– Очень даже зря, – осудила Альбина. – Ты с самого рождения лишила его Божественной защиты. В нём, наверное, с десяток бесов вселилось, пока ты раздумываешь: крестить или не крестить. Страшное время такое, все пытаются хоть как-то защититься: в церковь ходят, в монастыри ездят, а ты даже такой малости не сделала – не окрестила ребёнка!
Рина не ответила. Она смотрела пристально на икону Пресвятой Богородицы и, казалось, искала что-то в Милом Любящем Лике.
– Слушай, – произнесла она, – как называется этот Образ? Ты знаешь?
– Ну, – заколебалась Альбина. – Казанская, кажется. А что?
– Ничего. Красивая.
С нижней ступеньки лестницы на них взглянула сестра Анисия.
– Пойдёмте в трапезную, – молвила она, улыбаясь.
– Наконец-то! – прошептала Альбина и поспешила вперёд.
На длинном столе в трапезной в беспорядке стоят неубранные тарелки, чашки, рассыпаны крошки. Журналистки сели на скамью. Поискали глазами чистые приборы. Прибежала послушница в тёплой юбке и кофте, в белой косынке и белом переднике, поставила перед гостями миски, ложки, кружки, забрала несколько грязных посудин, исчезла с ними на кухне.
Альбина пробормотала про себя молитву, перекрестилась, перекрестила еду и принялась утолять голод. Рина, поглядывая по сторонам, тоже начала кушать.
Среди лечо, солёных грибов и огурцов, нарезанного кольцами репчатого лука Альбина узрела несвойственный для монастырского стола продукт: говяжью тушёнку. Подавившись и поделившись удивлением с Риной, Стуликова щедро положила себе мяса и с удовольствием проглотила всё до последнего кусочка.
– Вкусно, но странно, – шепнула она Рине. – Вообще в монастыре запрещено любое мясо. Неужели здесь устав нарушают?
– Да это соевое, – сказала Рина. – Я иногда его в гастрономе покупаю, когда с деньгами напряг, и на настоящее мясо не хватает.
Альбина неловко покраснела.
– Правда, что ли?
– Точно тебе говорю.
Больше Альбина не проронила ни слова. Поели, встали из-за стола. Альбина помолилась, перекрестилась. Рина отнесла на кухню использованную посуду, помогла послушнице собрать ненужное и вышла в коридор к Альбине.
– Что теперь? – спросила она.
– Ну, наверное, к настоятельнице отведут. Надо же материал делать. Интервью взять, экскурсию устроить, – предположила Альбина.
Рина едва заметно поморщилась. Она предпочитала сперва вживаться в объект расследования, а уж потом украшать его внешними фактами. Но у каждого собственный стиль работы, а в монастыре Рина вообще остерегалась навязывать свои желания. Как пойдёт – так и пойдёт, что надо, она увидит и постарается понять. Не поймёт – предложит понять более умному читателю. Это всегда полезно – подумать самому.
Они дождались сестру Анисию. Альбина сразу спросила:
– Мы сможем сейчас взять интервью у матушки настоятельницы? Или у отца Ионы?
– Матушка Емилия пока очень занята, а отец Иона приедет к вечерней службе, – ответила сестра Анисия. – Не хотите ли до этого времени потрудиться на благо обители?
Альбина сперва внутренне поморщилась, но представила себе работу на компьютере с текстами и кивнула. Рина представить себе ничего не смогла, но согласилась, не думая. Просто потому, что не привычна к праздности.
– Отлично! – обрадовалась сестра Анисия. – Я прошу вас, Ирина, погладить бельё, а вас, Альбина, вымыть коридор на втором этаже. Пойдёмте, я покажу, где, что.
У Альбины невольно вытянулось лицо.
– Мыть коридор? – переспросила она. – Но мне надо статью о монастырской жизни писать. А как я о ней узнаю, если буду мыть коридор?
Сестра Анисия проницательно посмотрела на неё.
– Даже мо́я пол в коридоре, человек может познать Божии заповеди, – улыбнулась она. – Но, впрочем, если вы не хотите, или вам трудно по здоровью…
– Да мне вовсе не трудно помыть, – проворчала Альбина.
– А вы, Ирина? – обернулась сестра Анисия к Ялыне.
– Ой, а я с удовольствием! Я люблю гладить! – улыбнулась та.
– Хорошо. Пойдёмте.
И вот Рина Ялына ловко орудует горячим утюгом, радуясь каждому превращению мятой ткани в гладкое сияющее полотно, а Альбина мрачно елозит по полу влажной тёмно-серой тряпкой.
Затем сестра Анисия дала новые задания: Рине почистить и выдраить три унитаза в туалете на втором этаже, Альбине – протереть полки в библиотеке, перетрясти книжки.
Альбина про себя порадовалась, что ей не досталась грязная работа с унитазами. Хотя странно, что её профессиональные навыки никого в монастыре не впечатлили и никому не понадобились. Надо рационально использовать человеческие способности!
А Рина чистила, вымывала унитазы и радовалась, что они превращаются из старых заляпанных в блистающие белизной. Потом она почистила раковину и помыла пол, прополоскала тряпку.
Наводить порядок приятно. Он и в душе выметает сор.
Заглянувшая к ней сестра Анисия сказала ласковое «спасибо» и пригласила на обед.
– Альбина уже там, – сообщила она.
Снова они были в последней смене и доедали то, что осталось. Правда, осталось много; и стройная Рина молча довольствовалась малым, а более полная Альбина спрашивала себя: а что ели перед ней? – наверняка вкуснее, чем ест она. Ругала себя за такие мысли, а всё равно думалось. Хотя – в еде ли истинное счастье? Смешно.
После обеда сестра Анисия проводила их до келлии, разрешив отдохнуть полтора часа.
– А когда мы пойдём к матушке Емилии? – спросила её Альбина.
– Вас известят, – ответила монахиня.
Рина поинтересовалась:
– А после обеда весь монастырь отдыхает или только паломники, гости и послушницы?
– Все отдыхают, – подтвердила сестра Анисия.
– И ходить по монастырю одной нельзя?
Сестра Анисия внимательно на неё посмотрела.
– Вам очень хочется?
– Ой, очень! Я никогда в жизни не была в монастыре! Разве что школьницей в Суздале. Но там был просто музей. Так что там для меня лишь историей дохнуло, но не Богом. Вам странно это слышать?
– Нисколько, – ответила сестра Анисия. – Сама такая была.
– Как это?
– Историей России увлекалась, – пояснила сестра Анисия. – Даже в МГУ на историческом училась. А вот как выучилась – и поняла, что уберёшь из нашей истории божественное начало – и нет её. Потому что каждое событие Богом пропитано, соединено с Ним накрепко.
– И потому в монастырь ушли?
– Да, потому. Раз Бог есть, то я ему служить стану, как смогу и чуть больше.
– А что для монахини самое главное?
– Послушание. Смирение. Труд. Радость…
– Разве этому можно научиться?
– Сложно, но можно. Вы отдыхать-то будете, Ирина?
– Э-э… да я, вроде, и не устала.
– Хотите поработать?
– Давайте.
Альбина проводила их сонным взглядом. Как у этой худышки достаёт сил, чтобы столько работать?! Одни жилы у неё, наверное. И она уснула.
Рине повезло: сестра Анисия провела её по обоим корпусам, соединённым переходом на первом этаже, и сводила в домик паломников, в котором не имелось свободных мест, несмотря на злющие январские морозы. Именно в домике и ждало Рину задание; между прочим, такое же, как и выполненное – мытьё туалета.
Паломницы спали, а Рина драила грязные донельзя раковину, полы и два унитаза. Когда время отдыха закончилось, Рина начисто вымыла распаренные руки. Готово. Она дождалась прихода сестры Анисии и вместе с ней вернулась в корпус. Насельницы и гости подкрепились и степенно заполнили церковь, располагавшуюся на втором этаже здания.
Вдоль стен расставлены скамейки. Кто-то из монахинь принёс для себя лёгкие раскладные табуреты. Один из них достался и Рине, чему она обрадовалась: всё ж-таки устала за весь день. Альбина сидела у стены, перебирая деревянные чётки. На коленях у неё лежали неизменные блокнот с ручкой.
Началась всенощная. Не понимавшую ни слова, ни смысл происходящего Рину сильно клонило в сон: речитатив и Знаменский распев усыпляли её. Она поминутно клевала носом. Но на складном табурете разве уснёшь?
Где-то на половине службы одна из монахинь шёпотом попросила Рину постоять, так как стул понадобился для ослабевшей послушницы. Рина безропотно встала и вскоре страдала не только от гудящей головы, но и от боли в непривычных к долгому стоянию ногах.
Она встрепенулась, когда все зашевелились, подходя к священнику, державшему тоненькую кисточку. Ощутив на лбу прохладное касание, Рина обнаружила, что у неё вдруг появились откуда-то силы. У спортсменов это называется «второе дыхание».
Альбина же, к своему недоумению, осталась при своём изнеможенном состоянии.
После ужина их отвели, наконец, к настоятельнице, игуменье Емилии. Маленькая худенькая, словно источенная болезнью, женщина в длинном чёрном одеянии, которое скрывало её фигуру и сосредотачивало всё внимание на ясном белокожем лице, смотрела ласковым и не по годам мудрым взглядом.
Она тихо поздоровалась и пригласила присесть в маленьком фойе, где вдоль стены стояли пара креслиц и диванчик. Рина и Альбина положили на колени блокноты, прикоснулись кончиками ручек к бумаге. Им улыбнулись.
