Алексей Дмитриевич принялся просматривать документы, предоставленные Лилией Демьяновной, и, о ужас, обнаружил ксерокопию паспорта швейцарской гражданки Лилианы Сантани. Хотя вчера собственными руками делал копию с российского паспорта на имя Сантановой Л.Д.
К вечеру этого полного тревоги дня измученный директор сидел в своём кабинете и уже готовился снять трубку, чтобы звонить в милицию. Такого в доме не случалось с 1915-го года, когда двое подростков сбежали на германский фронт. Даже во время блокады, среди царивших повсюду ужаса и смерти, детский дом продолжал оставаться для его обитателей спасительным островком.
В эту минуту в дверь директорского кабинета постучали. Елизавета Ивановна была как всегда невозмутима и суха.
- Почему в ваше заведение принимают лишь круглых сирот, тех, чьих близких уже нет на этом свете? – с ходу спросила она. - Вам не кажется это несправедливым по отношению к брошенным детям, или чьи родители сидят, например, в тюрьме?
- Видите ли, традиция эта сложилась не при мне, она существует с самого открытия приюта.
- Да, но в те времена родители своих детей не бросали. Хотя, наверное, бывали исключения.
Алексей Дмитриевич посмотрел на неё.
- А в 30-е – 40-е годы здесь содержались дети расстрелянных «врагов народа», бывших партийных руководителей, – блеснул он знанием истории детдома.
- Ещё я слышала, что здесь была убита особа императорской фамилии?
- Да, одна из великих княгинь.
- Слава у вас, надо признаться весьма зловещая.
- Это всего лишь часть истории нашей страны, – назидательно поднял палец Алексей Дмитриевич, начинавший раздражаться этим неуместным и несвоевременным разговором.
Он уже собрался приструнить любопытную старушку и напомнить, что её место сейчас рядом с детьми, но Елизавета Ивановна опередила его.
- Я, Алексей Дмитриевич, всё это не из праздного любопытства спрашиваю, вы уж мне поверьте. Мы с вами должны найти девочку.
«Тоже мне миссис Марпл выискалась!» - раздражённо подумал директор, а вслух сказал:
- Я собираюсь звонить в милицию. Давайте предоставим это дело профессионалам. Думаю, на каком-нибудь из вокзалов девочка найдётся.
- Алексей Дмитриевич, - женщина в упор посмотрела на директора, - всё гораздо серьезней, чем вы думаете. Я ещё раз повторяю, у этого дома – зловещая история. И боюсь, что она ещё не закончена.
- Голубушка, что вы мне тут жуть нагоняете! Объясните же, наконец, что вы можете знать такого о моём доме, чего не знаю я?
- Сначала я задам вам вопрос, э-э немного личного характера.
Директор насторожился, ожидая подвоха.
- Алексей Дмитриевич, скажите, вы – верующий человек?
- Вопросы вы какие-то странные задаёте.
Алексей Дмитриевич смутился, ибо не знал ответа. Он даже не знал, крещёный ли он? Родителей своих он не помнил, а в детском доме в те времена, когда он был воспитанником, религию относили к разряду наркомании, Бога заменяла всевидящая и всеведущая партия. Да и позже – армия, институт, работа. О душе думать было некогда.
- А какое это имеет отношение к пропаже Зои Кузнецовой?
- Час назад я была в комнате у Глеба Тарасова. Он показал мне свои удивительные рисунки. Дети, должна вам сказать, видят гораздо больше чем мы – взрослые. А если у ребёнка ещё и дар… Вот посмотрите, но посмотрите внимательно.
Тут только Алексей Дмитриевич заметил у неё в руках картонную папку с тесёмками. Женщина положила её на стол и принялась доставать альбомные листы.
Директор взял один в руки и поднёс к глазам. Мальчик нарисовал парадный вход их здания, казалось знакомый директору до мелочей. Несколько лет назад он приглашал реставраторов из музея. Они осмотрели вход и предложили сделать новый. Алексей Дмитриевич тогда отстоял старину, чем очень гордился. Реставраторы почему-то отказались от работы. Но спустя неделю, к директору пришёл вежливый интеллигентного вида мужчина и предложил свои услуги по ремонту. О цене договорились быстро, и через месяц вход сиял как новенький. Массивную дверь из стекла и дерева покрыли лаком, выбитое стекло заменили, причём загадочный реставратор уверял, что новое стекло сделано по технологии первой половины девятнадцатого века.
И сейчас он смотрел на рисунок десятилетнего мальчика, не понимая, чего от него хочет эта странная женщина.
- Видите ли, я по образованию учитель физики и совершенно не разбираюсь в живописи, но могу сказать, что для десятилетнего нарисовано весьма недурно.
- Всмотритесь внимательно в орнамент самой двери.
Алексей Дмитриевич добросовестно всматривался, но ничего не видел, орнамент как орнамент.
- Внимательней, – взгляд Елизаветы Ивановны прямо-таки гипнотизировал его.
И вдруг, в переплетении стекла и дерева изображённого на рисунке директор увидел такое, чего не смог бы передать словами. На него нахлынул не изведанный никогда прежде ужас, от которого, казалось кровь, застыла в жилах. Он тут же вспомнил овладевавшее им чувство тревоги, когда школьником он подходил к этим дверям. С возрастом оно притуплялось всё более, потом он и вовсе перестал обращать на это внимание. Это был страх перед бесконечным отчаянием, именно бесконечность и пугала больше всего.
- Ну, слава Богу, вы – крещёный! – облегчённо вздохнула Елизавета Ивановна, всё это время не отводившая от него взгляда.
- Что это? – спросил потрясённый Алексей Дмитриевич.
- А вот это он нарисовал вчера вечером, – женщина протянула ему следующий листок.
- Ба, да это зеркало в музыкальной комнате! Стоит, чёрт знает, с каких времён.
- А вот чёрта я бы посоветовала вам не упоминать, а то не дай Бог, появится.
- Что это за загогулины видны на поверхности? – директор рассматривал рисунок. – Похожи на цифры, да, на шестёрки.
- Правильно, три шестёрки – число Зверя.
- Какого ещё Зверя?
- Сатаны, Люцифера, Антихриста, у него много имён, но сущность одна – отвратить человечество от веры в Бога. И тогда образовавшийся вакуум заполнит он.
- Елизавета Ивановна, - директор постарался, чтобы голос его звучал как можно твёрже, - если вы пришли сюда, чтобы вести религиозную пропаганду…
Он осёкся под её взглядом, женщина смотрела на директора как на нерадивого ученика.
- Алексей Дмитриевич! – голос её звучал печально, но вместе с тем торжественно. – Все мои предки по женской линии боролись со Злом, но в семейном предании говорится, что в следующем тысячелетии род наш прервётся. Увы, оно подтвердилось, у меня нет ни сестёр, ни детей. И вот недавно мне было сказано, что в вашем доме я найду себе преемницу, но, похоже, меня опередили.
- Какую преемницу, кем сказано? – непонимающе уставился на неё директор.
- Господи, какая разница. Я всё равно опоздала. Идёмте.
- Куда?
- В музыкальную комнату.
По дороге захватили завхоза. Михаил Иванович отпер дверь, и они вошли. Зеркало, огромное как озеро висело на стене. Только воды его были черны как смола. «Ещё бы, - подумала Елизавета Ивановна, - сколько людских пороков, сколько чёрной злобы, сколько грязных человеческих желаний сосредоточено здесь». Она подошла и принялась ощупывать края. Раздался щелчок и зеркало, отъехав в сторону, открыло зияющий чернотой проход, откуда сразу же повеяло сыростью подземелья. Завхоз и директор ахнули.
- Теперь-то вы, надеюсь, видите, что я знаю о вашем доме больше чем вы? – горько спросила Елизавета Ивановна.
Каменные стёртые временем ступени вели вниз. Михаил Иванович сбегал за фонарём и все трое стали спускаться. Завхоз ожидал увидеть свой подвал, где хранилась всякая нужная и ненужная утварь, но они всё шли и шли вниз, детдомовский подвал давно остался наверху. Наконец лестница кончилась, и они пошли узким, шириной не более полутора метров коридором, пока не уткнулись в массивную деревянную дверь. С каждым шагом приближающим их к этой двери лицо Елизаветы Ивановны становилось всё мрачнее.
- Я думаю, вам не стоит заходить туда, – сказала она мужчинам.
- Это ещё почему? Позвольте!
Луч фонаря частично осветил довольно большую залу, скользнул по стене, на которой были укреплены какие-то подставки, видимо для светильников.
- У кого-нибудь есть спички? – раздался голос Елизаветы Ивановны.
Михаил Иванович зажёг пару светильников, и зала озарилась колеблющимся светом. Алексей Дмитриевич взглянул на дальнюю стену. От того, что он увидел, к горлу подступила тошнота, всё поплыло перед глазами, и он не слышал голоса завхоза читающего полузабытую молитву.
***
После того как тело девочки сняли с креста и увезли в морг, а милиционеры опросили весь персонал, директор и два оперативника сидели в кабинете и слушали Елизавету Ивановну. Осмотрев место преступления, милиционеры нашли с другой стороны залы полукилометровой длины проход, который выходил на старое заброшенное кладбище. По бокам этого длинного коридора были ещё три входа. Два вели в пустые комнаты, а третий привёл милиционеров в настоящую пещеру. Около сотни каменных, плохо обработанных ступеней вели вниз и заканчивались большой залой. А в центре её чернела дыра. Сколько не светили в неё фонарями, кидали камни, а дна так не увидели и не услышали. Даже бывалые опера чувствовали себя неуютно. Всем казалось, что дыра эта живая и таит в себе непонятную угрозу.
