– Нет, терпи, Михаил Иванович. Сейчас супчику похлебаешь, водички пей побольше, она у меня родниковая, лечебная. Завтра полегчает. Ты, смотрю, и так уже не первый день борьбу со змием ведешь. Что случилось-то?
Михаил Иванович тяжело вздохнул:
– Плохо все, дорогой ты мой товарищ. Только тебе, наверное, и могу рассказать. Цепляется одно за другое, и просвета никакого я не вижу. Надежду я потерял. И все это мне наказание или испытание – не знаю. Но только тяжело мне. Такое ощущение, что кто-то мне гирю к сердцу подвесил и теперь смотрит, что из этого получится. А еще мне кажется, – Серов понизил голос, – ОН вернулся. Вернулся и мстит мне за то, что я служить ему отказался. Мстит он мне, мстит. Если бы ты знал, Петрович, как мне плохо.
– Успокойся, Михаил Иванович. Нельзя нам раскисать. И веру терять нельзя. Иди сейчас в дом, потом поговорим. А я еще немного попарюсь.
– Как думаешь, трясти еще будет?
– Думаю, будет. Вот только, как сильно – это другой вопрос. Завтра пообщаюсь я с одним моим знакомым – ясновидящим. Попытаю его насчет перспектив. Сам понимаешь, в какое время мы живем, в любой день, в любой час можно катаклизмы ожидать. У меня по этому поводу сейчас много информации накопилось. Об этом тоже поговорим. Не одному тебе информацию дают, видишь ли…
– Что, у тебя тоже было?
– Было. Да не один раз. У меня все записано. Я тебе потом покажу. Ну, все, пошел я париться.
Парился Владимир Петрович от души. Жару поддавал не раз, веником себя хлестал. И закружилась у него голова. А когда вышел из бани прямо на улицу, чтобы глотнуть прохладного ночного воздуха, то вдруг ноги его подкосились, и упал он на землю. Не смог лежать на животе, перевернулся на спину. Звезды тогда закружились перед его глазами хороводом, а потом и вовсе сверкающим потоком посыпались на землю, будто полетели на пол новогодние игрушки с падающей нарядной елки. Тут показалось нашему герою, что он уже не лежит, а летит. Мелькнула где-то там внизу его дача, сверкнула серебристой змейкой речка, а потом… Разноцветные вихри Света подхватили Владимира Петровича, закрутили в чудесной круговерти, разложили тело его на отдельные атомы и молекулы, перемесили как крутое тесто для пресной лепешки, а потом еще обратно слепили и поместили куда-то – не то в печку, не то в пламя чистилища. Но только точно не в холодильник. Потому что охватил Смирнова невероятный жар – такой, какого ни в какой бане не испытаешь. И еще больно била по ушам тишина. Это была не просто тишина, а абсолютная тишина, НУЛЕВАЯ тишина.
А потом все началось. Но это уже когда и жар прошел, и вихри света расклубились. Глаза его еще ничего не видели, но тишина оборвалась. И началось многоголосье. Не шум, нет. А именно многоголосье. Словно превратился Владимир Петрович в радиоантенну и начал принимать одновременно сразу несколько десятков радиостанций. С разных сторон улавливал он обрывки фраз, слова, всхлипы, вскрики, шипенье и еще Бог весть какие звуки. И сам Смирнов уже не лежал и не летел, а будто бы сидел в кресле. Он отодвинул правую руку в сторону, попытался нащупать, что находится с ним рядом, и тут же вздрогнул: совсем близко раздалось змеиное шипенье, а потом кто- то сказал ему прямо на ухо:
– Осторожно, любезный, вы тут не один в такой полуфизике! Не размахивайте конечностями!
Только тогда к Владимиру Петровичу вернулось зрение, и он обнаружил совсем неподалеку от своего лица голову большущей змеи. Смирнов отшатнулся назад, уперся затылком во что-то упругое и вновь услышал позади себя недовольный вскрик. Он быстро обернулся и улицезрел по другую сторону какой-то зеленый мохнатый шар с огромными почти квадратными красными глазами.
«Если это галлюцинации, Господи, пусть они исчезнут», – с мольбой прошептал про себя наш герой и закрыл глаза. Но когда он открыл их, ничего не исчезло. Наоборот, перед Владимиром Петровичем стали разыгрываться такие сцены, которых он не видел даже в самом фантастическом сне…
Глава 2
В тайном убежище
Утреннее, но уже жаркое солнце метнуло гигантский пучок красных стрел прямо в молочный туман. Молоко разбавилось кровью и слегка порозовело. Солнечные лучи разорвали светло-голубую вуаль на отдельные пушистые клочья, придав им разнообразные причудливые формы и превратив тем самым в облака, плавно плывущие над землей. Разорванная вуаль обнажила не только горные вершины, но и макушки высоких строений, расположенных на территории храма Тота. Могучих стен, окружавших сооружение, видно не было. Зато выпячивались вверх шесть башен, расположенных по углам крепости, охранявшей святилище от внешнего мира. В центре возвышалась седьмая башня, с верхней площадки которой жрецы могли разговаривать с богами. Остатки тумана закрывали от любопытных глаз многочисленные купола, арки, колоннады и портики, определяющие великолепие архитектуры храма. И тем более глаза человека не могли обнаружить секретные сооружения, спрятанные под землей.
Керапис наблюдал за храмом уже достаточно долго. Более десяти голланов[2] минуло с тех пор, как он пришел на это место. Жрец появился здесь не только для того, чтобы еще раз посмотреть на храм. Площадка, удобная для наблюдения за святилищем, была дорога памяти Кераписа. Когда-то именно здесь приземлился дисколет, на котором они путешествовали по Атлантиде вместе со своим учеником Галвисом. Тогда храм еще только строился. И разве могли жрец и его ученик знать, что наблюдают не просто за строительством святилища, а за своеобразным архитектурным представлением, которое разыграли власти, чтобы тайно возвести под храмом секретную лабораторию? Разве знал Керапис, что судьба вновь приведет его сюда?
Жрец очень скучал по своему ученику, по его очаровательной жене Тревии. Где-то они теперь? Продолжают ли жить на Аурикосе или выполняют свою миссию в других землях Адонаи? Но больше всего грусть и тоска одолевали сердце старого атланта вместе с мыслями о своей дочери – Алсие. Он даже не знал, жива ли она. У него было тяжелое предчувствие, что Алсия получила сильное ранение в том бою, в Айгаптусе. Жрец мог бы связаться со своим «Высшим Я» и сделать запрос по поводу дочери. Но… Во-первых, боялся, что ответом станет известие о ее смерти. А во-вторых, он уже получил предупреждение от Владык Кармы о том, что не имеет больше права устраивать свои личные дела, когда под угрозой выполнение всей Великой Миссии, в том числе и миссии его, бывшего члена Верховного совета жрецов Атлантиды, а ныне – посланника Совета Двенадцати. Поэтому Керапис вынужден был держать себя в руках, собрав волю в кулак, и направить все усилия на выполнение поставленной перед ним задачи.
А задача эта была непростой.
Он должен был спасти планету от катастрофы. Он и другие атланты, чью волю направляли Высшие Силы.
Гибель Атлантиды была неизбежной. Черные рясы во главе с Джездикуром сделали все, чтобы некогда процветающая раса начала испытывать предсмертную агонию. Но не только черный орден был виновен в происходившем. Роковую роль сыграла серая масса – большинство граждан Атлантиды, которые не смогли повернуться к Свету и ощутить свою связь с Великим Божественным. Темные пришли к власти только потому, что серые распахнули перед ними невидимые врата к вершине власти. Эти врата находились в душе каждого человека, который молился богам лишь для того, чтобы они послали ему хороший урожай, богатый улов, мир и спокойствие в дом. Атланты забыли о Едином Творце, которому покланялись их предки, о Великом Начале, откуда все люди начали путь и куда всем предстоит вернуться. Бедные граждане Атлантиды молили богов о достатке. Богатые просили сделать их еще богаче. И почти никто не хотел вспоминать, что для путешествия, в которое рано или поздно отправляются все люди, не надо земных богатств. А истинные богатства, богатства души, были забыты. Они оказались никому не нужны. Лжеучителя поставили под сомнение жизнь души после смерти. Появились пророки, которые отрицали потустороннюю жизнь и утверждали, что дух людской после кончины рассеивается на сотни кусочков, а потом эти кусочки собираются вновь, чтобы родиться в новом человеке. Так стоило ли ради каких-то будущих «кусочков» отказывать себе в чем-то в этой жизни? Надо было брать от жизни все здесь и сейчас. Брать то, что плохо лежало, отобрать у слабого соседа то, что он не может защитить – его добро, дом, жену, молодую красивую дочь. Кто накажет человека за это? Черные рясы сами утверждали право сильного. Справедливые законы Свободной Атлантиды были забыты и попраны.
Другие самозванцы, называющие себя «Белыми» жрецами, утверждали, что душа человека никогда уже не вернется на Адонаю. Она навсегда уйдет в лучшие миры, где царит покой и вечное благоденствие. Так надо ли заботиться об этом мире, падающем в бездну, если тебе и твоим детям уготована райская жизнь в иных обителях? Правда, для того, чтобы попасть в эти обители, следовало уже сейчас отказаться от всех богатств и передать их Верховному Совету «Белых» жрецов – для того, чтобы правильно организовать «Великий Переход». Практичные толстосумы и родовитая знать посмеивались над последователями «Белых» жрецов. Сами «Белые» жрецы богатели и процветали, набивая свои животы и скупая дворцы, оставшиеся от тех атлантов, которые ушли на Восток и вели длительную, упорную, кровопролитную войну против Черных Ряс. В рядах противников черного ордена также осталось немного душ, стремящихся к Свету. Большинство из свободных атлантов, тех, кто не покорились Черным рясам, воевали не за торжество справедливости, а просто за возврат старого порядка. Они хотели вернуть утерянное и не понимали, не знали, что к старому возврата нет. Нет, и не могло быть. В душах почти всех атлантов царили ненависть, зависть, злоба, корысть. И так мало было любви, нежности, надежды и истинной веры.
