– Но только запомни, – предупредила Деллу миссис Кэрью, – что в ту самую минуту, когда этот ребенок начнет читать мне нравоучения или перечислять выпавшие на мою долю блага, я отошлю его к тебе, и делай тогда, что хочешь… Я такого ребенка у себя не оставлю!
– Хорошо. Но я уверена, что этого не произойдет, – ответила сестра, а про себя, уже выходя из дома, добавила: «Половина дела сделана. Остается добиться, чтобы Поллианна приехала сюда. Она обязательно должна приехать. Я напишу им такое письмо, что они не смогут отказать».
Глава 2
Старые знакомые
В тот августовский день миссис Чилтон решила отложить разговор с мужем о письме, полученном с утренней почтой, до тех пор пока Поллианна не ляжет спать. Впрочем, ждать ей пришлось бы в любом случае, так как множество посетителей в приемной и две поездки к больным, чьи дома находились за пределами Белдингсвилла, совсем не оставили доктору Чилтону времени для разговоров о семейных делах.
Лишь в половине десятого доктор наконец появился в комнате жены. Лицо его просияло, но тут же в глазах появилось вопросительное выражение.
– Полли, дорогая, что случилось?! – воскликнул он обеспокоенно.
Жена невесело рассмеялась.
– Это из-за письма… хотя я никак не предполагала, что ты догадаешься о моих чувствах, едва взглянув мне в лицо.
– Тогда постарайся, чтобы на нем не было такого выражения, по которому легко обо всем догадаться, – улыбнулся он в ответ. – Так в чем же дело?
Миссис Чилтон на мгновение заколебалась, поджала губы, а затем взяла лежавшее рядом письмо.
– Я прочитаю его тебе, – сказала она. – Это от мисс Деллы Уэтерби. Она работает в санатории доктора Эймса.
– Хорошо. Начинай, – кивнул доктор и с наслаждением растянулся на кушетке, стоявшей рядом с креслом жены.
Но прежде чем начать, миссис Чилтон поднялась, чтобы заботливо укрыть мужа серым шерстяным пледом. Со дня их свадьбы прошел год. Теперь Полли Чилтон было сорок два. Порой казалось, что она пытается за первый же год их супружеской жизни удовлетворить всю ту потребность исполненного любви служения другому человеку, какая накопилась в ее душе за предшествующие двадцать лет одиночества и сердечной пустоты. Доктор же, которому ко времени их свадьбы исполнилось сорок пять и у которого в прошлом не было ничего иного, кроме такой же пустоты и одиночества, был совсем не против, чтобы с ним так «нянчились». Если судить по его поведению, все это было ему вполне по душе, хотя он и старался не слишком обнаруживать свои чувства, поскольку миссис Полли в прошлом так долго была мисс Полли, что теперь просто пугалась собственной «глупой» заботливости, если эту заботливость встречали очень уж горячей благодарностью. Поэтому доктор ограничился тем, что нежно погладил руку жены, когда, расправив складки на пледе, она села и снова взяла со столика письмо.
«Дорогая миссис Чилтон, – писала Делла. – Шесть раз я начинала это письмо и шесть раз рвала его, так что теперь решила вообще не «начинать», а сразу сказать, что мне от Вас нужно. Мне нужна Поллианна. Могу я получить ее? Я познакомилась с Вами и Вашим мужем в марте, когда Вы приезжали, чтобы забрать Поллианну домой из нашего санатория, но полагаю, Вы меня не помните. Я попросила доктора Эймса (который очень хорошо знает меня) написать Вашему мужу и поддержать мою просьбу с тем, чтобы Вы могли без всяких опасений доверить нам на время Вашу милую маленькую племянницу.
Я знаю, что Вы с удовольствием поехали бы в Германию вместе с Вашим мужем, если бы не необходимость оставить Поллианну одну. Поэтому я беру на себя смелость просить Вас доверить ее нам на время Вашего отсутствия. Я умоляю Вас об этом, дорогая миссис Чилтон. А теперь позвольте мне объяснить, чем вызвана такая просьба. Моя сестра, миссис Кэрью, – одинокая, вечно недовольная и подавленная, несчастная женщина, живущая в своем собственном мрачном мире, куда не проникает ни один луч солнца. Я уверена, что если и есть кто-либо, кто способен принести свет и радость в ее жизнь, так это только Ваша племянница. Не позволите ли Вы ей попробовать? Жаль, что я не могу рассказать Вам о тех чудесах, которые она совершила здесь, в санатории. Но о Поллианне говорить невозможно: начнешь рассказывать и чувствуешь, какой она кажется самодовольной, вечно морализирующей и… попросту невыносимой. Но мы с Вами знаем, что она совсем не такая. Нужно лишь вывести ее на сцену, и она все скажет сама за себя. Короче, я хочу взять ее в дом моей сестры… и предоставить ей такую возможность. Разумеется, она будет посещать школу, но я уверена, ей хватит времени и на то, чтобы залечить раны в сердце моей несчастной сестры.
Даже не знаю, как закончить это письмо. Закончить, пожалуй, еще труднее, чем начать. Боюсь, мне и не хочется кончать. Я хотела бы говорить и говорить – из опасения, что, если я замолчу, у Вас появится возможность сказать «нет». А потому, если Вы намерены произнести это ужасное слово, пожалуйста, считайте, что я все еще говорю и объясняю, как нужна нам Поллианна.
С надеждой,
Делла Уэтерби».
– Ну и ну! – воскликнула миссис Чилтон, откладывая письмо. – Тебе доводилось когда-нибудь читать более странное послание или слышать о более нелепой просьбе?
– Мне не кажется таким уж нелепым желание пригласить к себе Поллианну, – улыбнулся доктор.
– Но – как это она выразилась? – «залечить раны в сердце мой сестры» и так далее. Можно подумать, что Поллианна – что-то вроде лекарства!
Доктор, приподняв брови, засмеялся.
– Быть может, так оно и есть, Полли. Я всегда жалел, что не могу прописывать ее моим пациентам и покупать в аптеке, как коробочку пилюль. И Чарли Эймс говорит, что в тот год, когда она была в их санатории, они стремились обеспечить каждому новому пациенту сразу по прибытии «дозу Поллианны».
– «Дозу»! Вот еще! – возмутилась миссис Чилтон.
– Значит, ты не отпустишь ее?
– Отпущу? Конечно нет! Неужели ты думаешь, что я соглашусь, чтобы ребенок отправился к людям, которых мы совсем не знаем? И каким людям! Да ко времени нашего возвращения из Германии эта сестра милосердия успеет посадить Поллианну в бутылку, а на этикетке будут указания, как ее принимать!
Доктор от души рассмеялся, но тут же лицо его снова стало серьезным, и он вынул из кармана какой-то конверт.
– Я тоже получил сегодня утром письмо. От Чарли Эймса, – сказал он с необычной ноткой в голосе, которая заставила озадаченную миссис Чилтон слегка нахмуриться. – Если позволишь, я сейчас прочитаю его тебе.
«Дорогой Том, – писал доктор Эймс, – мисс Делла Уэтерби попросила меня «дать рекомендацию» ей и ее сестре, что я и делаю с большим удовольствием. Я знаю их с детства. Они из прекрасной, старинной семьи, истинные леди, в полном смысле слова. В этом отношении ты можешь быть совершенно спокоен.
Сестер было три – Дорис, Рут и Делла. Дорис, старшая, вышла замуж за некоего Джона Кента, во многом против воли своих родственников. Кент происходил из хорошей семьи, но был, как я полагаю, не совсем в себе, и из-за его чудаковатости с ним, несомненно, было неприятно иметь дело. Его очень раздражало отношение к нему родственников жены, и поэтому обе стороны избегали общения, пока не появился ребенок. Родители и сестры Дорис обожали маленького Джеймса – «Джейми», как они его называли. Дорис, мать мальчика, умерла, когда ему было четыре года, и ее семья делала все возможное, чтобы убедить Джона Кента отдать им ребенка.
Однако Кент неожиданно исчез вместе с сыном, и с тех пор о нем не было никаких известий, хотя Уэтерби искали его чуть ли не по всему свету.
Эта утрата буквально убила стариков – мистер и миссис Уэтерби вскоре умерли. Рут к тому времени уже успела выйти замуж и овдоветь. Ее муж, мистер Кэрью, был очень богатым человеком, но намного старше нее. Через год после их свадьбы он скончался, оставив жену с крошкой-сыном, который также умер, не прожив и года.
