Присев, бородатый мэнчи сказал тихо, чтобы только я слышала:
— Норов у тебя дурной, а язык поганый. Кого угодно до беды можешь довести.
— Спасибо, Треден, за комплимент.
— Во-во, я об этом. Цедишь слова непонятные с умным видом… Не дразни парня. Он и так взбаламученный, вся жизнь под откос, а тут ты…
— Что я?
— Все ты понимаешь, — упрекнул Треден. — Тебе бы лишь поперек сказать, ядом плюнуть. Сколько ни гляжу на тебя, а понять не могу, чего ж ты такая злющая-то?
— Действительно, чего это я такая злющая? Меня всего-то похитили, клеймили, били, собирались насиловать…
— Потому и били, что язык за зубами держать не умеешь.
— Знаешь, Треден, я уже большая девочка, меня поздно переделывать. А Зен, он сам цепляется ко мне.
— Ничего не поделаешь: будет и цепляться, и смотреть… — промолвил Треден. — Сама знаешь, почему.
— Знаю, — тихо-тихо подтвердила я и решилась признаться: — Я вас покину. Моя цель Мэзава.
— Это лучшее место для тебя…
— Не говори Зену. Он это может нездорово воспринять.
— Когда будет подходящий момент, я сам помогу тебе уйти, а позже все объясню ему.
Я кивнула и, прищурившись, посмотрела туда, где сидел Зен. Млад, словно почувствовав, что у желтоглазого на душе неспокойно, подошел к нему и опустил свою огромную морду ему на колени; мэнчи принялся почесывать его между ушами.
«Все-таки он зверь», — подумала я, но не о волке.
Глава 2
Мы пробыли в пещере два дня, и это были непростые дни. Усталость, не слишком оптимистический настрой и внутреннее раздражение сделали нас вспыльчивыми и недовольными. Птенчик, наоборот, радовался остановке и, сидя в своем гнезде-сумке, радостно и бодро сводил нас с ума криками, хотя поводов для криков не было – его и кормили, и развлекали. Млад недобро косился на это крикливо-визгливое существо, пока его терпение не лопнуло и он не попытался сожрать это самое существо.
Я, естественно, встала на защиту своего пернатого подопечного, а Треден встал на защиту меня. Отогнав от нас злобно порыкивающего волка, бородач предупредил меня:
— Посмотри-посмотри, какое чудище ты решила воспитать! С ним маленьким уже не совладать, а что будешь делать, когда подрастет?
—А я рада, что он такой шумный! — возразила я нахально. — Это значит, что он здоров и активен, и, как и всякий ребенок… то есть зверенок… то есть птенчик, шумен!
— Млад у меня шум не любит, так и знай – зазеваешься, проглотит твоего ребенка-зверенка-птенца!
— Пусть только попробует! Если проглотит, я ему брюхо распорю и птенчика своего вытащу!
— Что-о-о-о? — всерьез рассердился простак Треден, который все никак не мог привыкнуть к моей манере насмешничать и возражать. — Ежели ты моего волка тронешь, я тебе голову-то откручу, хоть гавкать перестанешь, собака ты брехливая!
— Догони сначала, пень трухлявый!
— Хватит! — рявкнул Зен, выходя из транса задумчивости, и поднялся. Как только мэнчи подал голос и встал, все затихли: мы с Треденом замолчали, птенец прикрыл клювик, а Млад перестал тихо ворчать-рычать. У Зена был авторитет, потому что что он среди нас самый сильный и приспособленный к выживанию, и мы вольно или невольно подчинялись ему. — Я выйду осмотреться, посмотрю, как лег снег и решу, как нам будет безопаснее идти. Вернусь к вечеру. Не грызитесь.
Застегнувшись и накинув капюшон, Зен оглянулся и хлопнул по бедру, произнеся команду. Млад прошел мимо Тредена и последовал за Зеном, словно тот и есть его хозяин. Убрав тряпки, которыми мы заткнули щель, через которую и попали в пещеру, желтоглазый пролез наружу, а затем помог Младу.
Сразу стало холоднее, и внутрь нанесло снежной пыльцы.
— Млад твой волк или Зена? — спросила я раздосадованно. Раньше меня очень успокаивала мысль о том, что в первую очередь зверь подчиняется Тредену, а не Зену, и в случае стычки будет выполнять именно приказы Тредена. Что, если я ошибаюсь?
— Он… наш, — с заминкой ответил бородач, и тоже раздосадованно. — Когда нашли его волчонком, оба заботились.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Не может такого быть. Волк видит нас как стаю, а в стае должен быть вожак. Ты или Зен вожак?
— Чего ты хочешь от меня? За птенцом своим гляди, — ушел от ответа Треден, и пошел затыкать щели.
Я вздохнула, присела рядом с птенчиком, который, почувствовав свежее дуновение холода, заволновался. Я протянула руку, чтобы поправить «гнездо», и ощутила, как меня крепко и весьма болезненно прихватывают клювом за руку. Гуи считал меня мамочкой, и проявлял любовь, пощипывая за всякие места. Я даже стала бояться наклоняться к нему низко – а ну как за нос схватит или прицельно клюнет в глаз?
— Бяка-кусака, — под нос себе пробормотала я, потирая потревоженную руку. — Разве так себя ведут приличные гуи?
Птенчик предпринял еще одну попытку меня цапнуть, и когда я его отпихнула, с обиженным видом устроился на тряпках в сумке. Тряпки пованивали, но я пока что не меняла их и уже прикидывала, что заменю веточками, когда мы покинем пещеру.
Треден забил тряпками щель, проверил факел, подошел к нам и сел рядом.
Я подготовилась к продолжению нашего словесного сражения и, вздернув подбородок, начала:
— Птенец не такой уж…
— Что ты знаешь о Мэзаве? — перебил меня мэнчи.
— Страна, управляемая Великими матерями, страна без рабства,— ответила я, вспоминая учебу в доме ведуна и лекции Кирила. — Имеет выход к морю, говорят в ней на том же языке, что и в Ниэраде. В Мэзаву мечтают попасть многие дикарки, и некоторые женщ… то есть мэзы и декоративки пытаются сбежать туда.
— Таким, как ты, там и впрямь живется вольготнее. Ты жесткая и решительная, прирожденная мэзавка.
— Мэзавка-мерзавка? — уточнила я со смешком.
— Мерзавка… — повторил Треден, помрачнев. — Не знаю, Ирина, не знаю…
— То есть ты не уверен, мерзавка я или нет? Ну спасибо! — фыркнула я, впрочем, не обидевшись.
— Да брось ты это все! — фыркнул и Треден. — Я с тобой серьезный разговор веду. Много лет назад меня купил на ярмарке в третьем ов-вене отца Чау ни-ов из двенадцатого ов-вена отца Хауна. Звали его Слего. Я и сейчас не могу сказать, чем этот Слего занимался. Молодой, совсем мальчишка, он отличался от ни-ов, которых мне раньше доводилось видеть. Чудак он был, даже придурочный. Но богатый. Я таскал его вещи, сопровождал в переходах, пока мы не добрались до двенадцатого ов-вена. Слего отвел меня к распорядителю, где меня зарегистрировали и переклеймили, и привел в лес. В выбранном месте мне быренько поставили времянку, принесли кое-какой скарб и вещи. Слего велел, чтобы я жил в этом домике и примечал, когда слышно богов. Иногда он приходил, выпрашивал про богов и про всякое другое, угощения приносил, одежду – по выпивку ни раза не принес, и строго запретил напиваться в деревне! Он обещал, что вот так в лесу я проживу недолго, до зимы, а потом он заберет меня в город… Ох, знала бы ты, Ирина, каково южанину оказаться на севере, поселиться в лесу, где побалакать можно только с деревьями да зверями! Я жутко скучал по дому и всего боялся. Мало того, что холодно, так еще и темно, одни ели вокруг, и боги та-а-а-к страшно сердятся…
— А Боги, они…
— Тс-с-с! Слушай и не перебивай! Слего говорил, я во времянке проживу до наступления холодов, но когда выпал первый снег, он не пришел, а я сам ни в жисть не осмелился бы сунуться в город, тем более пограничный! Мэзавцы ж всегда жару давали, когда случались стычки, в лесу же было спокойнее, всегда можно было схорониться. Я речку приметил, рыбачил, стал учиться охоте, скорешился с местными. Первую зиму я прожил, весной стало легче, а к лету так и вовсе раздолье настало. Я привык к новой жизни и перестал ждать Слего, у меня новые заботы появились. А он возьми да появись! Да не один, а с мэзой, к тому же беременной. Я как увидал их, так и сомлел. Она была младше тебя, худая, а пузо такое, что на нос лезет, и Слего белый весь, еще придурочнее, чем был. Ввалились ко мне и просят: помоги…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
