Я обучалась балету и уличным танцам. Но бросила уличные, будучи еще подростком, потому что балет всегда оставался моей мечтой. Он был всем для меня.
Я училась в Джулиярде на полной стипендии, стремилась попасть в Нью-Йорк Сити балет. Все изменилось на втором году обучения.
Точнее, две розовые линии на тесте поменяли все. И мое будущее изменило свое направление к чему-то другому.
И даже сейчас, здесь, на этом подиуме, на котором трясу своей задницей каждый вечер пятницы и субботы, знаю, что приняла верное решение. И нет, прежде чем вы спросите, я не стриптизерша. Танцовщица go-go в данном высококлассном клубе на Манхэттене.
Конечно, это не та сцена, на какой мечтала оказаться, когда росла. Но жизнь подкидывает тебе крученые мячи, и приходится справляться с ними.
И мой маленький крученый мяч зовут Джиджи. Я люблю ее больше, чем когда-нибудь могла себе представить. Она лучшее решение из когда-либо принятых мною.
Ладно, на самом деле она незапланированная.
Я принимала таблетки, но встречалась с ее отцом в течение четырех лет.
Он был моим возлюбленным с детства. Абсолютная любовь всей моей жизни. Я думала, что мы состаримся вместе.
Очевидно, из этого ничего не вышло.
Бросил меня. По телефону.
Да, на то время он был в Англии, а я здесь, в Нью-Йорке. Но слышать по телефону, что любовь всей твоей жизни изменила тебе, — не самый лучший период, через какой мне пришлось пройти. А потом через несколько месяцев выяснить, что оказалась беременна его ребенком. И услышать, как он говорит, будто не хочет иметь ничего общего ни с одним из нас. Хотя на самом деле даже не сказал мне лично. Поручил своему менеджеру, самому огромному мудиле, Марселю Дюрану, передать это и предложить отступные деньги, от которых я отказалась, конечно же. Так что да, можно сказать, тот поступок заставил меня немного разочароваться в нем.
Но я должна быть благодарна за одну вещь — за его донорство спермы, потому что это подарило мне Джиджи. И она — лучшее, что когда-либо случалось со мной.
Текущая песня «Stay» Зедда и Алессии Кара подходит к концу, и затем из динамиков вырывается «Dirrty» Кристины Агилеры. Толпа сходит с ума. И это отбрасывает меня на пятнадцать лет назад к девятилетней девочке, стоящей перед телевизором, смотрящей клип по MTV, которая пытается выучить танцевальные движения под песню. И рядом, присоединившись ко мне, стоит моя тетя Элли.
У тети Элли совершенно отсутствует чувство ритма. Отличный коп. Ужасная танцовщица.
Воспоминания вызывают у меня улыбку, пока я покачиваюсь в такт, изо всех сил стараясь выполнить танец, который помнит мое тело. Даже сейчас, после стольких лет.
Я потею. Танцуя на протяжении долгого времени. Скоро придет Ким, чтобы перенять эстафету. Мы всегда меняемся, делая интервалы от двадцати до тридцати минут.
Я готова к перерыву, так что смогу подзарядиться.
Убираю завитки волос с лица рукой. Мои длинные каштановые волосы заплетены в высокий хвост. У меня от природы прямые волосы, но от чрезмерной обработки они повреждены и без спецсредств и выпрямителей пушатся — вот откуда высокий хвост и выбившиеся пряди.
Чувствую, как рука оборачивается вокруг моей лодыжки, хватаясь за нее. Подобное не редкость для людей, особенно для мужчин, пытающихся стать немного дружелюбней. Они считают, раз я здесь танцую, то имеют право трогать меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я смотрю вниз, вижу костюм и голову с блондинистыми волосами, уложенными в этот только-что-из-постели стиль. Хотя мы все знаем, что он потратил на нее часы, доводя до совершенства.
Встречаю его взгляд. В блеске глаз явный признак чрезмерного употребления алкоголя. Ну, это и бутылка пива, которую он держит в руке, запрещено на танцполе.
Я поднимаю взор вверх, сканирую территорию в поисках службы безопасности, чтобы предупредить, только не нахожу ни одного из них. Устремляю взгляд на бар, но он заполнен клиентами. Не могу поймать никого из барменов и установить с ним зрительный контакт.
Мать твою. Похоже, мне придется разобраться с ситуацией самой.
Сохраняя доброжелательное выражение лица, я приседаю на корточки, оказавшись на уровне глаз с распускающим руки пьяницей. На самом деле, с близкого расстояния он ничего так. Тем не менее это все еще не дает ему права трогать меня.
Стучу по его руке.
— Никаких прикосновений, — любезно говорю.
— О, прости. — Он убирает руку с моей лодыжки.
Видите? Разве это не было легко? Охрана и вовсе не понадобилась.
— Без проблем. — Улыбаюсь.
Почувствовав великодушие к парню, спрашиваю его:
— Тебе что-то нужно?
Он возвращает мне улыбку — ну, скорее, это похоже на ухмылку, — а потом говорит:
— Да. Ты, голая в моей постели, детка.
Фу-у-у. И мое хорошее отношение к нему испаряется.
Сопротивляюсь желанию закатить глаза.
Если бы мне давали по доллару каждый раз, когда я слышала такую фразу или близкую к ней, то прямо сейчас лежала на шезлонге на заднем дворе своего особняка в Беверли-Хиллз, загорая целый день напролет у бассейна олимпийского размера с двойником Джейсона Момоа, массажирующем мои ноги между подачей маргариты и обслуживанием меня, подмигивая.
— Да ну, этого не случится, приятель, — смеюсь я.
Собираюсь подняться, но он хватает меня за запястье, удерживая на месте. У него крепкая хватка, и хотя я окружена сотнями людей, все еще чувствую мгновенную искру паники, но пытаюсь справиться с ней.
Одна хорошая вещь, которую сделал бывший, помимо того, что подарил мне Джиджи, — научил меня защищаться. Положительная сторона, когда встречаешься четыре года с боксером.
Я смотрю парню прямо в глаза.
— Отпусти мою руку.
— О, детка, не нужно быть такой. Я лишь стараюсь быть дружелюбным. — Он сжимает пальцы вокруг моего запястья.
— Я думаю, тебе нужно вернуться в школу и узнать значение этого слова. Последнее предупреждение для тебя. Следующее не будет таким приятным.
— На твоем месте я бы послушал ее.
Распускающий руки засранец отпускает мое запястье и поворачивается лицом к голосу, который только что вызвал озноб по моей спине. И нехорошую разновидность озноба.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мой взгляд прорезает пространство над головой распускающего руки придурка, и впервые за пять лет я смотрю прямо в глаза Зевсу Кинкейду.
Лживому ублюдку и бессердечному сукину сыну, бросившему меня и своего нерожденного ребенка.
