Зен решил, что я трясусь и дрожу от страха, и прикрыл меня своим телом.
«Если бы он знал, что у меня с кишечником, то точно бы этого не сделал», — подумала я (удивительно то, что я вообще могу соображать в такой момент!), и меня начал сотрясать еще один приступ нервного смеха.
А потом… потом все прекратилось.
Глава 3
Шум «выключился» как по щелчку. Наступившая внезапно тишина испугала не меньше, чем громкая аномалия… Осторожно убрав руки от ушей, я шепнула куда-то в тулуп Зену:
— Все? Кончилось?
Мэнчи пошевелился, слез с меня и ответил необычно утомленным голосом:
— Кажется, да.
Мы стали прислушиваться, но лес шумел теперь стандартно, как и полагается зимой. Я попробовала изменить положение, но тело, будто бы налившееся свинцом, плохо слушалось, и голову сдавливало обручем, как при мигрени. Не случись у меня кишечного расстройства, я бы сидела так, под елью, недвижимо, пока не приду в более-менее нормальное состояние. Но расстройство было, и еще какое. Я попробовала встать еще раз, и это маневр обошелся мне дорого: ноги подогнулись, и я неловко упала на Зена. Он не рассердился, понимая, что боль я ему причинила нечаянно, только посоветовал хрипло, устало:
— Не вставай, посиди спокойно.
— Не могу я спокойно… мне надо срочно отойти по нужде…
Невозможно описать, как на меня посмотрел Зен. Белки его глаз, кстати, стали красными от множества лопнувших капилляров, да и под носом виднелась кровь. Я тронула свой нос тоже, и обнаружила на рукавице немного крови. Привыкшая тому, что на холоде из носа постоянно течет, постоянно шмыгающая, я даже не заметила этого маленького кровотечения.
— Сейчас? — уточнил мэнчи.
Я ничего не ответила, только посмотрела на него с тихой паникой. Зен вздохнул и, не обращая внимания на капель из носа, пополз наружу. Зная, насколько тяжело двигаться сейчас, я была благодарна ему за этот поступок, и в то же время сгорала со стыда. Не теряя времени, я стала стаскивать штаны, осознавая, что этот позорнейший момент никогда не сотрется из моей памяти…
Под елью я просидела долго. За это время мэнчи очухались, огляделись, проверили, как там Млад и гуи. Когда я, наконец, смогла вылезти, и, пряча красное лицо, подошла к спутникам, ни бородатый, ни желтоглазый не позволили себе ни единой шуточки и ни единого замечания. В этот момент я бы просто не смогла пережить насмешек – я же девочка, в конце концов…
Треден, покопавшись в сумке, вытащил и молча протянул мне баклажку с водой. Я попила ледяной воды, и, поблагодарив мэнчи, вернула ему баклажку.
— Боги смилостивились над нами, а это значит, не такие уж мы и грешники, — произнес мэнчи нарочито веселым голосом. — Хотя нам и пришлось поплакать кровавыми слезами. Что вы так поникли? Отчего не радуетесь?
Раньше слепая вера Тредена в богов и его простодушие меня раздражали, а его покорное смирение судьбе возмущало. Для меня, выросшей в другом мире, в другой среде, это было «отсталостью». Но чем больше я узнаю Тредена, тем больше им восхищаюсь. И, в порыве признательности, сказала, глядя на бородача, на чьем лице остатки «кровавых» слез еще были заметны, хотя он усердно пытался стереть их снегом:
— Мы и рады. Рады, что ты с нами. Уверена, только присутствие такого самоотверженного добряка как ты, спасло нас с Зеном.
Вопреки обыкновению Треден не смутился, а удивился.
— Серьезно, — продолжила я. — Если бы не ты, наш побег бы не удался, а если бы и удался, мы с Зеном поубивали бы друг друга по пути. Ты спасаешь нас раз за разом, и у меня лично нет сомнений, что боги тебе благоволят. Спасибо.
Бородач посмотрел на Зена, чтобы удостовериться, что не один он это услышал, затем проговорил:
— Вон оно как… Видал, Зен, как боги на людей влияют? Наша ядоплюйка заговорила по-доброму.
— Боги не при чем, — отозвался желтоглазый; в его голосе тоже проснулась веселость. — Змеи не плюются ядом просто так, когда им ничего не угрожает. Так что ничего удивительного здесь нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Думаете, мне неприятно, что вы сравниваете меня со змеей? Змеи – символ мудрости.
Мэнчи обидно рассмеялись, но я не обиделась, и сама усмехнулась, легко принимая тот факт, что мудрость – не про меня. А вот ядом я действительно плевать умею, и кусаться. Повеселившись еще немного – такая разрядка после всего пережитого сегодня была необходима – мы стерли с лиц остатки крови, определились с направлением и продолжили путь, но уже без спешки и в удобном ритме. Что бы ни случилось, надо идти дальше.
Мне по-прежнему было невероятно стыдно за то, что случилось под елкой, хотя, по сути, это просто физиология и тут стесняться нечего, да и аномалия настолько меня перепугала, что в копилку моих фобий прибавилась еще одна. Но случилось и еще кое-что важное сегодня, перебивающее стыд, страх, усталость…
Я осознала, что не Лена для меня в этом мире самый близкий человек, а те люди, что идут рядом. Они уже понимают меня, знают, когда и как со мной надо говорить, когда можно шутить, а когда нет, да и я уже успела хорошо их узнать.
Зен… опасный Зен, первая моя крупная неприятность, первый, кто меня захотел, первый, кто напугал до столбняка, поступил сегодня как джентльмен: выполз из-под ели, несмотря на сильную немощь, чтобы пощадить мою гордость. Да, есть в нем что-то темное, но при этом есть и почти рыцарские принципы. А Треден вообще золото-человек. Даже когда он перестал видеть во мне нуждающуюся в помощи декоративку и разглядел смутьянку и «ядоплюйку», не перестал заботиться, понимая, что я слабее и одна ничего не смогу.
Я шла, раздумывая о том, как бы могли сложиться наши отношения, если бы мы повстречались при других обстоятельствах.
Млад, тяжело перенесший встречу с «богами», запутался в собственных лапах и упал. Он силился идти с нами вровень, но не смог – организм дал сбой. Мы, и сами еще очень слабые, остановились и склонились над натужно и громко дышащим волком.
— Отдохни, дружище, отдохни, — ласково произнес Треден, и провел рукой по его боку, — мы не торопимся.
— Звери переносят встречи с богами хуже, чем люди? — спросила я.
— Цепенеют. Околевают. Бесятся. Когда как, — ответил Зен.
— Реакция всегда разная, значит…
— Обычно животные предугадывают появление богов и улепетывают подальше.
— Животные безгрешны, так что за им кара богов? — этот вопрос я задала Тредену, надеясь, что он забудет про правила империи, гласящие, что вопросами религии позволено озадачиваться только отцам.
— Животные – низшие существа, они тем паче тяжело переносят присутствие богов, — ответил мэнчи, с тревогой глядя на волка.
— А как гуи? — спросила я у Зена.
— С ним порядок.
Мы были вынуждены сделать остановку, чтобы подождать, когда Младу станет лучше. Треден попытался напоить волка, но тот лишь лизнул мэнчи в ладонь и снова обессилено опустил голову.
За это время я привыкла к Младу и не раз уже ночевала рядышком с ним. Как и говорил Зен, стоило мне перестать дичиться зверя и начать относиться к нему спокойнее, он тоже перестал воспринимать меня как чужачку и уже вполне сносно воспринимал мои попытки с ним подружиться. До настоящей дружбы еще далеко, но, надеюсь, я уже часть «стаи» в его глазах.
— Все обойдется, — сказала я. — Млад – как Зен, а Зен бессмертный.
Треден вздохнул. Пока мы с ним оставались возле бедняги, «бессмертный» сходил на разведку и, вернувшись, сказал:
— Надо уходить, место довольно открытое, а мы итак наследили.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А как же Млад?
Зен вытащил из сумки плащ, который мы стелили во время остановок, расстелил его на снегу и, кое-как устроив тяжеленного волка на нем, взялся за один уголок плаща, а за другой – Треден, и вместе они поволокли Млада. Теперь мы шли еще медленнее, и оставляли за собой еще более красноречивые следы. Ох, и коварное же время зима для таких переходов, особенно по вражеской территории…
