– Спасибо за то, что сжалился, добрый, милосердный и великий колдун! Почему же ваше колдунское высочество соизволило смилостивиться? – я подняла бровь.
– Часть моей силы перешла к тебе, а твоей – ко мне. Если бы ты ушла, я бы тоже скоро… – он замолчал, сверля меня глазами. Любви во взгляде не было, как и радости от моего существования.
– Верни мой Свет, а я тебе твою гадость с удовольствием верну, хоть сейчас, и катись из Миргорода!
– Если бы это было возможно, ноги моей здесь бы уже не было, – его глаза сверкнули. – Иметь дело с безмозглой, некомпетентной, ко всему и неуемно деятельной девчонкой с куриными мозгами – мечта всей моей жизни.
«Куриные» меня добили. Мало мне вчерашнего страдальца, теперь ещё и это недотравленное злодейство туда же! Я задохнулась:
– Подумаешь! Какие мы аристократичные и заумные! Я, значит, безмозглая? Куриные, значит? Некомпетентная? И ничто Вашей Темнейшести не подсказало, что лезть на чужую территорию и гадить – не аристократично, неблагородно и не подобает даже колдуну? Молчите? И нечего на меня хрустеть скулами! Видали мы таких … белорубашечных, во сне и во всяко-разном виде!
Орала я долго, самозабвенно, выплёскивая всё, что накипело, а накипело у меня на десятерых разъярённых ведьм. Колдун слушал, нацепив на смазливую морду маску ледяного спокойствия. Плевать. Я продолжила выступление.
Пока не встретилась взглядом с Лидой.
– Ты … ты чего, Лид? – выдавила я.
Лида, которую, я даже представить не могла, чем или кем можно напугать, цветом лица не отличалась от своих любимых простыней, в черных глазах мерцала такая боль, что мне стало дурно.
– Ты, чёрный, хочешь сказать, что вы обречены? – медленно, тихо, подбирая слова, проговорила она.
– Именно так, тётка.
– Не смей называть её тёткой! – рявкнула я.
– Смешение случается раз в тысячу лет, – глухо проговорила Лида. – Редчайшее сочетание равных по мощности сил и прерванный обряд сделали своё чёрное дело, – в её карих глазах застыла боль. – Я права? Вы должны умереть?
Я потеряла дар речи.
– Надо искать того, кто может помочь, иначе – да. Думаю, времени у нас немного, – колдун ещё раз одарил меня добрым любящим взглядом.
– Ничего не поняла! Почему это обречены? Мы живы, у меня и у него ничего не болит и не жмёт, – я, всё ещё не веря сама себе, посмотрела на Лиду.
– Зоренька, чужая сила просто-напросто сожрёт тебя. Это как рак, – она отвернулась.
Мы молчали. Каждый думал о своём. Я – о том, что умирать мне совсем не хочется. Колдун, судя по его хмурому лицу, тоже не радовался скорой неотвратимой смерти. Что такое рак, никому объяснять было не надо.
– И что, никто-никто не может помочь? – я всё ещё не теряла надежды.
– Пойми, Зоря – смешение стихий – это небывалая редкость, да и опасность смертельная. Эти знания на дороге просто так не валяются, – на Лиду было страшно смотреть.
– Почему?
– Попробуй что-нибудь, – колдун прищурил глаза.
Я подумала, щёлкнула пальцами. В комнате закружилась дюжина ярких бабочек. Бабочки как бабочки, ничего особенного. Правда, крылья раскрашены в ядовитые жёлто-черные полосы, а голова украшена впечатляющим жалом. Я торопливо щёлкнула ещё раз. Рой кошмарных насекомых исчез.
– Ёж побери, – растерянно выдохнула я. – Как же я теперь лечить буду?
– Ты сейчас не о лечении думать должна, Зореслава! – сурово сдвинула брови Лида. – Тебе свою жизнь спасать надо! Что делать-то будем? И как тебя, в конце-то концов, звать, чёрный, раз уж мы кровью повязаны?
– Вейр, – бросил колдун, сосредоточенно о чём-то размышляя.
Меня зазнобило. Я начинала понимать, во что вляпалась и чем всё могло для меня окончиться. Колдун, то есть Вейр, очнулся и встал:
– Ладно. Собирай её в дорогу, тетка, выезжаем утром. Я сам вас найду.
– Вот ещё, раскомандовался, – заупрямилась я. – Мне ещё кучу дел переделать надо.
– Ты поедешь с ним, Зореслава, – тихо сказала Лида, но таким голосом, от которого у меня пропала всякая охота спорить. Я вдруг поняла, что этот вечер может быть последним, который мы проведём вместе. Сердце сжалось от боли, на глаза сами собой навернулись слезы. Я с ненавистью взглянула на колдуна. Он ответил тем же.
Пожимать руки друг другу мы не стали.
Глава 3
В которой героиня обзаводится не совсем обычным спутником
Войдя в дом, Лида села у стола, закрыла глаза и долго молчала. Я же не знала, куда себя деть и что сказать. Сказать, что люблю, что буду скучать, что не хочу уезжать из родного дома? Что мне до крика страшно, и я как никогда хочу жить? Пустые, ненужные речи. Мы понимали друг друга без слов. Проводить в слезах и причитаниях последний вечер не хотелось ни мне, ни ей. Я это знала.
– Иди в лес, – сказала, наконец, Лида.
– Зачем? – опешила я.
– Найдёшь лешего, он должен знать, как тебе помочь, – и, немного помолчав, добавила:
– Вам.
– Да пошлёт он меня… обратно, и будет прав. Он нам ничего не должен.
– Знаю, – отрезала тетка, сверкнув глазами, – лезь в подпол, там отодвинешь старый сундук, тот, на котором кадка с груздями, дальше сама увидишь. Неси всё, что есть. Тебе пригодится, – и она опять закрыла глаза.
Я вздохнула. И полезла в подпол.
В подвале было тихо, сухо и прохладно. Поёживаясь от морозной щекотки, я зажгла свечу и осмотрелась.
– Засем тебе уходить? – домовой пристроился на мешке с мукой, болтая ногами в катанках и посвечивая угольками глаз.
– Кто тебе сказал, что я ухожу?
– Мне и говорить не надобно, дева, я и так визу. Она тебя вырастила, выходила, а ты за первыми же станами безис.
– Я тебе сейчас твои порву, если не заткнёшься, – прошипела я, с трудом снимая тяжеленую кадку. Еле-еле отодвинула сундук, отряхнула руки от пыли, чихнула и вгляделась в пол. Так и есть. Хоровод крошек-огоньков сулил уйму светлого и доброго тому, кто вздумает протянуть загребущую руку.
– Ну, Лида! Удружила! Могла и намекнуть, – я, закусив губу, разглядывала танец огней. Ёж его знает, что она здесь придумала, и не скажет ведь, только посмеётся. Ладно, рискну, чем чёрт не шутит.
– Откройся, раскройся, хозяйка пришла, добра принесла, – я хмуро уставилась на хоровод. Жуш перестал болтать ногами и насмешливо поблёскивал глазками, наблюдая за моими усилиями. Его всегда веселило, когда я получала на орехи. Ладно, вторая попытка не пытка.
– Свои идут, времена грядут, твоей помощи ждут, скоро ночь придёт, ворота отопрёт, дверь откроется, замок раскроется…
Огни засияли ярче, закружились, издевательски подмигивая. Жуш захихикал.
– Чего ржёшь, нечистик! Чтоб тебя ёж задрал! – рявкнула я.
Огни собрались в круг, появилась пасть, растянулась в ухмылке, показала язык и исчезла с оглушительным хлопком.
– Ну, Лида, ну, придумала, – растерянно прошептала я. Хотя, всё правильно, ключ подходил только мне. Больше ежей никто попусту не поминал.
– Зоря, не тяни, давай, открывай узе! – Жуш слез с кадки и нетерпеливо подпрыгивал рядом, потирая ручки.
– Ты мне помог, чтобы командовать? – я сурово сдвинула брови.
– А сего помогать-то? Сама разобралась, чай, поди, не деревянная, – хихикнул домовой.
– Молчи уж, помогальщик, – буркнула я и взялась за край половицы.
На дне неглубокой ямы лежали простая деревянная шкатулка и крепенький полотняный мешочек. Я взялась за узелок, но мешочек, выскользнув, шлёпнулся обратно, сыто звякнув. Подхватив находки, я выбралась из подпола.
Лидия уже хлопотала у стола, набивая сумку зельями и мазями. Что-то она отставляла в сторону, недовольно фыркнув, что-то, после придирчивого разглядывания и даже обнюхивания, распихивала по специальным карманчикам.
– Лид, откуда у нас столько денег?
Она перекинула косу за спину и хмуро глянула:
– Ты что, думала, я только едой да тряпками беру?
– Нам же нельзя, сама говорила, – растерялась я. Мы иногда продавали излишки приношений благодарных людей, но столько нам ни в жисть не насобирать.
– Говорила… Мало ли чего я говорила. Живём мы уединённо, лихих людей пруд пруди. Вот веды слушок и пустили, чтобы не искали рыбку в мутной воде.
– Но я никогда не видела, чтобы тебе платили деньгами!
– Ну, не видела, и слава Всевидящему, – проворчала она и продолжила осмотр наших запасов.
– Ну, Лид, ну, скажи!
– Зоря, почти все за лечение пришлых. Есть болячки, о которых лучше не распространяться, вот и платят за молчание. И, вообще – хотят, благодарят, хотят – нет, сама знаешь, – ответила тётка. По её голосу я поняла, что лучше заткнуться и не приставать с расспросами, и поддела замочек шкатулки. Внутри лежала сосновая шишка. Вот тебе и клад, козья бабушка.
– Лид, что это?
– Иди в чащу, к старой сосне, там зажжёшь костёр и бросишь шишку. Дальше сама разберёшься, не маленькая, – отмахнулась от меня тётка, разглядывая на свет очередной флакон.
Я сунула драгоценность в карман и отправилась туда, куда послали. Близился вечер, одуряющая жара уже почти спала, что меня только радовало, но нужно было торопиться, пока не стемнело. Колдунское зелье ещё бродило в крови, ни малейшей усталости я не чувствовала, поэтому вприпрыжку рванула в лес, напугав до полусмерти дремлющую в прохладе Динку, нашу грозную охрану. Правда, при виде косточки Динка могла чужака и в дом проводить, и лицо в знак благодарности лизнуть. Если бы умела, и дверь бы открыла.
