– И? – У всех нас было много денег. – Это дитя вырастет с родителями, которые ненавидят друг друга. Чего она ожидала?
– Может, она любила его.
– А может, она была непредусмотрительна, – возразила я.
– О, Се, – сказала Джоан, – не будь такой занудой. – Ее голос был спокойным; я не обиделась. Из нас двоих я действительно была занудой. Я не возражала.
– Может, я и зануда, но, по крайней мере, моя жизнь не обернулась крушением.
– Дэйзи Диллингуорт Минтз, – сказала она, – живет на великом острове под названием Манхэттен.
– Ты вся горишь, – сказала я, щупая ее лоб тыльной стороной ладони.
– Правда? Наверное, из-за погоды. Кажется, солнце сегодня светило только для меня.
– Может, так и было, – сказала я, и Джоан улыбнулась. Между нами царило полнейшее понимание и умиротворение.
Я забыла сказать, что лето – любимое время года Джоан. Она обожала плавать, нырять, делать все, что каким-либо образом связано с водой. В то время как все остальные плавились от жары – хотя мы и привыкли к хьюстонскому климату – Джоан, казалось, была для этого создана.
– Она увидела мир, – заявила Джоан. Я не сразу поняла, о чем речь. – Дэйзи, – нетерпеливо сказала она, – целых три года она жила в свое удовольствие.
– Надеюсь, она успела сделать все, о чем мечтала.
Гостиница «Трилистник» биржевого спекулянта Гленна Мак-Карти была его зеленым детищем. А если быть точным, то там было шестьдесят три оттенка зеленого: зеленый ковер, зеленые стулья, зеленые скатерти, зеленые шторы… Зеленая униформа. Гостиница находилась недалеко от Техасского медицинского центра, возведенного Монро Данеуэй Андерсоном, который вложил в свой проект девятнадцать миллионов долларов. В Хьюстоне деньги были повсюду, но одни люди распоряжались ими во благо общества, как мистер Андерсон, а другие – строили гламурные бессмысленные постройки, как мистер Мак-Карти. Но если бы все были, как мистер Андерсон, где бы мы тогда развлекались?
Все остальные американцы беспокоились о русских, о коммунистах, о корейцах. Но хьюстонская нефть уносила с собой все заботы. Это было место, где богатый холостяк мог купить гепарда и поселить его у себя на заднем дворе, плавать с ним в бассейне; место, где сумасшедший вдовец ежемесячно посещал странные мероприятия с икрой и водкой, где всем нужно было общаться с русским акцентом; место, где Джим Вест по прозвищу Серебряный Доллар бросал серебряные монетки из своего лимузина, после чего отъезжал, чтобы посмотреть на жадное сумасшествие толпы. Весь инвентарь в ванной был покрыт золотом в двадцать четыре карата. В мире вообще ограниченный запас золота; оно не возобновляется. И большая его часть находилась именно в Хьюстоне, я в этом не сомневаюсь.
Мы отдали ключи от машины парковщику и направились в Ирландский клуб «Трилистника»; Луис, наш ирландский седовласый бармен, вручил мне бокал шампанского, Джоан – джин-мартини и джин-тоник Рэю.
– Спасибо, милый, – сказала Джоан, а Рэй кинул деньги на барную стойку.
Той ночью мы все были там: вышеупомянутая Дарлин, одетая в лавандовое платье с, вынуждена признать, очень красивым вырезом, Кенна, лучшая подруга Дарлин, – очень добрая, но невыносимо скучная девушка – и Грасиэла, которую все называли Сиэла. Сиэла сразу же после своего рождения учинила огромный скандал, будучи результатом интрижки между ее отцом и красивой мексиканкой, которую он встретил во время работы на нефтеперерабатывающем заводе в Тампико. Его бывшая жена получила огромную сумму денег при разводе – самую большую компенсацию в истории Техаса на тот момент. Но это в прошлом и уже давно неважно. С тех пор известны случаи намного больших компенсаций при разводе. Это Техас: здесь все постоянно растет.
Отец Сиэлы женился на сеньорите и все еще на ней женат, что, скорее всего, переросло бы в еще больший скандал, если бы он не был таким влиятельным. Впрочем, мы все могли похвастаться влиятельными отцами. И мужьями, которые вскоре станут влиятельными. И мы сами станем такими же вместе с ними.
Дарлин поцеловала Джоан в обе щеки, затем повернулась ко мне:
– Давно не виделись, Сесе, – и громко рассмеялась. Она была очень пьяна. – Ты прямо вылитая Лесли Линнтон, – сказала она, и хотя я ничем не была похожа на Лиз Тейлор, кроме темных волос, мне было приятно. Все мы смотрели «Гиганта» как минимум трижды и каждый раз восторгались тем, что персонаж Джеймса Дина был списан с Гленна Мак-Карти, несмотря на то что все открыто ненавидели Эдну Фербер за то, как она представляла Техас.
Сиэла, чьи волосы тогда были до того белокурыми и завитыми в кудри, что она так же походила на мексиканку, как Мэрилин Монро, держалась за руку своего мужа, мужья Дарлин и Кенны курили в противоположном конце комнаты. Мой муж был рядом со мной; Рэй был сдержанным, ему было комфортно возле меня. Он не был стеснительным, но у него не было потребности быть в центре внимания, что редко встречалось в нашей компании.
Эта ночь, как и все остальные, была полна возможностей для Джоан, а не для нас, замужних женщин. Шампанское было игристым, мужчины – привлекательными и сильными, а музыка воодушевляла нас. На мне было прекрасное серебристое платье с открытыми плечами и пояском на талии. (Рэй хорошо поднялся на «Шелл», да и мама оставила мне наследство, так что я могла себе позволить шикарно одеваться. Возможно, именно здесь корни моей расточительности. Мама никогда не разрешала мне тратить много денег, она считала, что отец должен был зарабатывать больше. И вот теперь, когда все это состояние было моим, я должна была потратить его полностью, до копейки.) На моем запястье красовался подарок на мое четырнадцатилетие: изящные бриллиантовые часы, которые я надевала, если у меня было хорошее настроение. Чуть позже мы, возможно, выйдем к бассейну «Трилистника» (на тот момент самому большому бассейну в мире), который построили, чтобы устраивать представления на водных лыжах. Джоан любила нырять с вышки, она говорила, что это похоже на свободный полет. Или пойдем в Изумрудную комнату, ночной клуб «Трилистника».
Я болтала с Сиэлой – у нее была дочь Тина, как раз ровесница Томми, – о том, стоит ли осенью отправлять детей в детский сад (я не хотела этого делать – не могла себе представить, что смогу оставить Томми на растерзание волкам). Мы наблюдали за Джоан, которая в десяти футах от нас собрала вокруг себя толпу и, смеясь и улыбаясь, развлекала ее, будто это давалось ей неимоверно легко. В принципе, так и было. Рэй стоял рядом со мной и тоже смотрел на нее. Мне стало интересно, что на самом деле он думал о Джоан Фортиер под маской своего неизменного спокойствия.
– Как думаешь, о чем она говорит? – спросила Сиэла, увидев, что я наблюдаю за Джоан.
От нее пахло смесью парфюма «Chanel № 5», который мужья каждый год дарили нам на День святого Валентина, и лаком для волос. Наверняка я пахла точно так же, только с примесью пены для ванны Томми. Муж Сиэлы, Джей-Джей, высокий компанейский мужчина из Лаббока, который казался мне слегка нахальным, стоял у бара и заказывал себе выпивку.
Как по мне, Джоан в тот вечер вела себя слишком вызывающе. Перевозбужденная, она была очень близка к потере контроля над собой.
– Как знать, – сказала я и отпила еще немного шампанского.
Джей-Джей подошел с Сиэле сзади и поцеловал ее в щеку. Она удивилась, будто он появился из ниоткуда. Я улыбнулась, позволила поцеловать себе руку; затем рука Рэя, лежащая на моей талии, сжалась. Рэй никогда не поцеловал бы руку какой-то женщине. Это одна из положительных черт его характера: его никогда не интересовала глупая показуха.
– Не желаете потанцевать? – спросил он.
Я улыбнулась и позволила ему отвести меня на сверкающий паркет. В мгновение ока мое настроение поднялось. Квартет играл какую-то медленную мелодию; я не знала эту песню, но это не имело значения. Допив шампанское, я отдала пустой бокал темнокожему официанту в белых перчатках.
Рэй очень любил танцевать. Только из-за этого он и терпел подобные ночи. Если бы не танцы, то мы проводили бы вечера дома за скотчем и чтением одной из президентских биографий, которые ему так нравились. Но на танцполе он становился совершенно другим человеком. Я чувствовала себя маленькой в его руках, хотя ростом была почти как Джоан, а она была ростом в сто семьдесят два сантиметра; но рост Рэя был сто девяносто, кроме того, он был широкоплечим. Я идеально подходила для его объятий. Я была привлекательной, но не красивой, и честно себе в этом признавалась. Я была достаточно худенькая, но беременность округлила мои формы, сделала лицо полнее. Мои волосы – это вечная схватка, они постоянно завивались от техасской влажности, но после термобигуди и еженедельных посещений салона красоты они элегантно подчеркивали мое лицо. Темно-карие миндалевидные глаза были моей гордостью; Сиэла однажды призналась, что все девочки завидуют моим глазам, и хотя она тогда была пьяна и, скорее всего, ничего не помнит, я-то помню все.
