Мы прошли совсем немного, когда Зен, остановившись, промолвил:
— Гуи.
Треден тотчас задрал голову.
— Не вижу…
— И не увидишь. Он слева летает, не над нами, и выглядывает. Я надеялся, успеем найти укрытие до того, как он подлетит ближе, но прятаться надо сейчас. Прямо сейчас.
— А успеем?
— Должны.
Мэнчи, переглянувшись, быстро потащили Млада к первой же пушистой елке, а я, задрав голову, стала вглядываться в гаснущее небо. Ничего я в нем, конечно, не увидела.
— Ирина! — окликнул меня Зен, и я пошла за ними.
Первый раз, когда я увидела дикого гуи, он появился внезапно, и напал тоже внезапно, так что мы успели только упасть на землю да закрыть уши руками. Но сейчас у нас есть время, я надеюсь…
Для начала мы спрятали Млада. Выбрав ель с густой юбкой, мы затащили под нее волка и прикопали почти полностью под снегом. Следующей прятали меня. Выбрав еще одну подходящую ель, Зен велел сесть, прижаться к стволу, закрыть уши руками и не двигаться. Меня так же, как и Млада, погребли под снежным слоем.
Через это не самое надежное препятствие я услышала вибрирующий от стресса голос Тредена:
— Не бойся, мы тебя отлично прикопали, не заметит…
— Не лги ей, — возразил ему Зен. — У нас два варианта, Ирина. Если гуи с всадником, то всех нас найдут и вытащат. Ори, что ты женщина, это тебя спасет. Если же гуи один и охотится, то схватит первого, кого заметит, и этим удовольствуется. Когда начнет орать, закрой уши.
«Спасибо за правду», — мысленно ответила я.
Мэнчи ушли, чтобы спрятаться самим, а мне оставалось только ждать. Я сидела, дрожа от холода, пробирающего до самого нутра, шевелила пальцами на ногах, которые совсем перестала чувствовать, и понимала, что если останусь живой после сегодняшнего, то мне грозит воспаление легких и прочие последствия переохлаждения.
«Из огня да в полымя», — подумала я и усмехнулась. Лучше уж огонь, чем такой холод… Минуты текли ме-е-едленно, и мне даже стало казаться, что не существует никакого гуи, что Зен напутал.
Резкий крик разорвал воздух, а потом нечто грузное опустилось в местечке около моей ели. Я крепче прижала руки к голове, закрывая уши, и зажмурилась… Треск. Сломанные ветки посыпались на меня дождем. Гуи захватил снег, зацепив меня за ногу, и рванул к себе прямо через кучу веток и снега. С полным ртом снега, парализованная от ужаса, я почувствовала, как мое тело оторвалось от земли, причем вверх ногами. Гуи поднялся резко, рывком, с одного взмаха крыльями, и этот рывок сделал мне больно – я испугалась, как бы не оторвалась моя нога... Ощущения смешались. Боль, со всех сторон дует, дышится, как придется. Я пыталась набрать воздуха и внятно прокричать, что я женщина, хотя и не успела разглядеть, один гуи или с всадником. Но на всякий случай можно и крикнуть, так ведь?
Гуи разжал лапу, и я полетела вниз.
«Не худшая смерть», — подумала я, стараясь найти хоть что-то положительное во всем этом.
Падала я недолго. Гуи отпустил меня, чтобы схватить удобнее. Поймав меня
лапой поперек туловища, «птичка» продолжила полет. Оказавшись в более-менее подходящем для полета положении, я опустила ладони на лапу гуи и, набрав воздуха, крикнула, что я женщина.
Я особо ни на что не рассчитывала, но получила ответ.
— Вижу! — донеслось сверху.
Всадник! Я спасена! Меня точно не сбросят с высоты и не съедят!
От радости я открыла глаза. Зря: ледяной воздух нещадно «ударил» в них, вызывая слезотечение, и ничего, кроме серости и смазанности, я не смогла разглядеть. Смирившись с тем, что насладиться первым в моей жизни столь экзотическим полетом не получится, я попробовала расслабиться, чтобы уменьшить неприятные ощущения. Это ничем не помогло. Было холодно, невероятно холодно, в ушах свистело, на живот давило, ноги бестолково висли в воздухе.
Я потерпела минуть пять-семь, и когда давление в животе стало совсем нещадным, и мне показалось, что от очередного рывка (гуи летел весьма неровно, ловя потоки воздуха) у меня через рот вылезут внутренние органы, предупредила всадника:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Сейчас умру!
Всадник явно меня не расслышал: свист воздуха «съел» мой приглушенный крик. Тогда, лучше подготовившись, я крикнула снова:
— Сдохну ведь!
На этот раз меня услышали.
— Поняла!
«Всадник – женщина!» У меня резко прибавилось причин для радости, так что я даже на целый миг перестала тревожиться насчет своих внутренних органов. Гуи пошел на снижение, повинуясь всаднице. Увы, это было не так быстро, как мне бы хотелось. Пернатый мог молниеносно опуститься, только если бы пошел на пикирование, а этот маневр бы меня просто убил, и всадница понимала это. К моменту, когда большая птичка опустилась, я уже несколько раз побывала в обмороке, коим тело мое, не выдерживающее таких перегрузок, сообщало: пора заканчивать с экстримом.
— Сейчас слезу, жди!
Я ответила страдальческим стоном. Наконец, давление с тела пропало, и я стекла жижей в руки похитительницы… спасительницы… или, учитывая полет, мучительницы?
— Все-все, дыши, — сказала она прерывистым хриплым голосом.
Органы чувств мне гнусно изменили: я не ощущала ничего, кроме иллюзии продолжающегося полета. Я попробовала хотя бы как-то встать, подобраться, но не смогла. Только пробулькала то, о чем уже говорила:
— Сей…час ум…ру…
— Умирай, — разрешила всадница весело, — Вандерия пробудит тебя из мертвых.
«В мире Циты нет покоя даже после смерти», — подумала я и сдалась.
Воскрешать меня не пришлось, я сама вернулась из мира мертвых… то есть из мира обморочных. Меня уложили на кровати, раздели до штанов и рубашки и осторожно промокали лицо теплым влажным полотном – собственно, от этих прикосновений и я очнулась.
Открыв глаза, я увидела лицо женщины лет шестидесяти. Заметив, что я пришла в себя, она убрала руку с полотном от моего лица и, мягко улыбнувшись, проговорила:
— Все хорошо, ты в Мэзаве.
Пользуясь тем, что женщина склонилась ко мне близко, я ее хорошо рассмотрела. Лицо длинное, щеки впалые, подбородок сильно выдается, губы – ниточкой, нос – крючком. Волосы спрятаны под платком нежно-персикового цвета, красиво завязанным на голове. Определенно, не красавица, зато какой типаж! Да и глаза несомненно хороши – голубые, как небо в ясный день, миндалевидной формы, умные и молодые, с искрящимся любопытством.
— Какие глаза, — промолвила женщина, также рассматривая меня.
Я улыбнулась тому, что мы обе подметили друг в друге именно глаза. Зрение у меня ужасное, но сами по себе мои близорукие очи – самая яркая черта внешности. От бабушки я унаследовала светло-серый цвет глаз, очерченный по краю радужки темным. Кто-то называл такой цвет глаз жутким, рыбьим, как у зомби, кто-то, наоборот, восхищался. Даже здесь, на ярмарке в Ниэраде, продавец отметил цвет моих глаз. Не потому ли, кстати, я так нервировала Шариана?
— Я Вандерия, смотрительница крепости Утхад, — представилась голубоглазая. — Здесь ты в безопасности. Все плохое закончилось.
Уголок моего рта дернулся. Все плохое кончилось? Ну-ну. Для меня кошмар кончится, только когда я окажусь в родном цивилизованном мире! Я собралась представиться, но Вандерия покачала головой и прижала палец к своему рту.
— Не надо говорить! Отдыхай. Ты, наверное, сорвала голос во время полета.
— Нет, все в порядке, — проскрежетала я, опровергая свои же слова. Прочистив горло, я сказала: — Я рада оказаться в Мэзаве. Сюда и лежал мой путь.
— Любая женщина стремится в Мэзаву.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Меня зовут Ирина. Мы с подругой хотели попасть сюда через земли двенадцатого ов-вена, но нас поймали и сделали… — мне пришлось остановить свой рассказ, так как голос снова охрип. Я закашлялась.
Вандерия отошла к столу. Прищурившись, я разглядела, что она одета в платье длиной до икр приглушенного голубого цвета с узкими длинными рукавами, и обута в сапоги из светло-коричневой кожи. Из аксессуаров только примеченный мной уже красиво повязанный платок на голове. Что же касается обстановки, то я успела рассмотреть только, что в помещении светло и просторно. Разглядеть мебель и мелочи я могла бы только, если бы подошла ближе.
