Она тихо поздоровалась и пригласила присесть в маленьком фойе, где вдоль стены стояли пара креслиц и диванчик. Рина и Альбина положили на колени блокноты, прикоснулись кончиками ручек к бумаге. Им улыбнулись.
– О чём вы хотите писать? – спросила игуменья.
Альбина бойко перечислила вопросы:
– История монастыря, его первые настоятельницы, насельницы, чудотворные иконы, годы репрессий, восстановление и современная жизнь.
Игуменья Емилия тихо кашлянула.
– Но это ведь… простите… целое исследование. Целая книга, я думаю. А вам ведь не книгу писать, а статью?
– Э-э… – протянула озадаченная Альбина. – Ну, да, конечно… Но, может, вкратце?
– Вкратце, конечно, можно. В библиотеке есть некоторые материалы, сестра Анисия вас проводит, а заведующая библиотекой сестра Мелания даст вам материалы. Что-нибудь ещё вас интересует?
Рина подала нерешительный голос:
– Я, матушка, не особо верующая… хотя и крестилась… О вере и церкви вообще ничего не знаю, только так, куцые сведения из истории Руси. А написать мне бы надо так, чтобы читатель вместе со мной понял, почему же люди верят в Бога? Как к Нему приходят? Что ждут от Него? Собственно, зачем людям нужен Бог?.. Простите за глупые вопросы…
Настоятельница с интересом присмотрелась к ней.
– Вы задаёте важные вопросы, – проговорила она негромко. – Я бы сказала, основополагающие… Вы не хотели бы приезжать к нам время от времени?
Не ожидавшая подобного интереса Ялына растерялась:
– Ой, я не знаю…
– Нам было бы очень приятно вас видеть, – сказала матушка Емилия, и в её голосе звучало не дежурное, а искреннее приглашение.
К Альбине настоятельница почему-то не обратилась, и журналистка «Православного слова» ощутила, будто в её душу вонзили острую занозу. Почему это неверующую Ялыну зовут, а её, православную христианку, нет?! Разве что в целях привлечения к Церкви заблудшего? Это вполне можно принять в качестве бальзама для возмутившегося сердца. Разве нет?
Из двери выглянула молоденькая монахиня, встретилась глазами с ясным понимающим взором игуменьи Емилии.
– Иду, – кивнула ей мать настоятельница и встала.
– Идите с Богом.
И перекрестив женщин, удалилась в келлию.
– Совсем на начальницу не похожа, – прошептала Рина Ялына. – Девочка девочкой. Кажется, что даже младше меня года на четыре. Или монашки до старости молодые?
Альбина снисходительно пожала плечами.
– Благодать Божия сохраняет, – тихо объяснила она. – Но атеисту этого не понять. Это прочувствовать надо.
– Прочувствовать? – рассеянно повторила Рина. – Ну, это неверующему, конечно, сложно. А ты – понимаешь?
– Конечно. Сама испытала.
Тут появилась сестра Анисия, провела журналисток в монастырскую библиотеку на втором этаже, где им показали книги, буклеты по истории монастыря, провели по фонду. Рина, поколебавшись, записалась в читатели и взяла пару книг – но не по истории монастыря, а ответы на вопросы священника и Закон Божий с чёрно-белыми иллюстрациями. Если уж познавать новое, то с начала.
Напоследок молодые женщины оделись и вместе с сестрой Анисией прогулялись по мерцающим в свете жёлтых фонарей заснеженным дорожкам вокруг длинного деревянного строения с красивыми башенками по углам. Холод не давал и рта раскрыть, поэтому прогулка получилась тишайшая. Даже гул машин на трассе, тянущейся неподалёку, не доносился сюда и не мешал наслаждаться звёздами и сокровенными думами.
Они вернулись в тепло, пылая разрумянившимися лицами. На кухне их напоили горячим отваром шиповника, что оказалось весьма кстати, и сестра Анисия проводила их обратно в келлию.
Утомившиеся за трудный день завражанки были уверены, что сон свалит их, едва они лягут на жёсткие кровати, но, увы: сон не мог одолеть их разгорячённое прожитым днём воображение.
Через сколько-то времени они вскинулись от деликатного стука, дробью рассыпавшегося в уютной тишине, и нежно прозвучавшего возгласа «Мир вам!».
– Войдите! – крикнула Альбина с любопытством.
Дверь безшумно отворилась и пропустила старую худенькую монахиню с длинными, на сто пятьдесят узелков плетёными из толстых чёрных ниток, чётками в костлявой левой руке. Пальцы шевелились медленно, осторожно, отсчитывая узелок за узелком при чтении молитвы – либо Иисусовой, либо Богородичного правила святого преподобного Серафима Саровского.
– Мир вам, сёстры, – тишайше произнесла монахиня, и Рина узнала ту, кто встречал их утром на пороге монастыря. – Не спится?
– Не спится, матушка, – призналась Альбина.
– Что так?
– Впечатлений много, – объяснила Альбина.
– И у тебя, Ирина? – уточнила сестра Синклитикия.
– Ну… у меня, наверное, ещё больше.
Рина села на кровати, обхватила ноги руками.
– Почему?
– Так я прежде на церковь смотрела, как на зодчество, а на иконы – как на портретную живопись, – ответила Ялына.
– А оказалось?
Рина задумалась. Её коллега нетерпеливо похмыкивала. Уж она бы ответила! Ей действительно есть, что рассказать о своём пути к вере. Она, между прочим, писала об этом в «Православное слово», и материал опубликовали в октябрьском номере. Посыпались письма верующих завражан – как они уверовали в Бога. В февральском номере редактор намеревался выделить для них целых две полосы.
Но у Ялыны путь к вере даже не начинался, о чём интересном она может поведать?
– Я пока не знаю, – наконец вздохнула Рина Ялына. – Вообще, это для меня совсем новый опыт… Надо почитать, поразмыслить, впитать… Какое-то всё… необычное, что ли… Пока я, кажется, не готова принять Бога близко к сердцу. С другой стороны, в Него верят столько достойных и умных людей, что и сомневаться как-то неприлично… С третьей стороны… э-э…
– С третьей стороны, есть не меньше достойных и умных людей, – продолжила сестра Синклитикия, – которые в Бога не верят и считают, что Он – зло и опиум. Так?
Рина кивнула.
– Получается так. И вообще я в растерянности: как написать статью? Газета у нас на двести процентов мирская. На Рождество гадания и гороскопы печатают. Великий пост разгулом начинают, в Пасху главное – рецепты изысканных русских блюд…
Она вздохнула и призналась:
– Да я сама так же праздники отмечаю.
Старая монахиня помолчала. Улыбнулась своим мыслям. Поглядела на Рину. Молодая женщина глаз не отвела и спросила:
– Сестра Синклитикия, а вы как пришли к вере? Расскажете мне?
Та помолчала.
– Ну… если у вас есть время… Если вы не устали…
– Сколько угодно! И не устала.
Сестра Синклитикия уселась поудобнее и, не прекращая медленно перебирать чётки, начала говорить.
Вовсю темнела непроглядная морозная ночь такая же, как и тогда, 31 декабря 1955 года. И снег беззвучно струился на город Чекалин, прикрывая своей искрящийся белизной язвы фабричных труб, уродливых зданий, железобетонных конструкций, памятников Ленину, Куйбышеву, Дзержинскому, разрытых канав и помоек…
ГЛАВА 1
31 декабря 1955 года. Вера Карандеева. Вечеринка
Неделю сияло низкое зимнее солнце, а теперь западал снег. Он беззвучно струился на город, прикрывая чистой искрящейся белизной грязь заводов, котельных, гаражей, развалин, канав, помоек и прочего городского убожества, непременно присутствующего в областных столицах.
Вера Карандеева смотрела на эту белизну из маленького окошка их с матерью старого домишки номер восемьдесят четыре на окраине провинциального города Чекалина, на улице Волобуева, и, нюхая ни с чем не сравнимый запах непременной в деревне герани, мечтала, чтобы поскорее сгустилась вечерняя темнота, зажглись жёлтые фонари, и она, приодевшись в единственное своё выходное голубое платье, надушившись духами, которые ей подарила на день рождения мать, встретила бы гостей, званых на новогоднюю вечеринку.
Мать хлопотала на кухне. Из печи сытно тянуло ароматом пирогов с картошкой, капустой и яблоками. В холодильнике стояли бутылка шампанского, которую загодя, ещё два месяца назад принёс Николай Гаврилястый, её новый ухажёр, практикант завода имени Сленникова, где работала на сборке часов и сама Вера.
Ещё там стояли две бутылки водки из Центрального гастронома, самогонка, которую она купила у соседки Клавдии Борониной, сыр, колбаса, солёные огурцы-помидоры-грибы, пара тощих куриц – вот и всё угощенье.
Вместе с пирогами получалось весьма достойно. Яства готовила мать, но Вера не собиралась никому об этом говорить, чтобы все похвалы принять на себя и показать Николаю, какая она отменная хозяйка.
Вера встала, подошла к шифоньеру, открыла дверцу. Выглаженное синее платье так и просило: надень, надень меня поскорее! Но до семи оставалось полдня.
Голова побаливала от стянутых в бигуди волос. Локоны будут – во! Накрасить глаза, губы, облечься в платье, ноги сунуть в туфли, что одолжила на этот вечер подруга-модница – тоже с завода Сленникова, – и Вера вскружит голову кому угодно!
