class="p1">— Вы были близки, я знаю. Прости, что сорвала тебя со службы, просто такие дни в моей жизни, что…
— Боже, Даша, да о чем ты, какие извинения, — Сезонов помотал головой и накрыл своей ладонью в перчатке руки женщины. — Сейчас это неважно. У тебя траур, весь мир перевернулся.
Опять молчание. Они прошли квартал и остановились на светофоре.
— У тебя в последние недели его жизни не было никаких подозрений, словно что-то… ну… не то? — осторожно спросил Сезонов, задумчиво встречая и провожая взглядом автомобили. — Хоть что-нибудь, любое, даже малое? Неестественное поведение. Либо начал принимать какие-то лекарства. Частые задержки в гостях. Может, несвойственная замкнутость или, наоборот, нечто маниакальное…
— Он редко ходил по гостям. Скорее, мы принимали у себя его сослуживцев, — ответила Дарья, когда для пешеходов зажегся зеленый сигнал. — Мы столько лет прожили вместе и я точно могу сказать, что никаким мрачным или подозрительным без причины он не был. Ни хандрил, ни молчал. Вел себя совершенно обычно. Каким он был всегда.
— Как он попал в больницу с инфарктом, когда? — спросил Сезонов, когда они ступили на другую сторону пешеходной части.
Дарья молчала и, кажется, напряглась: пальцы сжали руку Сезонова. Он почувствовал внезапное и необъяснимое напряжение женщины даже через ткань пальто.
— Даш?
Подполковник повернулся к ней и удивился быстрой перемене в лице: вдова смотрела под ноги, ее губы дрожали и шевелились, а глаза излучали явный страх.
— Даша? — Сезонов остановился, мягко взял женщину за плечи и развернул ее лицом к себе, вглядываясь, силясь понять, что она скрывает — если действительно есть что.
Она обратила взгляд куда-то в сторону. Она стыдилась смотреть на него. Сезонову показалось, что с ее и так бледного лица отлила кровь.
— Даша. Скажи мне правду. Прошу тебя. Он не лежал в больнице? — подполковник озвучил свою догадку. — Он умер дома? Или… что?
Вдова наконец подняла на него глаза.
— Его нашли у трассы недалеко от военного полигона, — прошелестела женщина почти неслышно.
***
Между железнодорожным километром в сторону Костромы и подъездной автотрассой под Туношной в лесной зоне после развала Союза от древесных насаждений освободили обширные площади. Сегодня на этой территории, на сотенных наземных гектарах, появились сплетения дорожек и переходов между будками — входами в подземные бункеры и наземные строения воинской части, территориально располагающейся на испытательном полигоне. Его земля, где на поверхности проходят учения с использованием новых разработок моделей зажигательного и стрелкового оружия, в глубине защищенных пространств доступна в прямом смысле только избранным. Немногим разрешалось попасть на его подземную территорию ввиду особо засекреченных данных. Даже в рамках одного комитета и министерства порой не каждый кабинет имел допуск к подземным лабораториям, исследовательским аренам и замороженным образцам бактериологических смесей, что скрывала под собой земля полигона. Согласование посещения подземных территорий занимало продолжительное время: проверки безопасности устраивали одинаково полно, в независимости от звания и известности служащего-посетителя — обычный капитан и федеральный министр подвергались тщательному осмотру при проходе на полигон, а до этого по всем связанным комитетам выяснялась необходимость и веская причина посещения. Каждый побывавший в бункерах полигона хранил молчание, как нерушимую клятву, как священный обет. И у военных есть и остаются тайны, которые гражданскому населению знать не стоит.
Сегодня, как несколькими днями ранее, подъезд к военно-испытательному полигону, и так охраняемому объекту, был ограничен еще строже. Уже за две сотни метров до разрешительного шлагбаума, открывавшего путь к съезду с трассы вглубь леса, стояли автомобили военно-следственного отдела. Сезонов остановил «ниву» раньше, понимая, что его развернут даже на этой точке. Он вышел из машины и остался стоять возле нее, высматривая людей вдалеке, уводя взгляд в сторону леса, куда по дорожке только что прошли трое из комитета, натягивая на лицо светлые респираторы.
К нему медленно приближалась черная «лада». Припарковав легковушку напротив «нивы», из машины вышел офицер с раздраженным лицом и направился к Сезонову, резко махнул рукой у козырька, с первых секунд включив в голос нотки угроз и претензий:
— Старший следователь Аверченко. Здесь нельзя находиться, разворачивайтесь. Идет следствие. Вы кто? Предъявите документы.
Сезонов молча протянул руку в салон своего автомобиля через опущенное стекло у водительского кресла, взял с приборной панели служебное удостоверение и паспорт и так же, без слов, передал следователю. Аверченко полминуты вчитывался в корочку, взглянул на документ, открыл было рот, но, распознав в глазах следователя готовый вопрос, подполковник опередил его своим ответом:
— За обложкой — вкладыш, который всё пояснит.
Аверченко взглянул на Сезонова исподлобья, вынул и расправил документ, внимательно вчитываясь в него, а потом так же бесстрастно сложил и убрал за обложку, подвигав желваками. Следователя выдал взгляд: ему была страшно нова и интересна встреча с живой легендой, настоящим, если можно так сказать, «сверхчеловеком Советов» — он даже ни на секунду не засомневался, что вкладыш мог быть качественной подделкой, — но служба была превыше всего. Аверченко вернул документы подполковнику и еще раз отдал честь.
— Товарищ подполковник, попрошу вас покинуть место.
— Здесь умер мой товарищ, в этих местах. Его тело нашли тут, недалеко. Арсений Ковалев, — сказал Сезонов и внимательно осмотрел пейзаж за ведомственным автомобилем, пытаясь найти то, чего не знал сам. Глаза у следователя испуганно блеснули, когда Сезонов произнес имя умершего офицера, но больше себя Аверченко никак не выдал.
— Соболезную вам, — он кивнул, — и всё-таки настоятельно прошу вернуться в город или ехать иным путем, если вы движетесь в другом направлении. Проезд здесь запрещен. Вы уже нарушили правила, проигнорировав знак на предыдущем километре. Не участвующие в следственных мероприятиях по данному делу и все гражданские без исключения едут в обход. На месте работает специальная следственная группа в особом режиме. К тому же у нас есть основания полагать, что мог произойти выброс токсичных веществ.
— Что за группа? — задумчиво спросил подполковник, глядя на военных с автоматами за плечами возле следственной «газели».
— Расследованием обстоятельств случившегося, произошедшего здесь преступления, занимается подразделение военно-следственного отдела по Ярославскому гарнизону. Я не имею права ничего вам говорить, товарищ подполковник. Но здесь нельзя находиться.
— Да. Хорошо. Конечно. Понимаю. — Сезонов вздохнул, мельком взглянул на следователя, но не уловил черт его лица, погруженный в свои мысли.
— Покиньте место. — Аверченко взглянул на подполковника, развернулся, сел в «ладу» и дал задний ход, вперив в Сезонова внимательный и подозрительный взгляд.
Сезонов сел в «ниву» и завел двигатель. Постучал пальцами по рулю.
Ярославский отдел следственного комитета, причем специальное подразделение. Странная нервозность этого Аверченко. Тут точно что-то нечисто. Он прямо не называет, что за преступление произошло. Но имя
