— Кто за рулём?
Африка никогда не садился за руль сам, если мог заставить вести кого-то другого.
— Не понять.
Пташка выпустил монокуляр, и тот брякнулся на своё место в занавесочке из костей и пробок.
Слик присоединился к нему у окна, наблюдая за медленным передвижением «доджа». Малыш Африка время от времени вносил здравые дополнения в матово-чёрную палитру своего «доджа» — с помощью аэрозольного баллончика с краской. Мрачно-серьёзный вид тачки сводил на нет ряд хромированных черепов, приваренных к массивному переднему бамперу. В былые времена стальные черепа щеголяли красными рождественскими лампочками в глазницах. Неужто Малыш теряет интерес к имиджу?
Когда ховер свернул к Фабрике, Слик услышал в темноте возню Пташки: тяжёлые ботинки проскрежетали по пыли и ярким спиралькам металлической стружки.
Слик стоял у проёма выбитого окна с единственным уцелевшим куском стекла, похожим на остриё кинжала, и хмуро смотрел, как ховер, постанывая и выпуская пар, приземляется на свою подушку перед самой Фабрикой.
В темноте за спиной опять послышался шум возни; Слик догадался, что это Пташка, забравшись за старые стеллажи, накручивает самодельный глушитель на китайскую винтовку, с которой он обычно ходил на кроликов.
— Пташка, — Слик бросил гаечный ключ на кусок брезента, — я знаю, что ты тупая задница, срань расистская из гнилого Джерси, но тебе что, всякий раз надо об этом напоминать?
— Мне не нравится этот ниггер, — донеслось из-за стеллажа.
— Ага, и ежели этот ниггер, не дай бог, вдруг вздумает это заметить, ты ему тоже не понравишься. Знай он, что ты сидишь там с пушкой, он бы забил её тебе в глотку, причём поперёк.
Никакого ответа. Пташка вырос в задрипанном городишке белого Джерси, где никто никогда знать ни черта не желал и ненавидел всех, кто хоть что-то знает.
— И я бы ему помог. — Рывком застегнув старую коричневую куртку, Слик вышел к ховеру Малыша Африки.
Пыльное стекло напротив места водителя с шипением сползло вниз, открыв бледное лицо в очках невероятных размеров, подкрашенных чем-то жёлтым. Под сапогами Слика захрустели древние банки, изъеденные ржавчиной до кружева прошлогодних листьев. Стянув очки вниз, водитель покосилась на Слика — женщина. Теперь янтарные очки висели у неё на шее, скрывая рот и подбородок. Значит, Малыш сидит с другой стороны, что не так плохо в том маловероятном случае, если Пташке вдруг вздумается палить.
— Обойди, — бросила девушка.
Слик прошёл мимо хромированных черепов, услышал, как с таким же демонстративно негромким звуком, что и водительское, опускается стекло Малыша Африки.
— Слик Генри, — сказал Малыш; его дыхание, соприкасаясь с воздухом Пустоши, вылетало белыми облачками, — здравствуй.
Слик глянул в коричневое лошадиное лицо. У Малыша Африки были огромные зеленоватые с кошачьим разрезом глаза, тоненькая полоска усов, будто её начертили карандашом, и кожа оттенка буйволовой шкуры.
— Привет, Малыш. — Из кабины ховера на Слика пахнуло чем-то больничным. — Как дела?
— Ну, — прищурился Малыш Африка, — помнится, ты говорил, что если мне когда-нибудь что-то понадобится…
— Верно, — ответил Слик, ощущая первые уколы дурного предчувствия.
Малыш Африка спас его однажды в Атлантик-Сити: уговорил кое-каких заблудших овечек не сбрасывать Слика с балкона сорок третьего этажа выжженного складского небоскрёба.
— Кто-то хочет сбросить тебя с высокого дома?
— Слик, — сказал Малыш, — я хочу тебя кое с кем познакомить.
— И мы будем в расчёте?
— Слик Генри, эта очаровательная девушка — мисс Черри Честерфилд из Кливленда, штат Огайо.
Наклонившись пониже, Слик посмотрел на водителя. Копна светлых волос, тушь вокруг глаз.
— Черри, это мой близкий друг мистер Слик Генри. Когда он был молодым и дурным, он гонял с «Блюз-Дьяконами». Теперь он старый и дурной, а в дыру эту забрался, чтобы заниматься своим искусством, понимаешь? Талантище, понимаешь?
— Это тот, который делает роботов, — сказала девица сквозь ком жвачки, потом добавила: — Ты так говорил.
— Тот самый, — сказал Малыш, открывая дверцу. — Черри, лапочка, подожди нас здесь.
На жилистом теле Малыша болталось норковое пальто, полы которого обметали носки безукоризненно чистых жёлтых ботинок из страусиной кожи — во всём своём великолепии Африка ступил на землю Собачьей Пустоши. Слик заметил в кабине ховера нечто странное: слепящую белизну бинтов и реанимационные трубки…
— Эй, Малыш, — спросил он, — что это у тебя там?
Вся в кольцах рука Малыша поднялась вверх, жестом предлагая Слику отойти в сторону. Дверь ховера с лязгом захлопнулась, Черри Честерфилд подняла стёкла.
— Вот об этом нам и надо потолковать, Слик.
— Не думаю, что я прошу слишком многого, — сказал Малыш Африка, прислонясь норковым пальто к голому металлическому верстаку. — У Черри диплом медтеха, и она знает, что ей хорошо заплатят. Приятная девочка, Слик Генри. — Он подмигнул.
— Малыш…
Вот оно что. Значит, в ховере лежит смахивающий на мертвеца мужик, не то в коме, не то в отключке от того, на что подсадил его Малыш Африка, — оттого все эти баллоны, капельницы, провода и ещё какая-то непонятная штука вроде симстима. И всё хозяйство привинчено к старым стальным носилкам, как на «скорой помощи».
— Что это? — Черри, увязавшаяся за ними внутрь Фабрики после того, как Малыш привёл Слика назад — показать ему парня в кабине, с подозрением рассматривала громоздкого Судью — большую его часть, во всяком случае. Рука с циркуляркой валялась там, где её оставили, в цеху на промасленном брезенте.
«Если у этой Черри и есть диплом медтеха, — подумал Слик, — то контора, вероятно, его ещё не хватилась». На девице было штуки четыре безразмерных кожаных курток, одна другой больше.
— Искусство Слика, я уже тебе говорил.
— Тот парень умирает. От него мочой несёт.
— Катетер отошёл, — спокойно сказала Черри. — Слушай, а эта штука, она для чего?
— Мы не можем держать его здесь, Малыш, он сдохнет. Если хочешь его угробить, засунь в какую-нибудь дыру на Пустоши.
— Мужик не умирает, — сказал Малыш Африка. — Он не ранен и не больной.
— Тогда что с ним, чёрт побери?
— Он торчит, дружок. У мальчика долгое путешествие. Ему нужны тишина и покой.
Слик посмотрел на Судью, потом снова на Малыша, опять на Судью, обратно на Малыша. Ему хотелось вернуться к работе, повозиться над этой рукой. Малыш сказал: ему нужно, чтобы этот овощ пробыл у Слика недели две-три; он оставит Черри за ним присматривать.
— Не врубаюсь. Этот парень, он что, твой друг?
Малыш Африка пожал норковыми плечами.
— Так почему бы тебе не подержать его у себя?
— Слишком шумно. А ему нужен покой.
— Малыш, — сказал Слик, — я помню, за мной должок, но ничего такого стрёмного. А потом, мне надо работать и… в общем, всё это слишком стрёмно. И есть ещё Джентри. Он сейчас в Бостоне. Вернётся завтра вечером, и ему это не понравится. Ты же знаешь, как он относится к людям… И вообще, это место — его, вот…
— Дружок, — печально сказал Малыш Африка, — ты забыл, как они держали тебя над перилами?
— Я помню, но…
— Значит, плохо помнишь, — сказал Малыш Африка. — Ладно, Черри. Пошли. Не хочется тащиться через Пустошь в потёмках.
Он оттолкнулся от верстака.
— Малыш, послушай…
— Всё, проехали. Я ведь и знать не знал твоего траханого имени тогда, в Атлантик-Сити, просто подумал, что мне не хотелось бы видеть белого мальчика на мостовой. Тогда я не знал твоего имени и, похоже, не знаю его и сейчас.
— Малыш…
— Да?
— Ладно. Он остаётся. Но максимум две недели. Ты даёшь мне слово, что приедешь и заберёшь его. И тебе придётся помочь мне уладить проблему с Джентри.
— Что ему нужно?
— Наркотики.
Пташка вылез наружу, когда «додж» Малыша неуклюже запыхтел обратно через территорию Фабрики. Пташка протиснулся через какую-то щель в завале расплющенных автомобилей. На ржавых гармошках металла кое-где проглядывали пятна яркой эмали.
Слик стоял у окна на втором этаже. Квадраты стального переплёта были зашиты кусками пластика. Пластик они откопали на свалке; куски были разного цвета и толщины, так что, чуть пригнув голову, Слик увидел Пташку в воспалённо-розовом свете куска луизита.
— Кто тут живёт? — спросила Черри у него за спиной.
— Я, — ответил Слик, — Пташка, Джентри…
— Я имею в виду — в этой комнате. Повернувшись, он увидел её возле носилок и приборов системы жизнеобеспечения.
— Ты, — сказал он.
— Это твоё место?
Она принялась разглядывать налепленные по стенам рисунки — самые первые чертежи Судьи и Следователей, Трупожора и Ведьмы.
— Об этом не беспокойся.
