Я смотрел на него, улыбался и чувствовал, насколько жалкой получается эта моя улыбка. Что делать, разве можно запретить гере старшему советнику высказывать мнение о молодом переписчике, без году неделя пришедшем на службу? Я ведь еще даже не асессор! А многоопытный гере Плумкис служит уже третий десяток лет, пересидел трех бургомистров и пятерых начальников Канцелярии, ему эти дубовые столы и шкафы с бумагами знакомы лучше, чем собственная спальня. Он может с закрытыми глазами определить, на какой полке лежит любой свиток, кем и когда он был составлен и наизусть, без единой ошибки, пересказать содержание!
Трикс был его единственной слабостью. Надо признать, играл Плумкис виртуозно, оттачивая мастерство ежедневной практикой. Не могу сказать, что разделяю всеобщую страсть к этой любимой игре чиновников средней руки, тем более что, начальство ведет с ней бесконечную и безуспешную борьбу. И стоит бывшему асессору или советнику пересесть в кресло повыше, как тотчас же он из заядлого игрока превращается в ревнителя порядка, чрезвычайно опасного для подчиненных, поскольку на собственном опыте знает все уловки картежников. При таком начальнике уже не спрячешь в укромном месте игральные карты и фишки! У Плумкиса сейчас положение двойственное. Старший советник – должность достаточно высокая, можно сказать переходная между чиновником среднего и высшего ранга. Еще одно повышение, и придется ему распрощаться с триксом навсегда, потому-то, предчувствуя неизбежное отлучение от игры, и пытается он использовать каждую минуту, чтобы переброситься картами.
Вот и сегодня Плумкис, закончив составление записки, отодвинул в сторону исписанные листы и заговорщицки подмигнул Круму, мигом сообразившему, что к чему. А гере Крум уже подозвал меня. Отказаться было просто неприлично.
Пока Плумкис самозабвенно перечислял все ошибки, сделанные мной на последней раздаче, бдительный Докс, обладающий необыкновенной остротой слуха, привстал со стула и отчаянно замахал руками. Через секунду дверь распахнулась, и в комнату как вихрь влетел сам гере начальник Канцелярии. Докс выскочил из-за стола и застыл на месте в нелепой позе, став похожим на фигуру поверженного врага из скульптурной композиции на ратушной площади. Крум поперхнулся и закашлялся, с ужасом вглядываясь в суровое лицо начальника, похожего благородством черт и развевающейся от стремительных движений мантией бога возмездия. Несчастный асессор так растерялся, что не догадался встать. Плумкис, сохраняя достоинство, как и положено старшему советнику, не спеша поднялся со стула. Я незамедлительно последовал его примеру, разве что подскочил куда быстрее, и выражение лицу попытался придать благостное и ожидающе-радостное.
Могучий голос начальника Канцелярии сотрясал стены кабинета подобно раскатам весеннего грома. Он очень красочно описал нашу родословную и нелицеприятно отозвался о способностях, с чувством рассказал о порочных пристрастиях наших родственников, и выразил твердое убеждение, что приверженность к карточным играм в самом скором времени приведет всех работников Канцелярии на виселицу, если, конечно, он собственноручно не лишит их никчемных жизней. Впрочем, гере начальник был мудрым политиком, и стрелы гнева достались Круму, Доксу и мне, а Плумкис стоял так, словно сам только что вошел и увидел все это безобразие, он даже с легкой укоризной покачивал головой, словно говоря: «Я же предупреждал!»
Высказавшись, гере начальник раздраженно смахнул карты и берестяные фишки со стола и, не глядя, уселся на ловко пододвинутый Плумкисом стул.
– Я никогда не был высокого мнения об умственных способностях Рюмпеля, но от вас, Крум и Докс, от вас я этого никак не ожидал.
– Да, гере начальник, – подхалимски подхватил Плумкис, – мы как раз обсуждали именно умственные способности Рюмпеля.
Интересно, что им всем так дались мои умственные способности? А ведь это именно Плумкис первый прошелся насчет моего ума, я подозреваю, что просто так, не имея злобы, а желая всего лишь занять время необременительным разговором. А дальше пошло-поехало. Хотя, как мне казалось, я ничего не совершил, чтобы заслужить такую оценку – задания всегда выполняю усердно и без нареканий. Устав знаю не хуже других, а вот поди ж ты… Ну ничего, придет время, и гере начальники оценят… будьте уверены, оценят.
Начальник минуту помолчал, обводя всех присутствующих печальным взором. Потом глубоко вздохнул и произнес:
– Сообщаю вам, что через день нас посетит комиссия генерального инспектора. Эта высокая честь, это такая честь, а вы… Гере Плумкис, поручаю вам организовать встречу и все такое, ну, вы знаете. И держите Рюмпеля подальше. Пускай он вообще из дома не выходит… Скажите, Рюмпель, может у вас что-нибудь болит? Вам ничего полечить не надо? День-два, например? Кроме головы, разумеется, ее лечить бесполезно!
За его спиной захихикал Крум, Еще бы – недовольство вышестоящих персон теперь направлено исключительно на меня!
Я вздохнул и опустил глаза, не смея смотреть на гере начальника. Тот безнадежно махнул рукой:
– Эх, Рюмпель, Рюмпель, – он горестно покачал головой и стремительно вышел из кабинета, кивком позвав за собой Плумкиса.
Воцарилась тишина. Крум сообразил, что все это время сидел, и густо покраснел, а трусливый Докс, который единственный из нас был совершенно не причем, стоял, переминаясь, посреди комнаты и не решался вернуться на свое место.
Это действительно неприятно. Быть застигнутыми за игрой в рабочее время – это, знаете ли… Тем более, что гере начальник вообще не одобряет азартные игры, говорят, он ни разу в жизни не притрагивался к картам, и даже будучи асессором потихоньку выходил из кабинета, когда коллеги раскладывали трикс… Теперь можно забыть о праздничных свертках от Владетеля. Обидно, каждый захудалый клерк получает что-то к столу – добрый кусок говядины, головку сыра и кувшин вина, а нам придется выслушивать причитания жен и плач детей. Конечно, все это можно купить на рынке – слава Создателю, жалование позволяет накопить к празднику монету-другую, да только угощение от Владетеля куда слаще обычной еды. Эх, лучше бы, как в прошлые времена – всыпали бы десяток горячих по седалищу, и иди себе, но три года назад Владетель милостью своей освободил служителей канцелярий от телесных наказаний.
– Скажите, Рюмпель, почему мне так не везет? – спросил Крум, тоскливо глядя на дверь, за которой скрылся начальник. Несомненно, что его тоже посетила удручающая мысль о потере праздничных свертков.
– Что делать, – я развел руками, – такова наша судьба!
– Почему Плумкис всегда выходит сухим из воды, – продолжал, не слушая меня, асессор, – и почему все шишки всегда достаются мне?
Услышав полный страдания голос Крума, можно было подумать, что этот человек скорбит о потере близких. Я не стал его разубеждать, хотя очевидно, на сей раз больше всего досталось именно мне. Да и какая, в сущности, разница – наказаны в любом случае будут все, за исключением, конечно, Плумкиса, и наказаны одинаково. Жалко, а я надеялся, что в будущем году меня, наконец, допустят к экзаменам на следующую ступень. А теперь… Не быть мне на хорошем счету у гере начальника, ох не быть.
Плумкис вернулся в кабинет собранный, решительный и подтянутый. Серый камзол застегнут на все пуговицы, двухцветный шарф лежит на плече строго по уставу, даже отблески свечей играют на лысине совершенно по-особенному. Молча прошел на свое место, уселся и с суровой торжественностью окинул нас орлиным взором. Докс сгорбился за столом так сильно, что совсем скрылся за кипами бумаг, и еще усерднее заскрипел пером. Крум же, не отрываясь, глядел на Плумкиса, беззвучно шевеля губами, читая, по всей видимости, молитву. Я смотрел на старшего советника краем глаза, старательно переписывая очередной отчет муниципального комитета по благоустройству. Нет, определенно, гере Плумкис умеет производить впечатление.
– Итак, гере канцеляристы, – тихо и торжественно сказал Плумкис.
Я почувствовал, как ноги помимо воли поднимают меня со стула. Наверное, то же самое ощутили Докс и Крум, такая внутренняя сила, трогающая тонкие струны канцелярской души, звучала в негромком голосе старшего советника.
– Итак, гере канцеляристы, – продолжил Плумкис, – сообщаю вам… Сообщаю вам, что через день в город приезжает комиссия генерального инспектора.
Он замолчал, выдерживая интригующую паузу. Пока еще мы не услышали ничего нового, все это уже успел высказать начальник Канцелярии. Новость, конечно, интересная, но не настолько, чтобы в голосе спокойного и уверенного в себе старшего советника зазвучали такие торжественные ноты. Комиссия генерального инспектора наведывается в город раз в два месяца. Разумеется, событие это рядовым назвать никак нельзя, после каждого наезда инспекторов нескольких чиновников из магистрата увозили в Столицу, где предавали высокому суду. Некоторые так и не возвращались, но, по правде сказать, такое случалось нечасто. Обычно через два-три месяца они благополучно появлялись дома – похудевшие на скудных харчах Каземата, подтянутые, и готовые трудиться во славу Владетеля.