Янн засмеялся.
– Я сам удивился, когда мне понравилось изучать теологию. Основной причиной тому была доктор Леонетти. Но будет у меня стипендия или нет, а в страну МБА лежит мой путь.
Тьери налил вина Янну, а себе не стал. Янн заметил его нахмуренное лицо и спросил:
– Что случилось? Ты не волнуйся, даже если уеду в Штаты, будем с тобой держать связь.
Тьери покачал головой, наклонился к Янну поближе:
– Да нет, не в том дело. А что Мут не хочет в отставку. Представь себе, каково сейчас Леонетти. Я думал, она его заменит. А ты как считал?
Янн посмотрел через зал на Анни Леонетти, сидевшую в кресле с прямой спинкой, руки на коленях, глаза в потолок.
– Я тоже так думал, но что мы знаем? Нам тут ничего не говорят. Может, другие преподаватели выстроились в очередь за этой должностью. Родье, например, или вот тот из Тулузы, у которого пунктик – Норманнская церковь. А Мут все равно скоро уйдет – он совсем древний.
– Скоро – это как скоро? Ты же знаешь, как бывает: думаешь, что какая-то вещь уже у тебя в руках, а раз – и нет. И знаешь, как это тяжело. Уйдет он через шесть месяцев или через три года – на самом деле не важно. Все равно это подобно удару под дых.
Янн глотнул вина и попытался вспомнить, когда с ним такое бывало, но не смог. Когда Лаура ему в последнюю минуту сказала, что в июле с ним в Британию поехать не сможет, а он через друга узнал, что поехала она в Сан-Тропе с одним парнем, который уже работал в адвокатской конторе? Да нет, это быстро забылось, когда в то же лето вернулась в его жизнь Сюзанна.
– Ты посмотри! – Тьери кивнул в противоположный угол зала. – Не знай я, как оно на самом деле, я бы решил, что мадемуазель Захари неровно дышит к Муту.
Янн посмотрел в ту сторону, и его передернуло.
– Смотреть противно! Что она делает? Как будто лезет к нему с поцелуем! Я думал, она на факультете всех ненавидит, особенно меня. Я ее уже достал вопросом, когда же будет присуждена стипендия Дюма.
– Нет, – возразил Тьери, беря со стола крекер. – Я думаю, она тебя задолго до того ненавидела.
Янн поморщился, но решил на замечание друга не отвечать.
– Но ты прав, дуайена она в данный момент точно не ненавидит.
Одри Захари, двадцати семи лет, была аспиранткой на факультете истории искусств, а на факультете теологии стала подрабатывать еще на последнем курсе. Когда она получила диплом, как раз уволилась секретарша факультета теологии, и подработка стала постоянной работой. Одри была ею весьма недовольна и всем твердила, что не собиралась становиться на эту дорогу и лишь экономический кризис заставил ее печатать письма и вести документацию. В то же время она ревниво защищала свою новую роль на факультете и гордилась постоянной работой с хорошим пенсионным фондом и длительным отпуском.
– Она пытается поцеловать его в ухо? – спросил Янн, жуя кусок хлеба.
– Нет, она ему что-то шепчет. Наверное, о том, как сильно тебя терпеть не может.
Янн взял кусок сыра и поморщился.
– Ну просто дерьмо этот сыр. Нет, я буду зарабатывать так, чтобы покупать нормальную еду и вино.
– Вот-вот! – отозвалась доктор Леонетти, оказавшись с ними рядом. – Я рада, что вино вам понравилось. Странно, что в такой холмистой местности очень близко от моря производят настолько сердечные и сильные красные вина.
Ей стало не по себе после гневного ухода Бернара, потому что она отчаянно хотела унаследовать пост профессора Мута, но отлично сознавала, как просто (и в случае Бернара – небрежно) может человек выпасть из милости старого дуайена. Что означает этот «неопределенный срок»? Еще один учебный год? Он пройдет быстро, но больше выдержать было бы трудно. Муту сейчас около семидесяти? Анни поняла, что не имеет представления, сколько лет дуайену. Может, ему даже шестидесяти еще нет? Возможно ли это? Кто может знать. Даже мелькнула мысль подружиться с секретаршей Мута, которую Леонетти презирала.
Эти мысли прервал комментарий одного из двух студентов:
– И самое странное, что в Кассисе, прямо по дороге, делают только яркие, игристые белые!
Анни Леонетти уставилась на Янна, удивленная его знанием вин. Ей вдруг стало хорошо просто так стоять с Тьери и Янном и говорить о вине, о футболе, о чем там еще говорят мальчишки.
– Да, меня тоже всегда это поражало! Откроем еще бутылку? – спросила она, нагибаясь и доставая из-под полотняной скатерти бутылку, припрятанную ею там до начала вечеринки.
Глава 3. Очень глупая затея
Янн уставился на Тьери, не веря своим глазам. Его рука лежала на дешевой металлической ручке двери, приоткрытой на несколько сантиметров.
– Не… не может быть, – сказал Тьери, икнув. – Я знаю, что эти старые здания… совсем разваливаются, но чтобы так… вот просто войти…
– Тсс! – Янн предостерегающе поднял руку. – Попробуй икать потише? Давай, я за тобой.
Студенты протиснулись в дверь – никто из них не подумал открыть ее шире. Эта дверь находилась в боковой стене здания факультета изящных искусств, выходящей в переулок для мусорных баков. У Янна был некоторый опыт вскрытия замков: в доме, где находилась отцовская квартира, задняя дверь была такой же винтажной и замок отжимался легко. Это бывало полезно, когда Янн забывал ключи и не имел желания объясняться с отцом по поводу прихода в три часа ночи. Был еще один инцидент с пребыванием в полицейской камере и неодобрительным выражением на лице отца, когда Янн пришел утром.
Янн совершенно бесшумно закрыл дверь и показал на лестницу слева, посветив миниатюрным фонариком:
– Его кабинет на четвертом этаже. Пошли.
– Совершенно идиотская затея.
– Я же тебе уже объяснил, – сказал Янн, подталкивая Тьери по ступеням вверх. – Мут явно сошел с ума – он сегодня всем это показал. Все время над нами издевается, передвигая срок, бросая намеки, кому она присуждена. А что, если он решит отменить стипендию? Или сменить победителя?
– Если нас поймают, мало нам не покажется, – заныл Тьери, останавливаясь на лестнице.
– А кто узнает? – шепнул Янн. – Войдем и выйдем тихо, как церковные мыши.
– А если Мут в кабинете?
– Я тебе уже сказал: он будет крепко спать дома! Старики спят много.
– Я думаю, наоборот, – возразил Тьери. – Им сна нужно меньше, чем нам.
– Да бог с ним, – вздохнул Янн. – Его там так поздно быть не может, уже почти два часа ночи. Кстати, ты весь покраснел.
Тьери тронул лоб тыльной стороной ладони.
– Ты знаешь, что меня прошибает пот, когда я нервничаю. Кстати, еще один признак, что мы задумали глупость!
– Послушай, если мы найдем документы, где сказано, кто получил стипендию, я их сниму на телефон и покажу доктору Леонетти. И тогда будем готовы, если он вдруг свернет в сторону, как сегодня вечером.
Тьери посмотрел в темный коридор и попытался представить себе, что сейчас день и коридор полон студентов, служителей и преподавателей. Но при этой попытке темнота и тишина стали казаться еще более зловещими.
Янн увидел тревогу Тьери и тихо сказал:
– Мы пробудем здесь не больше десяти минут. Разве тебе не любопытно?
– Это да. Тот факт, что я пьян, тоже способствует излишнему любопытству.
– Тише! Так, его дверь четвертая по левой стороне. Видишь ее? – Янн посветил на ряд дверей, каждая из светлого дерева и выложенная резными квадратиками, модными в тридцатых годах. – Вот она.
Янн отдал фонарик Тьери, вытащил из заднего кармана бумажник и достал банковскую карточку.
– Университетским удостоверением надо!
– Тихо ты. Давай серьезно. Смотри, сейчас откроется – как в кино. – Он приставил карточку справа от ручки двери, к щели между дверью и рамой. – Посвети мне, я должен видеть, где у замка язычок.
Тьери наклонился и сделал, как просили, но не увидел темной полосы там, где должен быть язычок замка.
Янн обернулся к другу и пожал плечами. Положив ладонь на ручку двери, он осторожно ее повернул, и дверь открылась.
– Я же тебе говорил, – прошептал он. – Мут совсем из ума выжил, даже дверь сегодня не запер.
– Свет включать будем? – спросил Тьери.
– А почему нет? Окна кабинета выходят не на улицу, кто может увидеть? Давай включай.
Вспыхнул свет, и кабинет дуайена предстал во всем блеске своей чопорной роскоши. Янн, морщась от этой безвкусицы, оглядел обстановку.
– Смотреть противно!
Он повернулся к другу в поисках поддержки, но Тьери уставился на огромную картину маслом девятнадцатого века, изображающую святого Франциска Ассизского. Янн, упершись руками в бока, не утихал:
– Уж выдержал бы кабинет в ар-деко, чтобы он гармонировал с чистыми контурами здания! Что за безвкусица?
Янна в детстве много таскали по аукционам старинных домов, и он часто бывал в демонстрационном зале у матери. Поначалу, сразу после развода, она так искупала свою вину за то, что мало уделяет ему времени, но очень скоро стало ясно: младший сын не только любит хороший дизайн, но и обладает отличным глазомером.
