Для Берлина важна цена
Позиция Евросоюза по Украине заметно отличается от американской. Прежде всего он в большей степени отдает себе отчет в опасности, которую представляет собой превращение Украины в полуфашистское-полубандитское государство. Более того, в глубине души в Брюсселе догадываются, что помочь Украине в ее и своем нынешнем состоянии они ничем не могут и уж тем более не могут ни к чему ее принудить.
«Единства мнений по поводу Украины у стран ЕС нет, как нет его ни по одному вопросу европейской внешней политики. Оно просто невозможно при нынешней структуре Евросоюза. Общее мнение — это заведомо наименьший общий знаменатель. Многим странам ЕС просто безразлично, что происходит вокруг Украины, прежде всего это касается Южной Европы. Ряд стран Восточной Европы, в первую очередь Польша и Литва, наоборот, за активное вмешательство, западноевропейские страны настроены осторожно. Ключевой является позиция Германии. С одной стороны, она заявляет о необходимости более четкого германского лидерства, повышает планку амбиций. С другой — Германия давно отвыкла лидировать, после Второй мировой войны ее приучили быть в тени, так что они колеблются», — говорит Федор Лукьянов.
До сих пор Германия вообще не сделала никаких четких заявлений в отношении Украины, играя роль наблюдателя за процессом. Фактически Германии, так же как и США, выгодно откалывание Украины от России и дальнейшее — но контролируемое — ослабление последней. В этом смысле германские и американские интересы совпадают, и отчасти этим объясняется молчаливое наблюдение Германии за разворачивающейся драмой, однако в то же время для Германии, в отличие от США, ключевым вопросом является цена достижения этого результата.
Последний поворот событий, когда стало ясно, что не удается уломать Россию сдать Украину полюбовно, а США делают ставку на жесткое раскачивание страны ценой активизации ультраправых националистических сил, уже не вписывается в сценарий Германии. Она лучше многих отдает себе отчет в опасности радикализации этого региона (есть информация, что в самой Германии в последние месяцы в ответ на призывы «западенцев» существенно оживились нацистские движения). В то же время Германии совсем не выгодно идти на резкое обострение отношений с Россией.
Этим пониманием во многом и вызвана последняя инициатива Евросоюза. Никаких официальных заявлений сделано еще не было, но целый ряд авторитетных лиц в ЕС высказали мнение, что «всех устраивающим решением украинского кризиса могло бы стать предложение Евросоюза России войти в Зону свободной торговли и создать таким образом единое экономическое пространство от Лиссабона до Владивостока». Чтобы оценить, является это предложение серьезной инициативой или представляет собой очередную попытку ЕС поймать Россию в дипломатическую ловушку (нечто подобное уже неоднократно применялось в отношении к России, но с какого-то момента мы перестали идти на приманку, например отказались принимать участие в Программе ЕС по Восточному партнерству), надо узнать детали этого предложения.
«Россия не раз предлагала Евросоюзу найти формулу взаимодействия по поводу Украины. До сих пор ЕС от этого всегда отказывался. Распространение ЗСТ на Россию просто так невозможно, это предмет сложнейших и долгих переговоров, причем теперь уже не с Россией, а с Таможенным союзом. И выработки общей нормативно-правовой базы. А ЕС так не работает, они подразумевают почти автоматическое распространение норм и правил ЕС на внешних партнеров, в этом была и сущность договора об ассоциации, который не подписал Киев. Понятно, что в российском случае это исключено», — говорит Федор Лукьянов.
Не в пользу европейского предложения говорит и тот факт, что печально известное соглашение об ассоциации — это не случайный документ, а отработанная модель взаимодействия. В свое время, в 2004 году, ЕС уже предлагал России нечто подобное под видом нового соглашения о партнерстве и сотрудничестве, однако наша страна категорически отказалась, и с тех пор российско-европейский переговорный процесс зачах. Практически невозможно себе представить, чтобы ЕС в его нынешнем разобранном состоянии вот так запросто согласился выработать принципиально новую модель взаимодействия, да еще не просто с Россией, а сразу с Таможенным союзом и с Украиной. Для сверхбюрократизированного ЕС это нечто запредельное. Скорее речь идет о том, что Брюссель попытается, что называется, не мытьем так катаньем продвинуть свою повестку дня, а в случае неудачи вновь обвинить во всем Россию.
По инерции
Во многом обострение сегодняшних отношений между Россией и Западом, главным образом, конечно США, связано с чрезвычайной инерционностью американской политической системы. Нам в России, привыкшим и к резким изменениям внутриполитического режима, и к не менее резким поворотам внешней политики, пожалуй, непросто понять, насколько более стабильны внешнеполитические модели США. Это связано с такой степенью стабильности политической системы, которая возможна лишь в самой могущественной стране мира, серьезно не пострадавшей от мировых войн, не пережившей ни революций, ни переворотов, но имевшей возможность принимать активное участие в переформатировании мира — в направлении, которое представлялось ей наиболее разумным.
Нередко говорят, что у США нет четкой внешней политики, особенно много об этом говорят сегодня. Однако отсутствие плана не означает отсутствия взгляда, и этот взгляд меняется крайне мало. В сущности, такие вопросы, как наиболее приемлемая для США форма существования стран в Восточной Европе или политика в отношении России, были сформулированы американскими политиками уже после Первой мировой войны. А окончательно американская рамочная конструкция внешней политики в отношении определенных регионов была сформулирована США после Второй мировой войны, и с тех пор политика администрации Рейгана, Клинтона, Буша или Обамы лишь колеблется в рамках заданного коридора, но определяющее направление и размер допусков неизменны.
В самом начале 1946 года американский дипломат Джон Кеннан в главных чертах сформулировал политику «сдерживания» по отношению к России. Любопытно, что сам Кеннан, как и многие другие американские политические деятели, не верил в коммунистическую одержимость СССР и воспринимал идеологическое противостояние коммунизму скорее как весьма эффективный инструмент для воздействия на собственных избирателей (гонка вооружений в США осуществлялось на деньги налогоплательщиков, которых сначала необходимо было убедить в реальности коммунистической угрозы). Он считал Россию, царскую или большевистскую, «отсталым варварским обществом, управляемым людьми, движимыми традиционным инстинктом саморазрушения, всегда обособляющими себя от внешнего мира, автократами, старающимися обрести мир лишь путем изнурительной смертельной борьбы до полного уничтожения противника».
«Смысл его тезиса, — как писал затем выдающийся британский историк Эрик Хобсбаум , — заключался в том, что единственная держава, способная противостоять СССР, а именно США, обязана сдерживать это наступление с помощью столь же бескомпромиссного противодействия».
Одно из направлений этого бескомпромиссного противодействия относилось к созданию антироссийски настроенных стран в буферной зоне между Россией и Западной Европой, то есть в Восточной Европе. Сегодня мало кто задумывается о том, что после Первой мировой войны именно по настоянию американского президента Вудро Вильсона (Великобритания и Франция были против) из территории Австро-Венгерской империи были «нарезаны» мелкие государства, наделенные националистическими правительствами. Этот процесс вовсе не был таким естественным, как сегодня принято думать в этих странах. «На месте империи Габсбургов были созданы новые государства-нации в надежде (которая оправдалась), что победившие союзники предпочтут их опасностям большевистской революции. И действительно, первой реакцией Запада на призыв большевиков к народам о заключении мира и последующее опубликование ими секретных соглашений, в которых союзники поделили между собой Европу, явились “Четырнадцать пунктов” президента Вильсона, разыгравшего националистическую карту против ленинского интернационализма. Зона небольших государств-наций должна была создать род карантинного пояса против “красного вируса”», — пишет Хобсбаум.
В сущности, эти два небольших исторических экскурса дают определенные ключи к объяснению политики США по отношению к восточноевропейским странам и России сегодня.
Снова опасная Россия
После развала Советского Союза Россия довольно долгое время верила, что в связи с коллапсом коммунизма и ее переходом в лагерь капиталистических стран противостояние с Западом закончено раз и навсегда. Белозубо улыбаясь, Запад настаивал на постепенной сдаче Россией своих активов и превращении в «нормальное европейское государство», возможно путем дальнейшего разделения на части (ЦРУ до сих пор ежегодно выпускает прогнозы о распаде России на шесть частей). Бандитская, коррумпированная, трещащая по швам и одну за другой сдававшая свои карты страна периода президентства Бориса Ельцина очень нравилась Западу, в то время у него не вызывали вопросов ни несоблюдение прав человека, ни воровство чиновников. Проблемы начались, когда к 2002 году стало ясно, что Россия перестала разваливаться, наоборот, она начинает постепенно собираться (через два года после прихода к власти Владимира Путина мы отказались интегрироваться в ЕС частями). С этого момента Запад перестал с нами заигрывать и вернулся к старому испытанному способу идеологического давления.
