Фалькон отшатнулся и полетел назад через телевизионный шнур, пропахав каблуками край ковра и паркет. Вилка выскочила из розетки, а он продолжил движение на локтях и пятках, пока не врезался в стену, у которой и застыл в прострации: ноги раскинуты, бедра подергиваются, ботинки съехали с пяток.
Веки. Два верхних, два нижних. К такому приготовиться невозможно.
— Что с вами, старший инспектор?
— Это вы, инспектор Рамирес? — спросил он, медленно и тяжело вставая с пола.
— Криминалисты ждут.
— Позовите судмедэксперта.
Рамирес выскользнул из комнаты. Фалькон тем временем успокоился. Появился судмедэксперт.
— Вы видели, что у жертвы веки отре… удалены?
— Claro, старший инспектор. Мы с судебным следователем констатировали смерть. Я заметил, что веки у него удалены, и… все это есть в моих записях. И в записях моего помощника тоже. Такое не пропустишь.
— Нет-нет, я в этом не сомневался… Просто меня удивило, что мне и словом никто не обмолвился.
— По-моему, судебный следователь Кальдерон собирался вам сказать, но…
Судмедэксперт покрутил лысой головой.
— Но что?
— Мне кажется, ваш опыт в подобных делах внушает ему благоговейный трепет.
— Есть ли у вас какие-нибудь соображения относительно причины и времени смерти? — спросил Фалькон.
— Время — сегодня утром, примерно в четыре — четыре тридцать. А причина… vamos a ver:[3] человек он был немолодой, лет семидесяти с гаком, полный, много курил, причем сигареты без фильтра, и к тому же, как ресторатор, любил выпить. Перенесенные им физические и моральные пытки сломали бы даже молодого крепкого мужика. Хименес умер от сердечной недостаточности. Я в этом уверен. Вскрытие подтвердит это… или нет.
Судмедэксперт замолчал, смутившись под пристальным взглядом Фалькона и разозлившись на себя за то, что так по-идиотски пошутил. Повернувшись, он исчез в дверном проеме, где тут же возникли Кальдерон и Рамирес.
— Давайте начнем, — сказал Кальдерон.
— Кто вызвал полицию? — спросил Фалькон.
— Консьерж, — ответил Кальдерон. — После того как горничная…
— …после того как горничная вошла в комнату, увидела труп, выбежала из квартиры, съехала на лифте на первый этаж?..
— …и в истерике принялась барабанить в дверь квартиры консьержа, — закончил Кальдерон, раздраженный вмешательством Фалькона. — Ему потребовалось несколько минут, чтобы добиться от нее членораздельных объяснений, после чего он позвонил по «ноль-девять-один».
— Консьерж поднимался сюда?
— Не раньше, чем приехала первая патрульная машина и было установлено оцепление.
— Дверь была открыта?
— Да.
— А горничная… где она теперь?
— В больнице «Девы Марии Макарены». Там ей вкололи сильное успокоительное.
— Инспектор Рамирес…
— Да, старший инспектор…
С этих слов начинался любой диалог между Фальконом и Рамиресом. Так подчиненный напоминал шефу, что Фалькон нежданно-негаданно свалился из Мадрида и захватил место, которое Рамирес уже привык считать своим.
— Попросите младшего инспектора Переса съездить в больницу, и как только горничная… Имя-то у нее есть?
— Долорес Олива.
— Так вот, как только она придет в себя… пусть он выяснит у нее, не заметила ли она чего-нибудь странного… Ну, вам известны вопросы. Да, еще узнайте, сколько раз она повернула ключ в замке, чтобы открыть дверь, и что именно она делала, прежде чем обнаружила труп.
Рамирес повторил задание.
— Уже установили, где находятся сеньора Хименес и дети? — поинтересовался Фалькон.
— По всей вероятности, они в отеле «Колумб».
— На улице Байлен? — спросил Фалькон. Пятизвездочный отель, где останавливались все тореро, всего в пятидесяти метрах от его… от дома его покойного отца — совпадение, хоть не такое уж и удивительное.
— Машину уже послали, — сказал Кальдерон. — Я хотел бы как можно скорее завершить levanta-miento del cadaver[4] и отправить труп в Институт судебной медицины еще до того, как сюда привезут сеньору Хименес.
Фалькон кивнул. Кальдерон удалился. Двое экспертов-криминалистов, Фелипе, лет пятидесяти пяти, и Хорхе, которому не было еще и тридцати, вошли в комнату, буркнув «buenos dias». Фалькон скосил глаз на лежавшую на полу вилку телевизионного шнура и решил о ней не упоминать. Эксперты сфотографировали комнату, и, продолжая работать, — Хорхе снимал отпечатки пальцев Хименеса, а Фелипе наносил специальный порошок на корпус телевизора и на две пустые коробки от видеокассет, лежавшие сверху, — начали делиться друг с другом своими соображениями о случившемся. Они сошлись на том, что «ящик» стоял в углу и что Хименес, как всегда, смотрел его, расположившись в удобном кожаном кресле с вращающимся основанием, под которым обнаружилась круглая вмятина в паркете. Убийца каким-то образом «отключил» Хименеса, развернул непригодное для его целей кожаное кресло и приставил к нему вплотную другое кресло, с высокой спинкой, чтобы одним рывком перевалить на него бесчувственное тело. Потом убийца привязал запястья Хименеса к подлокотникам, стащил с него носки, запихнул их бедняге в рот и скрутил ему лодыжки. После этого он в несколько приемов, поворачивая кресло то на одной, то на другой ножке, передвинул его в нужное место.
— А вот и ботинки, — сказал Хорхе, заглянув под стол. — Бордовые мокасины с кисточками.
Фалькон указал на тусклое пятно на паркете перед кожаным креслом:
— Он любил скидывать обувь и разминать ступни о деревянный пол, когда смотрел телевизор.
— Особенно порнуху, — отозвался Фелипе, обсыпая порошком одну из коробок. — Эта вот называется «Cara o Culo 1»[5]
— А положение кресла? — спросил Хорхе. — Зачем все эти перестановки?
Хавьер Фалькон отошел к двери и, повернувшись к экспертам, широко развел руки.
— Максимум воздействия.
— Настоящий шоумен, — сказал Фелипе, кивнув головой. — На второй коробке красным фломастером написано «Семья Хименес», и в аппарате стоит кассета с точно такой же надписью.
— Звучит не слишком устрашающе, — заметил Фалькон, и они все, прежде чем вернуться к работе, взглянули на воплощение кровавого ужаса, которое являл собой Рауль Хименес.
— Он явно не получил удовольствия от просмотра, — сказал Фелипе.
— «Страшилки» не для слабонервных, — буркнул Хорхе из-под стола.
— Я никогда их не любил, — заявил Фалькон.
— Я тоже, — подхватил Хорхе. — Не переношу этой… этой…
— Чего? — спросил Фалькон, удивляясь своему неожиданному интересу.
— Не знаю… зловещей обыденности, что ли.
— Нас всех нужно время от времени пугать, чтобы мы не закисли, — сказал Фалькон, опуская взгляд на свой красный галстук, на который со лба скатилось несколько капель пота.
Раздался глухой удар — это Хорхе треснулся головой о столешницу.
— Joder![6] Знаете, что это такое? — воскликнул Хорхе и, пятясь задом, вылез из-под стола. — Это кончик языка Рауля Хименеса.
Трое мужчин молча уставились на неожиданную находку.
— Положите его в пакет, — распорядился Фалькон.
— Мы не найдем здесь никаких отпечатков, — объявил Фелипе. — Коробки от видеокассет, телевизор, видео и пульт чисты как стеклышко. Этот парень все здорово продумал.
— Парень? — спросил Фалькон. — Об этом еще не было речи.
Фелипе нацепил на нос специальные очки с увеличительными стеклами и занялся изучением ковра.
Фалькон поражался выдержке двух криминалистов. Он был уверен, что им за все время их службы не приходилось видеть ничего более чудовищного. И нате-ка, полюбуйтесь… Он вынул из кармана идеально отутюженный и аккуратно сложенный носовой платок и промокнул им лоб. Нет, Фелипе и Хорхе были в полном порядке. В отличие от него. Они действовали так, как обычно действовал он сам и как он учил действовать всех, причастных к расследованию убийства. Спокойно. Рассудительно. Хладнокровно. «Работа следователя, — услышал он собственный голос в аудитории академии, — требует отключения эмоций».
