовой Устинов, чистивший в конюшне лошадей и услышавший замечание капитана, умоляюще взглянул на Бабенко, попросил:
— Товарищ капитан, разрешите я его…
Бабенко строго было посмотрел на Устинова, но ворон так громко и препротивно каркнул, что начальник заставы только рукой махнул.
— А, возьми малокалиберку…
Солдаты, чистившие коней, вышли во двор. На крыльце появился Устинов с винтовкой в руках. Он был отличным стрелком, и солдаты знали, он не промахнется. Раздался щелчок выстрела. Ворон подпрыгнул. С закачавшейся ветки посыпался иней. Но птица, балансируя крыльями, осталась сидеть на месте и потом опять громко, раскатисто закаркала, словно смеялась.
— Дослужились… — донесся голос Бабенко, стоявшего на крыльце. — Сидячую ворону снять не могут. Где уж там планер найти.
И хотя все понимали, что упрек этот — лишь горькая шутка, солдаты почувствовали себя виноватыми. Ведь нарушение границы произошло на их участке. А прорыв на участке заставы — это самое неприятное, что может случиться в жизни пограничника. Это позор, если не преступление.
— Товарищ капитан, — крикнул дневальный, — вас к телефону!
— Поставьте винтовку на место, — сказал Бабенко Устинову и вошел в дом.
Через несколько минут дневальный выскочил на крыльцо и опрометью побежал к домику, в котором жил заместитель начальника заставы по политической части лейтенант Демин. Замполит отдыхал после ночного дежурства. Вскоре Демин, на ходу заправляя гимнастерку, побежал к Бабенко.
Теперь мысли солдат были заняты одним: что же произошло?
Капитан встретил Демина, прохаживаясь из угла в угол кабинета. Лицо его было строгим и сосредоточенным.
— Садись, Андрей Захарович, дело есть, — сказал он. — Понимаешь, планер-нарушитель взорвался в воздухе километрах в двухстах западнее заставы. Об этом мне сейчас из штаба отряда сообщили. К месту катастрофы пойдет вертолет. Он к нам прибудет приблизительно через час сорок. Нам поручено выделить оперативную группу, человек пять. Возможно, придется бродить по тайге недели две. Задание трудное. Группу возглавишь ты.
— Слушаюсь, — ответил лейтенант.
— Выбери людей покрепче.
— Устинова можно, — сразу сказал Демин.
— Устинова? — переспросил Бабенко и, усмехнувшись своим мыслям, согласился: — Конечно, Устинова, стрелок вроде хороший. Яковлева, Керимова — альпинисты, Кононова — лыжник отличный.
Коротки солдатские сборы. Через полчаса, получив у старшины продукты на неделю, четверо солдат, отобранных в оперативную группу, уже сидели в караульном помещении и жадно прислушивались к каждому звуку. Остальные, свободные от нарядов или уже отдохнувшие, крутились около них и с завистью посматривали на счастливцев.
Наконец послышался долгожданный шум мотора. Большая, похожая на головастика машина косо спустилась к стрельбищу за заставой и, на секунду повиснув над землей, взметая снежные вихри, приземлилась. Сбоку от кабины пилота открылась дверца, и в сугроб спрыгнули майор Тимофеев и эксперт Синилов.
— Оперативная группа погранзаставы готова вылетать на задание! — отрапортовал Бабенко.
— Хорошо. Мы задерживаться не будем, — сказал Тимофеев. — Только имейте в виду, — обратился он к солдатам, — если места для посадки не найдем, вам придется спускаться с вертолета по трапу, прямо с воздуха.
Солдаты заулыбались.
Подъем на вертолете напомнил Демину скоростной лифт в гостинице «Ленинград» в Москве: осенью прошлого года лейтенант ездил в столицу, где ему вручали Почетную грамоту Центрального Комитета комсомола…
В кабине вертолета яркие полосы солнечного света, врываясь в круглые иллюминаторы, янтарными пятнами ложились на ребристые днища. Устинову посчастливилось сесть около иллюминатора, и он старательно рассматривал ежеминутно меняющийся пейзаж.
…у побережья деревья росли редко. Но потом, когда к березам примешалась лиственница, тайга стала темной, снег совсем посинел от теней. Даже сверху стало трудно просматривать местность. Только узкая полоска земли прямо под вертолетом была видна хорошо. А на склонах сопок лес чернел сплошь и скрывал от глаз все, что делалось внизу…
Первый раз летел Устинов над камчатской тайгой и подивился ее безлюдности. Живя на заставе, он лишь умозрительно мог себе представить, насколько редки здесь селения. За время полета он нигде не увидел и дымка.
В кабину, где сидели пограничники, просунулся пилот, замахал рукой. Все бросились к иллюминаторам и увидели, как земля, деревья, сопки стали стремительно приближаться. Вертолет снижался. Когда вершины деревьев оказались почти на уровне глаз, машина вздрогнула, повисла в воздухе и закачалась, словно подвешенная на невидимой нити. Прямо под собой Устинов увидел обгоревший остов планера, уткнувшийся носом под корень огромного кедра. Одно крыло его валялось метрах в двадцати.
