– Нарровский волк тебе тетка, морда колдунская! – фыркнула Лидия и вышла в коридор, хлопнув дверью.
Значит, мы у Золта. Это он, наверное, позвал Лиду на помощь. Я закрыла глаза. Колдуны… Обычно они селились уединённо, меняя место жительства через пару-тройку лет. Когда люди начинали понимать, какую цену придётся платить, обычно их уже и след простыл. Дело своё они знали. Жрица берегла своих воинов.
Когда к нам на хутор забрёл колдун, мама умирала, гасла, как свеча. Отчаявшийся отец падал с ног, не зная, как и чем облегчить её страдания. Не помогали ни зелья Лидии, ни заговоры, не помогало ничего! Папа уже не мог смотреть мне в глаза, не мог отвечать на наивные детские вопросы, когда же мама выздоровеет, и когда все будет, как прежде. Сколько раз он твердил, чтобы она не смела лечить! Мама только смеялась… Заливисто, задорно, искренне. Он улыбался в ответ. В тот раз она встретилась с силой, которая оказалась сильнее её Света. Работа колдуна… Болезнь пожирала её, муки были невыносимы, пытка длилась и длилась…, и отец попросил о помощи у того, кого ненавидел. Отдал себя в уплату чёрной силе, отдал целиком. И не пожалел ни разу. До самой своей смерти. Я это знала.
Мама выздоровела, отец слег. Через год его не стало, а ещё через полгода, ранней весной, я наткнулась на тело мамы в лесу. Та сосна и сейчас перед глазами… Пришла в себя уже у тётки, и только через тысячу лет научилась заново говорить. Две скромных могилы мы навещали каждый год. В день обряда колдуна. День настоящей смерти моих родителей.
Чёрный не подавал признаков жизни, то есть, он, конечно, был жив, но просить прощения и рвать на себе волосы в знак искреннего раскаяния явно не собирался. Как можно жить, понимая, что творишь зло? Что заставляет делать выбор в пользу тьмы, я не могла и не хотела понимать. В Миргород, небольшой городишко, колдуны не хаживали. С тех самых пор, как погибли родители. Может, и бывали, но проездом, не останавливаясь. А вот с их жертвами мне встречаться довелось. В нашем лесу есть целебный источник. Раз в год в день Всевидящего к нему стекались просящие о чуде исцеления. Я видела этих несчастных. Они отличались от больных по судьбе так же, как быстродействующий яд от спиртного. Скорость, сила и неотвратимость болезни от колдовских чар надежды не оставляли. К нам тоже приходили. Люди готовы молиться хоть тьме, хоть свету, лишь бы выжить. Лида только качала головой, молча выслушивая оскорбления обречённых, которым вынуждена была отказать в помощи. А после дня Всевидящего надиралась вусмерть. В покоях купца я видела, что смерть уже не отпустит жертву. Больной никто не смог бы помочь, ни веда, ни лекарь, ни чудо, ни сам Всевидящий. Судьба ставила кровавую точку, обрывая нить, и мешать ей колдун был не должен.
Вернулась Лида. Подошла, тронула прохладными пальцами мой лоб, нахмурилась, но промолчала. Помедлив, поставила на стол флакон темно-синего стекла.
– Ты про это говорил, чёрный?
Он, не оборачиваясь, буркнул:
– Дюжину капель в молоко, женщина. Дюжину, не больше и ни меньше.
Лида фыркнула. Открылась дверь, в комнату, тяжело ступая, вошёл Золтан. Поставил кувшин на стол, не глядя на колдуна, бросил:
– Если к вечеру Зоря на ноги не встанет, тускло тебе будет, колдун, ой, как тускло, – от его тона у меня мурашки стадами забегали. Чёрный никак не отреагировал на угрозу. Золт потоптался немного, хмуро глядя на колдунскую спину, бросил цепкий взгляд на меня из-под кустистых бровей и вышел.
Лида сосредоточенно отмеряла капли в кружку. От запаха засвербело в носу. Я оглушительно чихнула, челюсть отозвалась острой болью. Ответишь ты мне за это, козел бодливый!
– Ты первый, чёрный, – она подошла к колдуну, протянула руку с кружкой.
Тот приподнялся, взял молоко, бросив внимательный взгляд странных глаз на тётку. Та сурово посмотрела в ответ. Выпив, он с явным облегчением откинулся на скамью, стукнувшись головой о доски. Я про себя усмехнулась. Лида даже полотенца не подстелила.
Колдун застонал, выгнулся дугой. Его заколотило, скрючило, изо рта пошла пена, он грохнулся со скамьи, забился выброшенной на берег рыбиной. Лида, не выдержав, подлетела к нему, упала на колени, схватила за голову и крепко держала, пока он бился в конвульсиях. Постепенно колдун затих, глаза приобрели осмысленное выражение, серый цвет лица сменился бледностью. Лида отпустила его голову, поднялась и молча стояла, наблюдая. Меня же здоровье чёрного интересовало постольку-поскольку. В конце-то концов, я веда, и должна знать, что собираются в меня влить, и чем это грозит моему бедному организму. Вывод был для организма весьма неутешителен. Организм сжал зубы.
Колдун немного посидел, затем, как ни в чём не бывало, легко вскочил на ноги и прошёл к рукомойнику. Долго умывался, тихо пофыркивая. Закончив, повернулся к нам. Лишь смертельная бледность и растрепавшийся хвост напоминали о страшном припадке. Если бы не грязная рубаха с пятнами крови, хоть сейчас на бал.
– Я не буду это пить, – заупрямилась я.
– Будешь, – ласково ответила Лида, беря вторую кружку с отравой и присаживаясь ко мне на постель.
– Не буду, ёж подери! – для верности я крепко сжала зубы.
– Ну что ты, как маленькая, – голосом доброй бабушки пропела тётка. Колдун уже что-то делал у стола, повернувшись ко мне спиной. Я бы дорого дала, чтобы знать, чем он там занимается!
Он подошёл к нам, осторожно держа ложку с молоком, в другой руке у него был свёрнутый в жгут рушник, и пристально посмотрел Лиде в глаза. Я почувствовала неладное, но было поздно. Лида стальными пальцами быстро разжала мне челюсти, а этот мерзавец влил вонючую гадость прямо в рот. Я поперхнулась, вцепилась в чьи-то руки, и, уже падая в пропасть, услышала: «Держи крепче голову, тётка…».
* * *
Я с вожделением разглядывала здоровенную тарелку бараньих рёбрышек и ароматную кучу зелени. Дымилась картошка, присыпанная жареным лучком и укропчиком и щедро политая золотистым маслом. Крынка сметаны, заправленной чесноком и маринованными крохотными резанными огурчиками, радовала мой жадный взор. Я готова была слопать всё, что принесла Дора, красавица жена Золтана. Колдун окинул равно заинтересованным плотоядным взглядом как пышные крепкие Дорины формы, так и поднос в её руках. Она довольно блеснула зелёными глазами в ответ, поставила поднос и вышла, игриво покачивая бёдрами. Я хмыкнула. Если колдунская морда попробует подкатить к роскошной рыжеволосой само-ходячее-искушение Доре, мало ему не покажется. В Миргороде даже смотреть в её сторону боялись, что уж говорить о романтических и не очень приключениях. Слюна у мужиков бежала, но смотреть было можно, а руками трогать нельзя. Если руки дороги. Правда, судя по фонарям, которые изредка украшали Дору, Золт не всегда считал виноватыми жениных воздыхателей.
После зелья колдуна казалось, что я сделана из одних пузырьков. Легких, крохотных, невесомых. Кровь играла, бежала, покалывая каждую клеточку тела. Хотелось петь и плясать. А ещё страшно хотелось есть. Зверский голод щелкал зубами и требовал подношения. Я схватила ложку и кровожадно уставилась на блюдо с мясом. И плевать я хотела на больную челюсть!
Колдун ел аккуратно, красиво, что меня нисколько не смущало. Мы аристократическими воспитаниями похвастаться не могли, и переживать по этому поводу я не собиралась. Пока он нарезал баранину, я уже успела уничтожить пару рёбрышек, утолив первый голод. Лида с умилением, подперев щеку рукой, смотрела на мой здоровый аппетит. Чёрный поднял бровь, когда я выложила на картошку полкрынки сметаны. И ёж с ним!
Закончив набивать брюхо, я откинулась на спинку стула. Сейчас бы пару часиков подремать в тенёчке, больше мне для полного счастья ничего не надо было. Колдун решил иначе. Вытерев кончики губ рушником, он отодвинул тарелку и уставился на меня серебристыми глазищами:
– Теперь слушай. Ситуация не ясна совершенно, пока можно сказать только одно – мы крепко повязаны с тобой, к моему глубокому и искреннему сожалению.
Я открыла глаз и фыркнула:
– К моему тоже, и с чего это ты взял, что нас может что-то связывать?
– Обычно магическая схватка заканчивается смертью одного из противников, – сухо ответил колдун, поигрывая ножом. – Или смертью обоих. Мы живы.
– Рыдать из-за того, что жива, я совершенно не собираюсь, – буркнула я, погружаясь в дремоту и пожелав про себя сероглазым надоедливым колдунам оставить меня в покое.
– А надо бы, – он положил нож, вцепился пальцами в край стола и резко наклонился ко мне. Я невольно отшатнулась, стукнувшись головой о стену. – Мы до сих пор живы только потому, что я на время обманул смерть.
С меня мгновенно слетели остатки сонливости.
– Как это?
– Эликсир, который я влил тебе и выпил сам, ненадолго ввергает в состояние предсмерти. Той самой, когда ещё можно вернуть уходящего. Вы, веды, должны это знать. Ты своим идиотским вмешательством прервала обряд, когда Жрица уже приготовилась принять жертву. Заменой должен был стать один из нас. Выбора не было – обмануть смерть можно только смертью. Я рискнул, дав тебе эликсир, – он помолчал, затем продолжил – Произошло смешение сил. Я вынужден был оставить тебя в живых.
