— Себастьян, твои рейтары отправятся со мной, вместе с эскадронами Томаса и Джона. Напомним полякам, из чего мы скроены! Обойдемся без караколе, нет места и времени! Стрелять без команды — у кого порох ещё не отсырел! Остальные — палаши к бою, вперед! Сметем эту сволочь!
Мне осталось лишь злобно стиснуть зубы. Как же я ненавижу рубку!
...Три польские хоругви смешанного состава, атаковавшие вслед за гусарами, увязли в центре — и в пылу боя ляхи не разглядели новую опасность. А мы ударили им в правый фланг — так, что поляки и мятежники даже опомниться не успели, как рейтары врезалась в их ряды! Пришёл черёд моего райтшверта собирать кровавую жатву: справа завалился с разрубленным плечом польский пехотинец, пропустивший мой удар...
Какая же мерзость.
Подскочивший слева мятежник попытался поднять меня на пику — но я ушёл от укола и тут же разрядил во врага второй пистоль, выхваченный из седельного чехла левой рукой! Все же в том, чтобы родиться левшой, а после переучиться на правую руку, есть свои преимущества... Третий пехотинец в ярком сюртуке лишь скользнул копьем по кирасе — а после рухнул с проломленным черепом. Рядом со мной "воров" рубит Лермонт! Вот финна "Степана" что-то не видно... Но я уверен, что он жив!
Скрежет, крик и треск стоит такой, что, думаю, он слышен даже жителям Твери!
Срубив конного шляхтича — достал со спины самым острием клинка — я схватился с очередным всадником. Тот оказался искусным бойцом, и я с трудом выдержал первый натиск размашисто и быстро рубящего саблей ляха! Что же, самое время использовать третий заряженный пистоль... Блокировав плоскостью райтшверта очередной удар сабли (едва успел остановить летящий в голову клинок!) я выстрелил от бедра с левой руки! Пуля ударила в горло разом захрипевшего врага — а я в очередной раз похвалил себя за то, что раскошелился на чехлы... И что два из трех повесил с левой стороны седла!
...В какой-то миг противник дрогнул под нашим напором, и над рядами наёмников и московитов поднялся радостный гул. Ляхи покатились назад. Медленно, а потом все быстрее...
Но бой еще не окончен — самые храбрые и дурные мятежники упорно бьются с рейтарами, не позволяя начать преследования своих соратников. Плоскость моего меча, жалобно лязгнув, в очередной раз приняла удар сабли "вора", восседающего на гнедом коне. Тот весьма хорош — и при своих немаленьких габаритах он искусно владеет клинком! Один удар мне пришлось даже принять на козырек бургиньота — благо, противник задел меня по касательной...
Ненавижу рубку!
В очередной раз я выхватил пистоль левой и надавил на спуск. Щелкнул замок. И… Ничего! В пылу схватки я забыл, что расстрелял все заряженные пистоли!
— Собака!
Выдохнув ругательство, я с трудом парировал очередной удар — и молниеносно выбросил руку с пистолетом вперед, метя в шею врага. Дуло ударило в кадык здоровяка — и тот, опустив саблю, схватился за шею... Я же, чуть отклонив корпус влево, рубанул мечом от себя, вложив в удар всю свою ярость и страх! Заточенная сталь сверкнула молнией, устремившись к шее ляха...
Переведя взгляд с поверженного противника влево, я замер с похолодевшим сердцем: в отдалении сразу от трех всадников отбивается Делагарди!
Я решительно направил коня в сторону сражающихся. Жаль заряженных пистолетов не осталось... Но ничего, по такому случаю поработаю и клинком!
Ближний ко мне шляхтич настолько увлекся боем, что я подобрался к врагу незамеченным — и быстро нанес колющий удар со спины, в основание черепа. Нечестно? Может быть. Но это война!
К тому же благородно ли нападать троим на одного?! Нет, я только уравнял шансы...
Подкрученные усы Якоба опали, а глаза горят огнём! Генерал также, как и я, не собирается сегодня погибать — и очередной его удар поверг наземь второго противника! Я успел схватиться со третьим — но тот вдруг развернул коня и, отмахнувшись от меня саблей, припустил к отступающей пехоте хоругвей...
— Не преследовать! — иерихонской трубой провозгласил Делагарди. Но я и не собирался... Рука свинцом налились, болит отбитый копьем бок. Да еще кто-то бровь рассек! И это под шлемом!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ненавижу рубку!
— Спасибо, Себастьян!
Якоб Понтуссон с чувством мне улыбнулся, и я поспешно кивнул в ответ:
— Да было бы за что! В бою любой солдат и офицер братья. Как там сказано в Писании: Жизнь за други своя?!
...Мятежники отступили — и теперь улюлюкают и бранятся из-за своих довольно жиденьких укреплений. Они твердо уверены, что победа осталась за ними, хоть их атака и была отбита! Что же, основания для этого все же есть: наша пехота отступает с поля боя, в то время как обоз уже переправился за Волгу. Вскоре придёт очередь и всадников...
Только теперь вокруг меня начал собираться мой эскадрон. Н-да, после боя мы не досчитались десятка рейтар... Я недоволен собой и зол — а вот Делагадри неожиданно бодр и весел. Нет, я примерно понимаю мысли генерала: ценой наших небольших потерь, он смог предотвратить гибель намного большего количества людей.
Но есть одно «но». Павшие рейтары были моими люди!
— Молодцы! Вы все львы! — Якоб рысью пронесся в сторону реки, где белеет лошадь Скопина-Шуйского.
И где уже начала переправляться пехота.
Как же много мертвых тел на поле... И наших и мятежников. Впрочем, я с радостью отметил, что крылатых гусаров не менее полутора сотен. И это только те ляхи, кого я успел насчитать! А вот опрокинутых и растоптанных ими французов и земляков считать уже не стал — сделалось дурно.
— Ты как? — Джок с подбитым глазом поравнялся со мной. — Смотри что ухватил. — он протянул мне знамя одной из хоругвей. Неплохой трофей!
— Оставь себе. Когда вернешься на родину, повесишь в родовом замке над камином...
Я ответил, одновременно с тем расстегивая ремень, из-под которого сочится кровь. Надо бязательно обработать раны! Мне, конечно, нравится в Московии — но забыться вечным сном в ее земле, да еще и так рано, я совершенно не спешу!
— Тебя по голове что ли ударили, Себастьян? Какой замок?
Шотландец споро срезал знамя с древка, после чего продолжил:
— Был бы у меня замок — думаешь, я месил бы здесь грязь?! Нет, эту тряпку я буду использовать как скатерть!
Я не удержался от дружеской подковырки:
— А я думал, что тебе с нами просто интересно!
По рядам рейтар пробежали усталые смешки. Что же, после боя людям нужен хороший отдых — и надеюсь, они его получат...
Воцарилась тишина. Дождь стих. У самой реки я вновь встретил хмурого стрелецкого сотника, так и не сумевшего ни разу выстрелить. Его люди уже вступили на мост... Сил на разговоры не осталось, и я лишь натянуто улыбнулся московиту, не рассчитывая на ответ. Но тот, к моему удивлению, легонько склонил голову, после чего его губы разошлись в неком подобие невеселой, подбадривающей улыбки...
Выходит, я все же не так хорошо знаю московитов!
...А за спиной, во вражеском лагере продолжают веселиться, празднуя победу — и кажется, что веселье это только набирает силу, судя по крикам!
Ну ничего, пусть празднуют.
Пока живы.
Пролог "Орла"
Обманчиво спокойно на нашем берегу Волги. Стрекочут сверчки, плещется в воде хищная рыба, вышедшая на ночную охоту, где-то вдалеке коротко взвыл волк… И тут же затих. А вот на соседнем берегу, в «воровском» лагере вовсю идет гульбище, доносящее до нас многочисленные пьяные мужские крики и истошный бабский визг. Иногда раздаются и выстрелы — по воздуху палят, дурни!
— Радуются, ироды, победу отмечают…
— Так рано радуются, Никола!
Ответил я на кураже, надеясь подбодрить друга-горниста — а вот на прочих стрельцов уже рыкнул грозно, хоть и вполголоса:
— Кто шум поднимет, тому лично все зубы повыбиваю! Чтоб ни звука, ни писка!
Ответом мне служит глухое молчание ратников, но мне его вполне достаточно: мою тяжелую руку все знают. Как и то, что обещания я на ветер не бросаю! Да и мало дураков шум поднимать, я больше до острастки рычу, себя успокаиваю — кому ведь охота под пули воровские лезть, аль под картечь?! Дураков нема, стрельцы люди сметливые — ежели кто не знал, за каждого молодца всей деревней о приеме ратуют, самых головастых из крестьян дают! Ну, иль кто из уже состоящих в приказе ратников слово замолвит — иначе ведь в сотню и не попасть… А за дурней никто просить не станет, себе дороже выйдет в первом же бою.
