Ему нравился этот закованный в гранит город. Названный в честь привратника райских ворот, он совершенно не походил на преддверие Рая. Мрачный, серый с нависшими свинцовыми тучами – этакий вертеп грешников, сосуд людских пороков. Хотя Мессир предостерегал, что здесь живут люди сильные духом. Семьдесят пять лет назад город был окружён вражеской армией. Закончилось продовольствие, и жители умирали сотнями каждый день прямо на улицах от голода и холода. Умирали, но не сдавались. И что самое главное, им в этом апокалипсическом кошмаре удавалось оставаться людьми, не превратиться в стадо обезумевших животных. В конце концов, враг отступил, так и не сумев взять город.
Рядом с визгом остановилась полицейская машина. Из салона через полуоткрытое окно на него настороженно смотрел мордатый сержант.
Здешние стражи порядка ему тоже нравились. Они презирали людей, которым должны были служить. С ними было можно договориться или купить. Они так не походили на тех сериальных, которых показывали каждый день по местным телеканалам. Хитрых, но неподкупных. Так не бывает. Хитрость – глупость ума, говорил ещё Платон. А он знал, что говорил, ибо был дешевле истины.
- Куда путь держим? – спросил сержант.
- Домой иду с работы.
- Ни хрена, у тебя работа! Время-то за полночь.
- У меня заказ. Хозяева сказали, пока всё не сделаешь, домой не пойдёшь.
- А где живёшь-то?
- На Дыбенко.
- Ого, далеко забрался! Метро через полчаса закрывают.
- У меня друг на Некрасова живёт. Обещал пустить на ночлег.
Сержант, чья комплекция оказалась под стать физиономии, кряхтя, выбрался из машины.
- Документы.
- Пожалуйста, - он протянул паспорт.
- Рюкзачок свой открой. Запрещённые предметы есть?
- Ну, что вы, какие запрещённые? Вот, смотрите, инструменты.
- Ты плотник что ли? – спросил страж порядка, попеременно заглядывая в паспорт и в рюкзак.
- Плотник, плотник! Причём, самой высшей категории.
- Первый раз вижу плотника с именем Иосиф.
- Я не виноват, что меня так родители назвали, - улыбнулся он, разводя руками.
- Давай, плотник, топай дальше, - протянул ему сержант документы и полез обратно, с трудом протискивая свой толстый живот в салон автомобиля.
- Слышь, Толян, - спросил у водителя, - ты видел где-нибудь еврея-плотника?
- Не-а, - зевнул Толян во весь рот. – Если только в анекдоте.
- Вот и я тоже. Поехали!
Иосиф взглянул на часы. До встречи оставалось пять минут, надо поторопиться.
Он подошёл, когда его «Сейко» показывали ровно половину первого. Но мост был пуст. Раздражаясь, достал мобильник.
- Я уже на месте.
- И я на месте, но вас не вижу.
Иосиф ещё раз огляделся. В этот поздний час вокруг не было ни души.
- Подождите, вы на каком мосту?
- На Итальянском.
- Но договаривались же на Театральном?
- Как на Театральном?
Он на мгновение отнял трубку от лица и сделал глубокий вдох. Сырой октябрьский воздух ворвался в лёгкие.
- Никуда не уходите, я скоро подойду.
Ну да, профессор, он просто не может быть не рассеянным! Мессир учил снисходительно относиться к людским порокам и слабостям. Пока они существуют, мы всегда будем сыты, любил говорить он.
Зазвонил сотовый. Иосиф достал его из кармана, взглянул на дисплей и усмехнулся. «Вспомни о чёрте, и он появится»
- Я слушаю вас.
Голос на другом конце был тихий и вкрадчивый. Но он-то знал, что это обман. Впрочем, как и всё в этом мире.
- Иосиф, я вношу коррективы. Книжный червь не заслужил креста. Сделай всё по-тихому.
- На моё усмотрение, или у вас есть пожелания?
Несколько секунд телефон молчал.
- Профессор всегда боялся сырости, от них портятся книги.
- Я понял вас.
-Действуй, мой мальчик.
Сделать это будет легко. Чего-чего, а уж сырости в этом городе, хоть отбавляй.
Вот и Итальянский мост. Он заметил одинокую фигуру в зелёном старомодном макинтоше, нервно отмеряющую шаги. Пять шагов в одну сторону, пять в другую. Как и следовало ожидать, больше никого в эту промозглую октябрьскую ночь на мосту не было.
- Принесли? – вместо приветствия спросил обладатель макинтоша, щуря близорукие глаза. Из-под узкополой тирольской шляпы торчали седые кудри.
Иосиф молча достал из нагрудного кармана куртки прямоугольной формы свёрток и седой жадно протянул к нему руки.
- Идёмте к фонарю, профессор, чтобы вы смогли всё хорошо разглядеть.
Они встали под фонарём, и Иосиф не совсем бережно положил свёрток на парапет.
- Осторожней! Это же раритет!
Глаза профессора загорелись как у вампира, он начал осторожно разворачивать свёрток. Ничего в мире для него в этот момент не существовало, кроме этого свёртка. Иосиф любил такие моменты, когда на лицах людей отражались их дурацкие страстишки. И профессор, несмотря на свои учёные степени тоже дурак. Так трястись над куском сосновой доски!
Он резко, без замаха нанёс удар в висок, прикрытый седыми прядями. Ноги библиомана подогнулись, и он грудью осел на парапет моста. Иосиф снял заплечный мешок и повесил потерявшему сознание профессору на шею. Немного подумав, взял с перил свёрток с доской и сунул в рюкзак.
Упавшее тело на несколько секунд встревожило чёрную воду. Иосиф постоял, глядя на расходившиеся круги. Затем достал из кармана телефон.
- Я всё сделал.
- Да свершится воля его! Не беспокойся, профессор пойдёт тебе в зачёт.
- Благодарю вас.
- Сейчас иди в гостиницу и ложись спать. Утром ты получишь дальнейшие инструкции.
Человек на мосту поднял голову и взглянул на ночное северное небо, словно пытаясь сквозь затянувшие его тучи разглядеть свою звезду.
Москва
Глеб открыл один глаз. Дядя Миша отжимался от пола, уперевшись в него двумя пальцами рук. В окно пробивался хмурый рассвет.
- Проснулся, лежебока?
Парень спустил ноги на прохладный пол и сидя с закрытыми глазами, прочёл утреннюю молитву. Михаил Анисимович уже закончил отжиматься и доставал из своей сумки туалетные принадлежности. Глеб встал, сжал кулаки, резко выдохнул, и сделала на них стойку, затем прошёлся до другого конца комнаты. Там он, не опуская ног, отжался пять раз, касаясь пола головой
Его учитель, удовлетворённо хмыкнув, скрылся в ванной. Пока он принимал душ, хозяин квартиры решил приготовить завтрак. Поджарил гренки и сварил в турке кофе, аромат от которого тут же распространился по всей квартире. Всё это поставил на журнальный столик в гостиной и щёлкнул пультом телевизора. Симпатичная дикторша объявила, что через минуту перед россиянами выступит с традиционным ежегодным отчётом президент России Таисия Старосельская. Это был утренний повтор вчерашнего вечернего эфира.
- Завтрак готов! – крикнул Глеб.
Дядя Миша материализовался перед ним как всегда неожиданно, вымытый, причёсанный, только не бритый. Его седая борода была аккуратно уложена на груди и источала какой-то травяной аромат. Он втянул воздух ноздрями и зажмурил глаза от удовольствия.
Между тем на экране появилась госпожа президент, пожилая тётка с колючими глазами и тройным подбородком. Скрипучим голосом она начала рассказывать, что удалось сделать в России за последний год для торжества демократии. Наконец завершились переговоры с Японией, и в ближайшие дни начнётся передача «северных территорий» Стране Восходящего Солнца. Летом этого года Калининграду возвращено историческое название Кёнигсберг, а сам город возвращён Федеративной республике. Чечня стала, наконец, независимой. Под Читой началось размещение американской военной базы, а в Москве судят ветеранов советской госбезопасности. Госдума приняла на рассмотрение проект закона о всеобщем чипировании населения.
- Глебушка, Христа ради, выключи, дай потрапезничать спокойно! – взмолился Михаил Анисимович.
- Не нравится, когда демократия торжествует?
- Знаешь, в чём сходство и различие этой вот демократии и тоталитаризма?
- Объясните.
- И то и другое – зло. Но второе – зло меньшее.
- Что вы такое говорите? – возмутился Глеб. Сколько людей пострадало при Сталине, при Гитлере. Мой прадед и дед…
Дядя Миша вздохнул так тяжело, что парень осёкся.
- Зло тайное и зло явное, Глеб! Для этой власти абсолютная демократия – самоцель. К тому же и демократия и тоталитаризм – всего лишь слова, не отражающие основной сути.
- А в чём суть?
- А суть, Глебушка, в том, что в организации людей существуют две ипостаси: Иерархия и Сеть. Первая представляет собой пирамиду, в вершине которой – Бог. Ну, а вторая – паутина, в которой постепенно вязнет всё человечество.
