город с друзьями и детьми. Маша тогда была совсем маленькой, даже в школу не ходила. Олег выпил лишнего и приревновал ее к своему приятелю. Ирина узнала об этом только дома. А потом взяла больничный, так как ссадины на лице были слишком заметными. И у нее появился новый миксер — так муж обычно просил прощения. Она уговаривала себя потерпеть, дать ему время, шанс все наладить и исправить. Ей хотелось, чтобы он наконец понял, какую боль причиняет близкому человеку. И вот он ушел, а она осталось, так и не услышав от него слов прощения и не успев простить.
Самое страшное, что Маша давно перестала быть ребенком и все понимала. И как теперь поговорить об этом откровенно? Она так привыкла делать вид, что все хорошо.
Подруг у нее давно не было — муж всех перевел, как только они поженились.
Единственное, что она почувствовала, когда увидела его мертвым на диване — облегчение. Но в этом она не призналась бы даже самой близкой подруге, если бы такая у нее была. Ни любви, ни жалости, ни чувства потери, только облегчение и стыд. А ведь позади остались двадцать лет брака. И кто из них двоих на самом деле был монстром? Ирина не хотела знать ответ на этот вопрос.
Накинув домашний костюм, она забрала волосы в хвост и вышла на кухню. Маша разливала горячий суп по тарелкам.
— Как дела в школе? — Ирина с нежностью посмотрела на свою дочь, которая хозяйничала у плиты. — И куда делся Витя? Обычно вы всегда вместе идете домой.
— Иванова дура, — Маша села за стол. — Она сегодня дежурила и вылила на Витьку ведро с грязной водой. Он сразу ушел, не остался на дополнительные по английскому.
— Зачем же она это сделала? — Ирина села напротив. На место, где обычно сидел ее муж, они не садились.
— Понятия не имею, весь класс смеялся над ним, кроме меня.
— Хочешь, я поговорю с ней?
— Не лезь, пожалуйста! Обещаешь? — Маша бросила на нее беспокойный взгляд. — Меня они не трогают, потому что понимают, что моя мама учительница. Витя просто очень умный, он умнее их всех вместе взятых, вот они его и ненавидят. Скорее бы эта школа закончилась!
— Не спеши жить и учись наслаждаться каждым днем, — Ирина погладила дочку по руке.
— Ты всегда так говоришь! — Маша одернула руку. — А сама так не можешь. Даже сейчас, когда ты свободна, ты все равно не наслаждаешься.
— Маша! Как ты можешь так говорить? — иногда Ирина поражалась, как смело ее дочь с ней разговаривала.
— Так это правда. Раньше ты жила будущим, а теперь прошлым.
Ирина отодвинула тарелку с супом. Аппетит пропал.
— Я не хочу, чтобы ты читала мне нотации, — она старалась говорить спокойно, хотя внутри у нее все закипело. — ты слишком много на себя берешь. Твое дело — хорошо учиться и заботиться о себе. А я как-нибудь справлюсь.
— Я никогда не выйду замуж! — категорично заявила Маша. — Не хочу жить, как ты!
— Какая муха тебя укусила? — Ирина не выдержала и повысила голос, хотя много раз обещала держать себя в руках. — Почему ты злишься на меня?
— Потому что я знаю, что отец тебя бил! И я рада, что он умер! Я его ненавижу! — Маша толкнула тарелку, и капли жирного бульона разлетелись по столу. — Я думала, что ты изменишься, что наконец-то начнешь жить по-настоящему, а ты страдаешь по нему!
Ирина начала задыхаться. Она пыталась выровнять дыхание, но ничего не выходило. Ей хотелось верить, что ее муж заставляет страдать только ее. Но дочка все знала и держала в себе.
Маша ушла в свою комнату и хлопнула дверью. Ирина кое-как успокоилась, убрала со стола и подошла к спальне дочери.
Постучалась, но не стала дожидаться приглашения и вошла.
— Ладно, — сказала она.
Маша лежала на кровати лицом к стене. Ее светло-русые волосы, еще утром заплетенные в тугую косу, повылазили и торчали в разные стороны, как антенны. Она съежилась, прижимая худые длинные ноги к груди. Маша выглядела младше своих пятнадцати лет. Большая часть ее одноклассниц давно носили в школу косметичку вместо пенала и лифчик, чего нельзя сказать о ее дочери.
— Давай поговорим, только спокойно. Иначе мы просто испортим наши отношения, а я этого не могу допустить.
— Почему ты столько лет с ним жила? — она повернулась и по щекам текли слезы. Зеленые глаза стали еще ярче. — Просто скажи.
— Ты еще молода, чтобы понять такие вещи, но я попробую объяснить, — Ирина села рядом, наклонив голову. — Когда мы поженились, все было хорошо. Слишком хорошо. Твой отец любил меня, а я его. Когда ты родилась, он всегда помогал мне, заботился о нас. А потом что-то изменилось.
— Он потерял работу? — Маша села, поджав ноги и посмотрела на мать.
— Да, там вышла нехорошая история, которая его подкосила. Он начал выпивать, нервничать, а я пыталась поддержать его и терпеливо ждала, когда все пройдет.
— Только ты так и не дождалась…
— Если ты будешь меня перебивать, то я не смогу продолжать. Мне тяжело об этом говорить, — Ирина выдержала паузу. — Потом я вышла на работу, нам нужно было как-то жить. И он начал срываться на мне. Потом просил прощения, клялся, что такого больше не повторится, плакал. А я верила. Я хотела жить, как раньше. Мне было жалко его. Я думала, что любовь победит, но не заметила, как она прошла.
— Когда ты это поняла?
— Два месяца назад. У меня до сих пор стоит перед глазами тот день. Я знала, что он выпил. Я была на работе и мне было страшно возвращаться домой. Он звонил мне и кричал. Помнишь, ты как раз ушла на репетицию? Я знала, что тебя нет. А значит он мог сделать что угодно. Когда я зашла домой, то меня насторожила тишина. Я решила, что он спит. Увидев его на диване, я так и подумала. А потом заметила, что у него открыты глаза. До сих пор вижу их перед собой. Когда я поняла, что произошло, то не могла сдвинуться с места. Эта проклятая тишина начала звенеть у меня в ушах. Мое тело перестало слушаться, ноги окаменели, руки задрожали. Но сердце мое затрепетало. Знаешь от чего?
Маша смотрела в упор, не шевелясь. Ирина громко сглотнула.
— От радости… — глаза ее наполнились слезами. — Только в этот миг я поняла, во что он превратил меня и мою жизнь. И когда до сих пор все выражают мне соболезнования, я надеваю маску
