— Терпи. Молча, — медленно отчеканил Зен, и приложил палец к губам. Развернувшись, он продолжил протаптывать для нас дорожку. Я шмыгнула носом, поправила сумку, и выронила лыжу.
Треден, шедший позади, поднял ее. Отдавая лыжу, уточнил:
— Животом маешься? Я тоже. Видать, скверно мы вчера накашеварили.
— Значит, тебе тоже плохо?
— Боюсь обдристаться, — простодушно ответил бородач.
— Я тоже, — призналась я. — Вот будет потеха, если мэзавцы найдут нас по таким следам!
Мы с Треденом одновременно ужаснулись такому пессимистически-унизительному прогнозу и потерли животы, тогда как Зен продолжал энергично и бодро идти вперед на пару с Младом.
— Зен ел то же, что и мы, но ему хоть бы хны, — сказала я. — Шурует по снегу, как заведенный, даже дыхание не сбилось.
— У него всегда был крепкий желудок. Он даже камни переварит, — усмехнулся Треден.
— Не мужик, а терминатор, — с завистью проговорила я.
— Чего встали? — подал голос «терминатор», и мы двинулись за ним.
Если бы Зен шел один, или бы его сопровождал только Млад, они бы прошли куда больше. Но желтоглазый был не один, и ему приходилось учитывать немолодой возраст Тредена, мою хилость, а также наше общее недомогание. Так что, пройдя наиболее опасный участок, и спустившись к лесу, мы сделали привал.
Треден сразу отбежал подальше. Я же оставила сумку с гуи на снегу и стала ломать веточки ели, чтобы наложить их в сумку, а Зен тем временем копошился в сумке Тредена, доставая еду. Нашлись только сухари да сало; мед и масло мы пока не трогали, берегли для сбиты.
Я нарвала веточек, сунула в сумку птенцу. Бессовестная малявка больно цапнула меня за руку и заверещала, требуя еды.
— Тихо ты, — проговорила я, быстренько доставая кусок мяса и нож, чтобы разрезать его на более мелкие кусочки. — А то кормить не буду.
Пока я резала мясо, птенец продолжал верещать. Зен встал, наклонился над птенцом и, подняв его безо всякого почтения и осторожности, схватил за клюв. Затем, пока обескураженный птенец пялился на него, перевязал его клюв лоскутом.
— Ты-т-ты чего делаешь? — возмутилась я и, отшвырнув мясо, попыталась забрать бедного птенчика. Зен вытянул руку и, удерживая меня, сказал ровно:
— Отойди.
— Отдай мне птенца!
Я навалилась на Зена и снова попыталась вырвать свое пернатое сокровище из его рук. Вторая попытка тоже оказалась неудачной.
— Я предупреждал, что птенец будет шуметь. Я предлагал оставить его. Ты меня не послушала. А я больше не буду слушать тебя. Гуи останется у меня, и обращаться с ним и кормить его я буду тогда, когда сочту нужным.
— Но он мой!
Сунув шокированного птенца себе под мышку, Зен отчеканил:
— Не нравится моя компания и мои решения – уходи. Но если хочешь идти с нами и под моей защитой, то будешь слушаться. Поняла, Ирина?
О, как мне хотелось высказать рвущиеся возражения… но я проглотила их и смолчала. «Зен сильнее, он знает, как лучше, не надо ему возражать», — убеждал меня инстинкт самосохранения, и я к нему прислушалась. Так и быть, пока желтоглазый главный. Но это временно!
— Поняла, — скрипнув зубами, выговорила я.
— Садись и ешь, — велел мистер главный. — На отдых мало времени. Надо будет еще до сумерек найти место для ночевки. Неизвестно, сколько нам придется пройти.
Я отошла от Зена и стала искать мясо и нож, которые выронила. Нож нашелся сразу, а вот мясо… мясо сожрал Млад, который подкрался к нам, когда мы выясняли отношения. Следы на снегу и его довольная морда говорили сами за себя.
— Млад сожрал мясо! Что теперь будет есть птенчик?
— Ничего, — ответил Зен, опуская птенца прямо на снег. Тот сразу неловко побрел ко мне, к «доброй мамочке». — Лоскут не снимай. Его клюв должен быть закрыт.
Я промолчала, села прямо на снег и, позволив птенцу влезть себе на колени, стала грызть сухарики. Гуи смотрел на меня темными глазками, царапал коготками и беззвучно молил: «Мама, освободи мой клювик и дай мне поесть». Я продолжала грызть сухарики и прикусывать салом, не делясь, хотя мое девичье сердце обливалось кровью при мысли, что малыш голоден и обижен. Я не могу отдать ему те крохи еды, что у нас остались. Он и так питался лучше, чем я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Пришел Треден и сразу засек, что между нами что-то случилось.
— Чего, сцепились опять? — упрекнул он; в его голосе страх прозвучал отчетливее, чем, собственно, упрек.
— Все нормально. Млад съел мясо гуи, — ответила я.
— Ну и правильно, ему нужнее, — мигом расслабился мэнчи, и, поглядев на отдыхающего рядом волка, сказал ему: — Молодец, морда. Я, кстати, места узнал. Правильно идем. Будем держаться леса и не высовываться, эдак и дойдем до Злого моря, а оттуда переберемся на Вольные острова.
Треден рассуждал так уверенно, потому что у него была карта Слего, которую он показал мне после рассказа о нем. На карте, к моему огромному разочарованию, не были отмечены «врата». Но даже если были отмечены, что бы я делала с этим? Я ведь до сих пор не знаю, верна ли моя догадка о том, что упомянутые загадочные «врата» и есть порталы в мой мир. К тому же неизвестно, как работают эти порталы, чем опасны, и в какие еще миры могут перенести помимо моего… А от Тредена ничего толкового не добиться: для него все странности это просто проявления воли богов.
Когда мы углубились в лес, стала заметна обеспокоенность Млада. Волк шел медленно, часто останавливался, принюхивался. То ли он людей чуял, то ли зверей… Поведение зверя нервировало всех нас. В моей голове прокручивались особо яркие детали из рассказа Тредена о том, что сделали мэзавцы со Слего, и, судя по виду Тредена, он вспоминал о том же. Когда Млад поджал хвост и попятился назад, я оледенела от страха, и примерно то же самое случилось с моими спутниками. Почуяв зверей или людей, волк просто попытается избежать встречи с ними. Но что может заставить огромного Млада поджать хвост?!
— Слышишь? — проговорил Зен, обращаясь к Тредену.
— Боги… — сипло отозвался тот.
— Надо быстро идти в другую сторону. Может, успеем скрыться.
Желтоглазый шагнул ко мне, крепко взял за руку (в этот момент я ничего не имела против), и повел за собой. Млад, вместо того чтобы бежать вперед, как обычно, жался к Зену с другой стороны, а Треден замыкал нашу маленькую процессию; было слышно, как бородач тихо молится.
«Богов» услышала и я сама. Это был не тот ровный гул, который я слышала в двенадцатом ов-вене, а нечто другое, более громкое, трескучее. Мы шли быстро, почти бежали, но очень скоро звуковая волна настигла нас. Стало ясно, что какое бы направления мы ни выбрали, нас бы это не спасло: звуковая аномалия распространилась очень широко и очень быстро.
Млад заскулил и, сунув морду в снег, стал закрывать ее лапами, Треден начал молиться истовее – я видела, как быстро шевелятся его губы. Зен, Треден и я уже давно закрыли уши и пригнулись, но все равно нам было оглушительно громко. Услышать друг друга при таких эффектах было невозможно, поэтому Зен рукой указал, что делать – прятать под ели, хоть какое-то укрытие. Зен и Треден первым делом оттащили сопротивляющегося Млада под юбку одной из елей; Треден сел, устроил голову волка у себя на коленях и сам склонился. Мы же с Зеном сунулись под другую ель, и, также присев, закрыли головы руками.
Шум оглушал и становился все тяжелее переносимым. Тело отзывалось на него, резонировало; сердце билось очень быстро, и, судя по вспышкам головной боли и молниям перед глазами, происходило что-то с сосудами и давлением. Это и близко не было похоже на головокружение и слабую головную боль, которые мы с Леной испытали, когда попали в этот мир. Я так вообще тогда перемещения не заметила… Но то, что происходит сейчас, не заметить не возможно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Давит, давит, давит со всех сторон… слишком шумно… глотать тяжело… Тело ме-е-едленно, ме-едленно выходит из строя… Но хуже всего то, что я, кажется, хочу в туалет. Не выдержав, я прыснула со смеху – какая унизительная смерть! И таков будет итог моей жизни в Ците? Обделаться под елью в компании первого врага и призрачного союзника, в то время как давит сверху непознанная аномалия?
